Черный пол (джен)

Dort im Keller war sein Schlachtraum

Da hat er ihre Haut gegerbt

Niemand hörte ihre Schreie

Der Boden schwarz vom Blut gefärbt.

Eisregen "Schlachtraum".⁽¹⁾

— Джош, еще по одной?

Я оглядываю собеседника. Это Боб, он — простой фермер. С красным носом, слишком тесным для его шеи воротником, над которым нависает откормленная ряха. Когда Боб предлагает пропустить с ним по стаканчику, грех отказаться.

— Валяй, — пожимаю плечами я. Главное, не увлечься — я хреновый конкурент Бобу.

Бармен наливает нам еще, тут же к стойке подтягиваются Стивенсон, школьный учитель, Ларсон, вечно злобный тощий страховой агент, и коротышка Эл. Коротышка Эл — кто-то вроде местного дурачка; вечно несет всякую чушь, но иногда среди этой самой чуши попадается такая правда, что не в бровь, а в самый зрачок. В нашем городишке толком пойти некуда, поэтому такие, как идиот Эл и хлыщ Ларсон, вынуждены пить за одной стойкой. И это чертовски смешно.

— Ничего нового про Бернда? — Боб пытается говорить тише, но его свистящий шепот привлекает только больше внимания.

— Понятия не имею, — кривлюсь я и поспешно проглатываю вонючую обжигающую жидкость, которую по непонятно какому недоразумению назвали виски.

Эл, Стивенсон и Ларсон подбираются ближе, точно стервятники. Конечно, им нужны подробности того, что суд решил по делу Бернда.

— Ну, значицца, это... — Боб громко прочищает горло, машет бармену, чтобы он налил еще, и заводит свою шарманку.

Я вежливо киваю — здесь иначе нельзя. Вообще-то эту историю я слышу — как бы не ошибиться? — раз в сотый, не меньше. Впрочем, со счета я сбился после второго десятка. Пока бедолагу Бернда держали копы, Боб уже раззвонил всей округе, что, как и где произошло. Конечно, теперь все обросло таким количеством подробностей, что не разберешь, где правда, а где — ложь. Если, конечно, не знаешь наверняка.

* * *

Алекс Вуд шел из бара домой. Он был порядочно навеселе, но ему было наплевать. Пятничный вечер начался просто великолепно: впереди был уик-энд, жена ушла от него месяц назад, так что дома точно никто не устроил бы ему выволочку. Он шел и думал о том, что, должно быть, неплохо бы найти какую-нибудь девицу на одну ночь. Или, на худой конец, выпить еще. Когда перед ним будто бы ниоткуда материализовался Мартин Бернд, он совсем не удивился и не испугался.

О Бернде ходили самые разные слухи, но ничего криминального. Например, то, что он никогда не был женат — ну так и что? То, что он любил выпить — или, наоборот, не любил? В общем и целом Бернд был славным малым: работал руками, а руки у него были золотые. Поговаривали, что он мог все: и машину на колеса поставить, и роды у свиньи принять. Но лучше всего он выделывал кожу. Золотой человек, сущая находка. Теперь этот золотой человек, тоже изрядно принявший на грудь, шел навстречу Вуду и добродушно размахивал руками, зазывая к себе — приманкой на сей раз был отменный джин.

Джин и правда был чертовски хорош. Они болтали ни о чем, пили, слушали джаз — и Вуд не понял, как все произошло. Сначала перед его глазами закружились кактусы Бернда — а их на его широком подоконнике была целая плантация, — а потом он пришел в себя в душном помещении. Судя по характерному запаху, это был подвал. Впрочем, к подвальному духу примешивалось еще кое-что.

* * *

— Сколько пропало-то?! — вещает в очередной раз изрядно накидавшийся Боб. — Стоун, Доннован, Бернс, Салливан, Вуд...

Боб икает и обводит всех многозначительным взглядом. Остальные внемлют. Их трепет передается и мне, и я, вопреки данному себе же зароку, вслушиваюсь — а ну как старина Боб скажет что-то новенькое?

— Не зря копы нашли у него кошелек! С татуировкой! Помните беднягу Уинстона?

Все кивают, точно болванчики. В прошлый раз Боб рассказывал про перчатки из человеческой кожи, аккурат с наколкой Уинстона Уэлша. Что ж, теперь это был кошелек — интересно, нашлось бы у бедняги Уинстона столько татуировок?

Нет.

* * *

Вуд осмотрелся, насколько позволяла густая вязкая темнота. Руки его были плотно привязаны к какой-то деревянной опоре. Пол под ногами казался черным, и Вуд погнал прочь непрошеные ассоциации. Откуда-то со стороны раздался едва слышный стон, и Вуд почувствовал, как по спине стекает противная холодная капля.

— Замечательно! — прямо перед ним опять будто бы ниоткуда возникло испещренное морщинами лицо Бернда. — Ты пришел в себя вовремя.

Вуд почувствовал, как от тона Бернда холодеют ладони и ступни. Он узнал запах, примешивавшийся к характерной подвальной затхлости. Пусть он был административным работником, обычной канцелярской крысой, но он точно знал, как пахнет кровь.

— Отпустите меня... — вышло жалостливо и пискляво. — Пожа... пожалуйста... — теперь еще хуже.

Вуд проклинал себя, свою тягу к алкоголю, собственную нерешительность. Кто же мог знать? Бернд всегда был таким добрым, таким вежливым, всегда готовым прийти на помощь... Может, это какая-то ошибка?

Бернд засмеялся, обнажив желтоватые редкие зубы — это было заметно даже при таком скудном свете. А потом он достал нож.

* * *

Вся компания: и Стивенсон, и Ларсон, и, конечно, Боб — уже изрядно пьяна. Я подозрительно кошусь на них одним глазом, ощущая какую-то нервозность: право слово, завтра они превратят Бернда из маньяка, пусть и с тонким художественным вкусом, в потустороннюю силу, нечисть! Нет пределов человеческой фантазии!

Эл щурится — он не пьет. Только внимательно слушает словоизлияния Боба и кивает или недовольно цыкает. Эл из тех, кто умеет зрить в корень — и многим это не по душе. Да что греха таить — мне тоже не по душе. Теперь он буравит меня своими глазенками и погано ухмыляется. Потом выражение торжества на его дебильном лице сменяется испугом и растерянностью:

— Где Бернд? Где Бернд? Его так давно нет...

Остальные переглядываются. Хлыщ Ларсон посмеивается в кулак. Конечно, над идиотом каждый ржать горазд. Я впериваюсь в пустую рюмку из-под виски.

— Он в тюрьме, — выдыхает Боб и начинает свои байки с самого начала. Теперь вовсе даже не на кошелек — на абажур — пошел бедняга Джейсон Салливан.

* * *

Время застыло. Вуд осознавал одно: боль не просто затопила его, оглушила, ослепила, лишила самого себя — он стал ею. Отныне боль была его вторым именем, второй — или первой? — сущностью. Слой за слоем, лоскут за лоскутом — со знанием дела — Бернд снимал с него кожу. Кровь лилась на почерневший пол. В горле саднило — он уже давно сорвал голос, и из его груди вырывались лишь болезненные хрипы. Точно такие, как он слышал здесь же, со стороны. Больше их не было — боль стала центром его Вселенной, его персональным адом.

— Кричи сколько влезет, — ласково проговорил Бернд, надрезая кожу в новом месте. — Тебя никто, никто не услышит!

Боль накрыла Вуда с головой. Сквозь это всепоглощающее ощущение он услышал чей-то исступленный смех.

* * *

— И Вуда — он! Он его порешил! — Боб краснеет и отдувается, точно жаба. — Вы бы видели, в каком его, беднягу, нашли состоянии! Узнали только по одежде и наколке на ноге!

Я смеюсь. Не могу удержаться — аж утираю выступившие на глазах горячие слезы. Подумать только! Бернд, готовый помочь всем и вся Бернд, человек с золотыми руками, по мнению Боба, жрал собственных жертв, дубил их кожу и пускал в дело! А жертвами его оказались более пятнадцати человек! И только-только был то бумажник, то абажур, а теперь — якобы нетронутая наколка на ноге? Нет — я-то точно знаю, что Вуда опознали по оставшимся зубам и золотой коронке.

Эл смотрит на меня, не мигая. Его детские губы кривятся и дрожат, и выглядит это до чертиков отвратительно. Я хочу уйти от этого взгляда, скрыться прочь, но он прожигает меня насквозь.

К счастью, в баре появляется Карен. Ее улыбка освещает эту дрянную забегаловку, а сама она — точно лучик солнца. Я давно мечтаю о том, чтобы уединиться с ней и овладеть ее светом безраздельно.

Карен уходит со мной, избавляя меня от отвратительного мне общества: пьяного вруна Боба, мерзкого и скользкого Ларсона, псевдоинтеллектуального сноба Стивенсона. И особенно — от всевидящего Эла. Он пугает меня больше остальных.

— Пойдем, Карен, — шепчу я сквозь ее мягкие волосы. — У меня есть кое-что для тебя. Только для тебя.

Эл сверлит мою спину взглядом. Моя кожа на миг покрывается мурашками, но я гоню наваждение прочь.

Копы так и не нашли тот самый подвал — лишь другой, поменьше, куда Бернд сваливал трупы. Ключ — от того самого подвала — приятно оттягивает карман. Пол его и правда черен от впитавшейся крови. За его стенами не слышно криков, а я буду поумнее Бернда и ни за что не попадусь так глупо. Никто, никто из вас не догадается, что в доме напротив живет монстр в человеческом обличье. Никто, кроме коротышки Эла. Но он уже есть в моем списке. Следующий после Карен.

1) Там, в подвале была его бойня,

Там он выделывал их кожу.

Никто не слышал их криков,

Пол почернел от крови.

Вернуться к тексту