Шлем Годрика Гриффиндора (джен)

Мальчишка назвал себя лордом Вольдемортом,

И жизнь его вечная игра...

(Застольная песня Пожирателей Смерти)

Самого могучего и самого светлого мага современности Альбуса Дамблдора терзали не совсем светлые мысли. В конце концов, хрен с ними с Поттерами, сами виноваты — палочку при себе держать надо. И малыш на счастье попался твердолобенький, как колданул об него Том Риддл, так и очнулся уже в албанской колонии. А что на суде под обвиняемого пришлось колышки подставлять, чтоб не падал, — так кого это волнует? В конце концов, кто тут председатель Визенгамота и кавалер всего что можно, включая МакГонагалл на Рождественском балу?

Волновала Альбуса Дамблдора вовсе не судьба Гарри Поттера, которого он пристроил к родственникам, при виде которых МакГонагалл упала в обморок. Волновала его судьба шлема Годрика Гриффиндора, в который Том Риддл, он же гражданин Вольдеморт, а также «особо опасный» и «разыскивается», засадил перед выходом на дело всю свою злобу, жестокость свою засадил, ну там, привычки всякие нехорошие и все такое. Короче говоря, сделал из шлема хоркрукс. А такие вещи надо обязательно искать. Даже если толком не знаешь, что с ними делать, и под рукой нет малолетних балбесов — какой-нибудь агнец да отыщется.

Джон Риддл был стариком с внешностью Мефистофеля и ужасно доброй душой. Сорок лет он проработал в детском саду, сначала воспитателем, а потом заведующим, и самым страшным поступком в его жизни была ежегодная фраза на детском утреннике: «Я злой и страшный серый волк, я в поросятах знаю толк!» В произнесении этой фразы он давно поднаторел, и детки пищали от страха, а потом начинали смеяться и хлопать в ладоши. Сегодня Джон Риддл рассказал своим спиногрызикам сказку про космическое путешествие, чтобы они съели наконец свой завтрак, а потом вышел навстречу странному посетителю, который рассказал сказку ему.

— Замечательно, — сказал Джон Риддл, с восхищением смотря на седобородого дедушку, который поведал ему об ужасном волшебнике, побежденном маленьким мальчиком, — только давайте родители Гарри останутся живы, и этот … Крузиамус уберем, чтобы дети не расстраивались. Но в целом вы будете нашим лучшим Санта-Клаусом. Хотите арбузную дольку?

— Предпочту лимонную, — ответил Дамблдор немного обиженно.

Дамблдор потратил битый час, убеждая сводного брата Вольдеморта в том, что все это всерьез, на самом деле, взаправду, и что нужна именно его, Джона Риддла, помощь.

— Ну хорошо, — сдался младший Риддл, — допустим, у меня на самом деле есть сводный брат и вы действительно можете сделать меня похожим на него, лучше, чем кого-нибудь другого. И что дальше?

— Дальше, — радостно сказал Дамблдор, — мы рисуем вам татуировки и сажаем в тюрьму.

— За что? — кротко спросил Джон Риддл.

Как бы то ни было, уже через три дня летел паровоз по долинам, по взгорьям, а в нем напротив друг друга сидели аврор Хмурый и заведующий детсадом Джон Риддл, на вид вылитый лорд Вольдеморт.

— Убегать? — рявкал аврор Хмурый.

— Канать, обрываться, — отвечал Джон Риддл, уже достаточно похоже изображая пресловутое хриплое шипение.

— Правильно. Говорить неправду?

— Фуфло толкать.

— Пивная?

— Тошниловка.

— Убивать?

— Авадить.

— Нехороший человек?

— Грязнокровка.

— Хороший человек?

— Забыл! — фальшивый Вольдеморт вынул из плаща блокнотик и порылся в нем. — «Пожиратель». Действительно, Пожиратель!

— Ой, непохож, — сказал Хмурый после нескольких минут молчания, буравя Джона Риддла своим волшебным взглядом. — Ой, халтура!

— Ну, я могу зубы подвязать, — предложил фальшивый Вольдеморт.

— Да что там зубы. Он злой, а вы добрый.

— Я злой и страшный Вольдеморт! — вдруг зашипел Джон Риддл так, что даже Хмурого немного пробрало. — Я в грязнокровках… хм, дальше у меня как-то не придумывается… Аластор, вы знаете рифму к «Вольдеморт»?

— Черт, — тут же отозвался Хмурый.

— При чем же тут черт?

— А при чем тут грязнокровки?

— Я не знаю, — просто ответил Джон Риддл. — Я подумаю.

— Ладно, — сказал Хмурый, замечая, что поезд уже приближается к переправе в Азкабан, — вас посадят в камеру с Долоховым и Каркаровым, они скорее других могут знать про шлем. Ребята они опасные, но Вольдеморта боятся. Еще там сидит Малфой, это просто хлыщ аристократический, повязали за хулиганство после квиддичного матча, и несколько европейских урок, которых даже свои не принимают. Будут бить — стучите в дверь.

— Я не трус, — сказал Джон Риддл, — но я боюсь. Боюсь, что не справлюсь с заданием. Не знаю, способен ли.

— Я думаю, Джон, каждый человек способен на многое, — ответил аврор Хмурый. — Но не каждый знает, на что он способен. Так вот, вам нужно занять лучшие нары, которые у окна. Если на них лежат вещи — сбросить на пол, а когда придет хозяин, сказать ему «Аваду тебе в глаз, Круциатус в печень…», ну, и дальше вы знаете. Все это без палочки, конечно.

— Зачем мне палочка? — Джон Риддл подслеповато прищурился, перелистывая свой блокнотик. — Я же, как вы говорите, маггл.

Хмурый в очередной раз схватился за голову.

У аристократического хлыща Люциуса Малфоя выдался тяжелый день. С самого утра, когда его выгнали на общие, над ним веяли враждебные ветры и азкабанские дементоры. Ужасные стражники Азкабана применяли к Люциусу невероятные пытки: они заставляли его шить варежки несмотря на все его протесты, что он олигарх. В довершение всего, вернувшись вечером в камеру, Малфой обнаружил свои вещи на полу у параши. На его месте на нарах у окна, которое он честно купил у авторитета Николы Питерского, ходившего в свое время еще под Гриндельвальдом, сидел странный персонаж без губ, с красными глазами и татуировками по всему обнаженному торсу.

— Ты зачем мои вещи сбросил? — возмущенно спросил Малфой.

— Ты того! — возгласил странный персонаж.

— Чего — того? — не понял Малфой.

— Ты иди давай, — немного смущенно пробормотал Джон Риддл. — Не безобразничай.

К счастью, на помощь растерявшемуся заведующему детсадом пришел Каркаров. Стоило ему произнести магические слова «Вольдеморт» и «канай отсюда!», Джон Риддл воспрял духом и снова вернулся в образ.

— И пусть канает! — зашипел он на Люциуса. — А то я ему рога поотшибаю! Пасть порву, Круциатусом в печенку замикстурю, из селезенки его хоркрукс сделаю! Всю жизнь за василиском парашу выносить будешь!

— Так бы сразу и сказал, — растерянно произнес Малфой, собирая свои вещи и поглядывая на Николу Питерского.

Джон Риддл, воодушевленный своим очередным актерским успехом, испустил змеиный шип, которому он научился, играя на одном детсадовском утреннике Змея Горыныча, и вальяжно пошел по камере. Но, как только новоявленный Вольдеморт миновал Николу Питерского, его настиг увесистый пинок.

— А вам не кажется, товарищ, что ваше место около параши, а? — прогудел Никола, принимая воинственную позу и надеясь на стихийную магию.

Но Джон Риддл уже вошел в образ по самые брови.

— Сколько я замучил, сколько заавадил, — небрежно произнес Джон Риддл, медленно поворачиваясь к Николе Питерскому и вынимая из рукава заранее припасенную указку. — Даже душу разделил…

При виде палочки в руках Вольдеморта Никола сразу потух, уверенность его пропала.

— Помогите! — заорал он благим матом, барабаня в дверь. — Хулиганы Круциатусом пытают!