Ночь накануне Дня всех святых (гет)

— Иногда мне кажется, — вздохнула Дженна Черная, рассматривая свое отражение в зеркале, — что мне сотня лет.

— Чуть поменьше, — ответил попугай из угла комнаты, загроможденной мебелью и сушеными травами.

Ведьма неодобрительно покосилась на птицу:

— Ну и сиди дома один, — фыркнула она, схватив метлу и взметнув полы своего фиолетового платья.

Дженна Черная, как, впрочем, и всегда, и везде, опоздала на празднество Ночи накануне Дня всех святых на Лысой горе.

Сдав метлу и шляпу в гардероб (тогда еще не вступил в силу закон об обязательной парковке метел), она заказала «Кровавую Мэри» и отправилась искать знакомых на вечеринке.

— Когда она в первый раз прилетела на Лысую гору, сразу же попалась в ловушку для простых смертных и полностью измазала свое платье и лицо смолой, — воодушевленно рассказывала школьная подруга Дженны, блондинка Марина.

— С тех пор меня и зовут Черной. Дженна, — ведьма протянула руку собеседнику Марины, высокому худощавому юноше в рванной рубашке, похожей на пиратскую и с татуировкой полумесяца на груди.

— Фенрир, — ответил тот, тепло пожимая руку девушки.

— Волк, в смысле — оборотень? — уточнила она.

— Ничуть, просто хищно выгляжу.

— Я имела в виду маскарадный костюм, — смутилась ведьма.

Фенрир пожал плечами:

— Я пытался быть похожим на разбойника.

— Похож, — улыбнулась Дженна.

Весь вечер Фенрир и Дженна танцевали веселые зажигательные танцы под вальсы, а вальсы — под веселую зажигательную музыку. Терять обоим было нечего: репутация ведьмы была безнадежно испорчена в первый же ее прилет на Лысую гору, и уже одно это полностью разрушило репутацию ее кавалера, что не мешало обоим развлекаться и безудержно смеяться.

Когда пришло время ежегодного выступления дрессированного, пардон, волшебного хора жаб, Дженна с Фенриром сбежали с празднества бросать камешки в реку. У Фенрира получалось виртуозно: иногда Дженна даже сбивалась со счета, и не могла бы точно сказать, сколько прыжков сделал камешек, брошенный им. У нее же это плохо получалось: камни сразу шли ко дну, но использовать магию в соревновании с мужчиной было ниже ее достоинства.

— А чем ты интересуешься? — спросил Фенрир.

— Ничем особо, — ответила Дженна, — колдую, читаю, гадаю, спорю с попугаем.

— А я собираюсь на войну, — сказал ее собеседник.

— За что воевать? — спросила Дженна.

— За свободу, — ответил Фенрир.

Дженна подперла подбородок кулаком и задумчиво посмотрела за горизонт:

— А мой попугай говорит, что если приходиться воевать — это уже не свобода.

Фенрир засмеялся:

— Ну не знаю, — сказал он. — Наверное, я не так умен, как твой попугай.

Им обоим нравился один и тот же цвет и оба они не любили лгать, и любили приключения, и шоколад. Фенрир проводил Дженну до самого дома: в противоположный от места проведения вечеринки конец города, а она напрочь забыла о шляпе и метле, оставленных в гардеробе на Лысой горе.

Они много смеялись и часто останавливались, споря о плохо различимых звездах и мало им известных созвездиях.

Где-то перед домом Дженны, она, как истинная волшебница, одной только силой мысли, сделала себя несчастной и унылой, натянув на лицо недовольную маску, словно принцесса из замка, охраняемого драконом, хотя в ее доме, кроме нее, обитал лишь попугай. Но эти метаморфозы никак не повлияли на юношу.

— Я бы пригласила тебя на чай, — сказала она, стоя на пороге, — но, увы, я черствая, эгоистичная и ленивая… и не умею заваривать чай…

— Черствая, эгоистичная и ленивая, — мечтательно повторил Фенрир, смотря на нее влюбленными глазами. — Каждому свое, — оправдал он понравившуюся ему колдунью.

— …поэтому я не смогу тебя пригласить, — закончила она свою мысль. — И мой попугай тоже не делает чай, — добавила Дженна с сожалением.

Некоторое время они так и стояли, неотрывно смотря друг на друга.

— Значит, пока? — спросил Фенрир.

— Значит, пока, — ответила Дженна. Она исчезла в доме и закрыла за собой дверь.

Перед тем, как уйти, Фенрир осмотрел ее жилище: и покосившаяся крыша, и дымоход, как в старину, и паутина на окнах выдавали дом ведьмы, причем ленивой. Он направился обратно, вспоминая созвездия, о которых они спорили с Дженной, хотя рассвело уже около часа назад.

Когда Фенрир ушел, и Дженна больше не могла видеть его сквозь окна, покрытые по углам паутиной, она печально села возле зеркала и подумала об истинной причине, по которой не пригласила его в дом. В раскладе Таро на ее судьбу была карта "Отшельник", что значило, что ей предстояло так или иначе пройти свой жизненный путь в одиночестве.

— Иногда мне кажется, — вздохнула Дженна Черная, рассматривая свое отражение в зеркале, — что мне сотня лет.

Выдержав небольшую драматическую паузу, или просто раздумывая о том, насколько сильно он опасается, попугай ответил:

— Намного меньше. Всего двадцать три…

Тут же в храбрую и честную птицу полетели оба сапога ведьмы.