Никогда не снимай свою маску (джен)

К вечеру одного из теплых Фраукторских дней начало ощутимо холодать. Мало было этого, так и некогда богатые на разнообразие земли Мира Двенадцати теперь напоминают огромный самодельный плот из криво соединенных бревен, нежели планету. Вода. Лес. И снова вода. Если перспектива стать утопленником не греет вашу душу, то можете повеситься на очередном ближайшем дереве, вот такое многообразие ландшафта, прямо отличный аттракцион для внутренней Трулльей Ярмарки.

Эймерик никогда не был на настоящей Трулльей Ярмарке, и не то чтобы ему когда-то сильно хотелось, но сейчас он готов думать о любой ерунде, которая придет ему в голову, лишь бы отвлечься от мыслей, которые навязчиво крутились в его мозгу, не давая уснуть. Сложно. Он знал, что Сильвейн ранняя пташка и отправится спать сразу же после того, как они обустроят место для ночлега, и поэтому уже был готов провести бессонную ночь в обнимку с деревом, залипая на бескрайние просторы моря, океана? Этого уже он знать не мог. Карта, взятая из архивов Храма Маскарайдеров, устарела лет на десять, а то и больше, и большая часть территорий уже была похоронена под толщей воды. Наверное, быть картографом в этом безумном и быстро меняющемся мире работа неблагодарная и бессмысленная.

Неизвестно, сколько бы еще расстояния прошел погруженный в мысли Эймерик, если бы сзади не прозвучал намеренный зевок, ставший сигналом, что пора сделать остановку.

* * *

Добравшись до подходящего места, он снял маску, и лицо юноши обдало не по-летнему прохладным ветром, чему он был не против, даже наоборот. По правде говоря, он впервые в жизни сталкивался с по-настоящему теплым летом, и, мягко говоря, ему было некомфортно. Всё-же в холоде ему думается лучше. А ему было о чём подумать.

— Ай-ай, что это за разврат? Прикройся, бесстыдник, а то ненароком напугаешь неподготовленный люд своей физиономией, — издевательски протараторила Сильвейн, плюхаясь на землю рядом с деревом, на ветке которого, сидел Эймерик. Судя по ее растрепанным волосам (ещё более, чем обычно) и усталому выражению лица — она только недавно вылезла из постели. Вопрос, почему же она до сих пор не спит, он решил не озвучивать. Вряд ли это его дело, а если и захочет, то в любом случае расскажет сама. Долго хранить в себе недовольства, по его наблюдениям, она не умела, а может и не хотела уметь.

На самом деле они оба понимали, что никогда не смогут поговорить по душам, а уж тем более открыться друг другу в полной мере. Может с первого взгляда и казалось, что Сильвейн взбалмошная, громкая и, чего таить, придурковатая, но тяжелый взгляд и аура, исходящая от нее, говорили совсем обратное. Этим двоим не нужны были громкие слова и душевные разговоры за чашкой чая, чтобы понять состояние друг друга. Они были настолько разными, насколько и одинаковыми одновременно, что создало между ними какую-то глубокую связь, объяснения которой Эймерик найти так и не смог.

В последнее время Эймерик осознал, что ему нравиться думать о Сильвейн. Осознал он это с неким удивлением, а позже и с долей паники. Ему еще и этого не хватало на свою голову. Сталкиваться с проблемами первой влюбленности в своем положении ему явно не хотелось, да и в любом другом тоже. Эймерик даже подумывал послать на все четыре стороны особо прилипчивую спутницу, но потом задумался, как она будет выживать, куда она пойдет без карты, и,вообще, в этих местах находится много пиратов и других маргинальных личностей, вон те же Риктусы, которые усилили свое влияние после финального потопа Огреста… Да кого он обманывает. Он попросту не хотел отпускать её. Не хотел. Эгоистично. И тогда он осознал, что находится в полной жопе.

Тогда почему ему с ней сейчас так спокойно?

Недавно он понял, что ему нравится разглядывать ее. Как она заправляет непослушные волосы за ухо (впрочем, безрезультатно), как она сосредоточенно, хмуря брови, думает о своем, как она бурно и с восторгом реагирует на этот Мир, даже если от величайшего Мира Двенадцати остались по большей части руины. Он любил, то, как она прикасается к нему: требовательно и одновременно неловко, будто бы пытаясь уважать его личное пространство настолько насколько это возможно. Но больше всего он любил то, как она улыбается. Без усмешки, без нахмуренных бровей и высунутого языка. Искренне. Жаль, что эта улыбка нечасто появляется на её лице, и он дал себе слово заставлять ее улыбаться через день. Хотя бы в недалеком будущем, когда он разберется со своими «проблемками». Ему нравилось мысленно растворяться в ней, и, возможно именно поэтому он все еще не сошел с ума от давления и посторонних голосов, которые лезут в его разум.

Выкуси, Докфа.

— Что естественно, то не безобразно, — монотонно ответил Эймерик, смотря Сильвейн прямо в ее пустые глаза. На самом деле порой сложно было понять куда она смотрит или ее выражение лица из-за данной особенности, но, признаться честно, это в какой-то степени даже завораживало.

Тихо хмыкнув, Сильвейн, судя по всему, посчитав отбивку удовлетворительной отвернулась в сторону моря. В такие моменты с нее будто слетала вся подростковая спесь, и на короткие мгновения было заметно, что жизнь оказала на нее куда большее влияние, чем она хотела бы показывать окружающим. В этом они с Эймериком были похожи.

Тишину вечера нарушал только шелест листьев и крики альбатроксов вдалеке.

— Бр, ну и холодина тут, — потягиваясь, пожаловалась Сильвейн, — а ты скоро спать пойдешь, или царским особам нужно особое приглашение?

— Царская особа на то и царская, чтобы делать все как ей вздумается, или я неправ? — отозвался Эймерик, даже не потрудившись повернуться для ответа, зная что Сильвейн это бесит. Однако, позже любопытство взяло верх, и он обернулся, чтобы увидеть, как она показывает ему язык. Мило.

По правде говоря, ему нравилась эта маленькая игра между ними. Словесные перепалки и взаимные подколки давно стали их особым методом общения, к которому они оба привыкли и, похоже, не собирались его менять. Но оно приносило и свои плюсы, такие как прощупывание болевых точек собеседника, а также давало понимание на какие темы лучше не заводить разговор. По крайней мере на данный момент.

— Тогда не мешаю его Высочеству получать королевские синяки под глазами, а я, пожалуй, вздремну, — пробубнила Сильвейн, подавляя подступающий зевок, — но, если завтра ты снова будешь выглядеть хуже гуля мне придется принять соответствующие меры. Несмотря на предупреждающие нотки в тоне, она произнесла это с легкой улыбкой, и сердце Эймерика снова пропустило удар.

А это была всего лишь одна гребаная улыбка.

Чёрт. Эта девчонка могла бы крутить им как хочет, но слава Садида она этого не делает, да и, судя по всему, даже не догадывается об этом преимуществе. В такие моменты Эймерик чувствовал себя последним подкаблучником и это не самое приятное чувство, но ничего поделать он с собой не мог.

Не зная, чем ответить на данное заявление, Эймерик не придумал ничего лучше, чем демонстративно отвернуться от своего "объекта обажания". "Очень по-взрослому," — хмыкнул про себя юноша. Сильвейн, судя по всему, подумавшая о том же самом, сделала жест, означающий что-то вроде " ну и Шушу с тобой". Как приятно, когда у обеих сторон полное взаимопонимание.

Дождавшись момента, когда Сильвейн вернется в Жилую сумку, Эймерик, резко откинулся назад и шумно выдохнул. Идиот? Да кто же спорит то? Он прекрасно понимал, что она о нем заботится, хоть и не показывает виду, и тем не менее прекрасно понимал откуда растут корни ее волнения — видок в последнее время у него так себе. Огромные синяки под глазами, выпирающие скулы при общей визуальной худобе и нездоровый цвет лица мало кому покажутся привлекательными, если, конечно, вы не фанат знаменитых метал-групп из Бракмара. Даже хорошо, что он ходит в маске большую часть времени.

Он не хотел ловить жалостливые и понимающие взгляды. Тем более от Неё.

Вот только проблема в том, что он не мог. Физически не мог спать, если не считать кратковременные сны, которые всегда оканчивались кошмарами. Стоило ему хоть на минуту прикрыть глаза, как тут же всплывали картины окровавленных выпотрошенных тел. Эймерик, который не мог сдвинуться с места, с ужасом наблюдал, как те, кого убил он, тянули к нему руки, в которых уже копошились опарыши, с аппетитом поедавшие разлагающуюся плоть. Но стоило мертвецам только приблизиться, как они тут же сгорали с душераздирающими криками, от которых кровь стыла в жилах. При этом в воздухе витал отчетливый запах горелой плоти.

Юноша не знал был ли на самом деле этот запах или это отголоски его больного разума.

Иногда ему снились мертвые жители его деревни. Кровавые тела, распластанные по земле, застывшие в неестественных позах с выражением ужаса в стеклянных глазах. Тела отца, матери, его знакомых, Адэн… Эймерик ни на секунду не сомневался, что такие бонусы ему подкидывает Докфа, как бы намекая на возможное будущее. И Эймерик лучше сдохнет, нежели перестанет бороться, и, если, по какой-то причине, он перестанет сопротивляться, то он самолично наложит на себя руки.

Несмотря на такое решение Эймерик все еще пытался мыслить позитивно и верить в хороший исход. Юноша надеялся, что каждый сам творец своей судьбы и сдаваться так быстро он не собирался, и вертел он эти ваши пророчества на кончике носа своей маски. Пусть он будет хоть бездуховным чурбаном в глазах надменных шаманов, но уж лучше так, чем сложить лапки и ждать неизбежного. А он ненавидел бездействовать.

Эймерик невольно поёжился от очередного порыва ветра. Сегодня вечером и впрямь было холоднее, чем обычно. Несмотря на это, юноша лишь сильнее укутался в теплую жилетку, и забрался еще верх по дереву, найдя более устойчивое место. Обзор на этой высоте был более подходящий для созерцания. Ближе к ночи ветер только усилился. Море стремительно почернело, как будто все население кляксеров решило совершить суицид путем утопления, а волны, тем временем, шумно бились о берег и пеной оседали на прибрежные скалы. Эймерик же мог часами наблюдать за бескрайними водными просторами Мира Двенадцати, словно завороженный, а Сильвейн тем временем чуть ли не порывалась потыкать в него палкой, боясь подходить ближе. В эти моменты уединения маскарайдер чувствовал себя в своей стихии. Море успокаивало. Ненадолго, но успокаивало.А ещё... напоминало о доме.

Усмиряя свою внутреннюю лавру, которая грызла его изнутри с той самой минуты, как он сбежал, Эймерик откинул голову назад и прикрыл глаза.

Пускай.

Пока в его собственном мире оставалось то, ради чего стоило жить — он будет бороться не смотря ни на что.

Даже если одна из этих причин — море, постепенно разрушающее его Мир.