↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Мне приснилось, что я был драконом.
Страшная глупость — я проснулся в длинном неуклюжем теле: полумертвый слепой змей. Нет мощных лап с бритвенными когтями — я скреб брюхом землю. Нет рек пламени — только капает с клыков воняющий желчью яд. И нет любви.
Мальчишка нашел меня в жухлой траве — я выполз умирать. Земля мелко вздрагивала под ногами скособоченного калеки. Избитый и скрюченный, он шел незнамо куда, а наткнувшись на меня, замер опасливо.
Я прошипел смешные угрозы.
Он взял меня на руки.
Я укусил — сочащейся смертью пастью. Но так ослаб, что шатающиеся клыки не пробили огрубелую кожу. Жалкий червь. А небо было так далеко...
Он спрятал меня за пазухой — покорившись судьбе, я лежал пыльным обрывком веревки.
Он принес меня в сени — в доме не было для меня места. Как и для него.
Он поил меня молоком — я креп, чешуя стала гладкой и блестящей.
Он мычал мне песни — я шептал на ухо легенды о Короле Змей и морских кузенах, клубком черных лент вьющихся в синей мгле.
Он приходил, хромая, кряхтя — я жался холодным телом к пульсирующим ушибам.
Иногда мы вместе шли в трактир, где находилось местечко у огня даже для "ведьминого отродья". Трещали поленья, странники рисовали картины мира: далекого, жестокого, прекрасного. Я льнул к теплой груди и слышал гулкое пылающее сердце. Сердце калеки, лишнего в мире, где горы плюются пеплом, ураганы, гогоча, хватают путников, чтобы пуститься с ними в пляс, а небесами правят свирепые драконы, пожиратели человеческих сердец.
Он родился, чтобы умереть, мой мальчик с блюдцем молока. Как и я, он вылез, чтобы вдохнуть напоследок сладость поднебесья. Как и я, он умел видеть сны и любить.
Когда на деревню обрушился мор, его вывели на площадь и забили камнями. Каждый был должен бросить один: молочник, взявший его ухаживать за скотиной; знахарь, которому он носил сухие травы; трактирщик, пускавший погреться у камина; святой отец, молящийся за души грешные...
Все кончилось. Я подполз к его подергивающимся пальцам, перепачкавшись в теплом и липком. Он раззявил беззубый рот, пригласил влажным и жарким теплом.
Я скользнул в горячую тесноту. Прополз, объятый склизкими стенками, добровольно посадил себя в клетку — ребер.
Оно было там: вздрагивающее, тлеющее. Такое большое, что не заглотить с первого раза, но я вонзал клыки снова и снова, пока уголек его жизни не проскользнул в меня. Распирая, распаляя. Я надулся, как воздушный шарик, чешуйки встопорщились. Костяные ростки диковинным урожаем взошли на хребте. Горло обожгло ревом. Клетка ребер треснула, осталась позади. Крылья расправились, меж костяных выростов натянулась мембрана.
Я летел — но не на крыльях, ведь только любовь может вознести к небесам.
Я рыдал — и слезы лились из меня огненными реками, выжигая жизнь.
А после взлетел над морем пепла, в густо-красное небо, жестокий дракон, пожиратель человеческих сердец. Внутри меня билось два пульса.
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|