Дом, которого нет (джен)

Дом был другом. Старшим братом. Волшебником.

Он разговаривал с Аней скрипом дверных петель, тиканьем старых ходиков, свистом ветра в чердачном окне и барабанной дробью дождя по крыше. Дом смотрел на Аню ликами потемневших икон в красном углу, строгими лицами фотографий бабушки и дедушки, весёлыми мордашками со старых праздничных открыток, которыми был обклеен изнутри сундук, заменявший шкаф…

Дом был огромным. Огромными были его брёвна. Каждое — не обхватишь руками, не поднимешь и вдесятером. До потолка человеку не дотянуться, даже если забраться на стол и ещё встать на стул — Аня проверяла. Проверяла каждое лето, возвращаясь сюда из маленькой городской квартиры. Дом словно создал великан, как поучительную игрушку для своих сыновей. Он сложил высоченный сруб, аккуратно обтесал изнутри, выдолбил из цельных брёвен толстенные широкие половицы, выкрасил их в ярко-оранжевый солнечный цвет, добавил синеву стен, белизну потолка... Любимые цвета. Яркие, свежие, вечные… Сколько Аня себя помнила, краски эти никогда не выцветали. Великану-строителю нравился минимализм. А может, его руки были слишком велики, чтобы заниматься мелочами. Дом не щеголял тонкими резными деталями. Не было ни узорных наличников, ни витых перил, ни расписных ставен, ни кружевных карнизов. У входа, вместо крючков для одежды, в синюю стенку-перегородку были вбиты гвозди: каждый толще пальца, длиннее ладони и неровный — будто слеплен из железного пластилина старательным великанским ребёнком.

Любой закуток был целой Вселенной. Длинные полати над русской печкой, занимавшей чуть не треть избы; погреб, куда можно было спуститься по крутой короткой лесенке из кухни, если потянуть на себя кольцо в полу и открыть тяжелый люк; тёмные сени, где даже в жару сохранялась волшебная прохлада и не портилось молоко без холодильника. Три ступеньки в клеть, а оттуда — лестница на чердак, который хранил величайшие сокровища, достойные пещеры сказочных разбойников. Каждая вещь — нераскрытая тайна. Прялки, веретенца, лапти, корзины, туески, горшки, ухваты, пузатые бутылки, позеленевший от времени ведерный самовар… Аня помнила любимые находки: рукодельную головоломку из колец, которые можно было расцепить только под хитрым углом, медный подсвечник и чугунный чайник-рукомойник…

Дом дарил счастье. Надо было только взлететь в три прыжка на тёплую печку, задёрнуть ситцевую занавеску полатей, накрыться тяжёлым одеялом с неистребимым запахом нафталина, чтобы ощутить невероятную защищённость от всего на свете. Или сесть на перила крыльца, прижаться спиной к тёсаному дереву, согретому солнцем, и смотреть далеко-далеко вперёд — на длинные ряды окученной картошки, сменявшиеся лоскутными квадратами зелёных полей, затем лугов, и всё дальше и дальше, до самого горизонта, где голубая дымка неба таяла в тонкой полоске тёмного леса…

* * *

— Остановите здесь, пожалуйста.

Таксист притормозил у пыльного километрового столбика, сообщавшего, что до ближайшего населённого пункта остался один километр, а в обратную сторону — сто восемьдесят три. В Анином детстве папа всегда снижал здесь скорость и торжественно сообщал: «Подъезжаем к столице нашей Родины — деревне Елань!»

Когда стих шум уехавшей машины, Аню окутала особая деревенская тишина. Тишина, которой не мешают ни деловито жужжащие шмели, ни лай собаки вдалеке, ни тарахтящий где-то в полях трактор. Деревня приближалась медленно: Ане хотелось останавливаться на каждом шагу, рассматривая знакомые пейзажи, да и идти по каменистой обочине было неудобно. Но главное — Аня боялась встречи.

Взглянуть в пустые чёрные окна, увидеть провалившуюся крышу и закопчённые стены из огромных брёвен — значило поверить, что Дом умер.

Она ни разу не приезжала сюда с тех пор, как мама продала Дом родственникам отца. Новые хозяева часто звали в гости. Но Аня знала — будет больно. А потом случился пожар...

Вот и деревня. Время оставило свой отпечаток на многих вещах. Не было старой лесопилки. На крыше водонапорной башни теперь росли молодые берёзы. Покосившиеся избы с забитыми окнами чередовались с новыми яркими дачными домиками, сложенными быстро и просто, как детали лего-конструктора. Не стало раскидистой черёмухи с самыми вкусными на свете ягодами, а взамен деревянного моста реку перекрывало современное бетонное сооружение с железными перилами. И даже небо было чужим: рыхлые сизые облака то и дело прятали солнце, предвещая вечерний дождь.

Но кое-что сохранилось. Старый тополь. Клуб с синей вывеской. Белое здание школы за решётчатым заборчиком. Разноцветные георгины в палисадниках. Несколько рыжих куриц, почтенно внимающих проповеди чёрного петуха… Почта. Обелиск со звёздочкой. Перекрёсток. Крутой поворот в горку…

А теперь надо просто посмотреть вперёд, на знакомую до последнего камешка улицу. И перевести взгляд вправо. В конце концов, она взрослый человек. Сколько можно ныть и оплакивать детские воспоминания?

Дома не было. Была аккуратно расчищенная площадка, уже поросшая невысокой травой. Рядом лежали штабеля свежих досок, прикрытые шифером, горка песка, мешки с цементом и прочие приметы стройки.

На площадке копошились люди. Разматывали верёвки, вбивали сваи. Взгляд выхватил из суетливой массы знакомое лицо. Андрей тоже её заметил. Подошёл. Неловко обнял, стараясь не испачкать грязными руками.

— Здорово, племяшка. Мы тебя вечером ждали. Наталья собиралась после работы баню истопить, поставила опару для пирогов. А у меня, видишь, как раз сегодня бригада приехала… А ты пойди к нам, ключи возьми… В холодильнике молоко, творог. Хлеб свежий есть…

— Да, у тёти Наташи всегда замечательные пироги, — рассеянно ответила Аня. — Но чуть попозже, ладно? Поброжу пока по деревне, к реке схожу, ещё куда-нибудь… Вы на меня не обращайте внимания, работайте, дядя Андрей.

Они ещё немного поговорили о здоровье, погоде, родне, общих знакомых. Потом Андрей провёл «экскурсию» по стройке, и через несколько минут Аня во всех подробностях знала, каким будет новый дом папиного брата и его семьи. Она задавала уточняющие вопросы, интересовалась тем, чем положено интересоваться взрослому человеку. А сама искала глазами хоть какую-нибудь зацепку, последний привет от её Дома. Но оказалось, что даже доски и остатки брёвен пошли на дрова.

— Ни одной щепочки не пропало, племяшка!

Андрей обладал практичным складом ума, ему бы и в голову не пришло, что за вопросом кроется что-то помимо праздного любопытства.

— А где печка, дядя Андрей? Кирпичи же не горят?

— Печка? Да ты что, Анька, забыла? Печь-то глинобитная была. Тут она, под ногами лежит. Песочком, песочком посыпалась… От каменки сколько штук осталось, я их все в новой бане пристроил. Вот пойдёшь сегодня париться, ищи свои кирпичи в кладке!

Андрей весело засмеялся, потрепал Аню за локоть и пошёл к своей «бригаде». Мужички без руководства сразу расслабились, забросили работу, разбрелись по площадке, достали сигареты…

— Я те дам курево! — грозно закричал дядя Андрей. — Ты у своих досок кури, а здесь даже не пробуй.

Пока дядя распекал бригаду за несоблюдение техники безопасности, Аня, наконец, огляделась. Вот он — когда-то счастливый горизонт за рядами картофельной ботвы, только вместо аккуратных полей — заброшенные луга, на которых уже вытянулись первые ёлки. Всё тот же соседский дом… Даже забор уцелел. Ане рассказывали, что соседка — нынче совсем потерявшая разум тётя Дуся — тогда, в ночь пожара, бегала вокруг своего дома с иконой Неопалимой Купины. Уберегла.

По эту сторону забора не сгорела только старая баня в дальнем углу огорода.

— Дядя Андрей, а баня открыта? — крикнула Аня.

Андрей оторвался от лазерного уровня и неопределённо пожал плечами.

— Какая баня? А, эта! Открыта, только ты туда не зайдёшь, наверное. Но загляни, раз интересно.

В предбаннике всё пространство от пола до потолка было забито мусором, который явно начали копить задолго до пожара. Валялись пустые банки из-под краски, заляпанные спецовки, резиновые сапоги, громоздились старые ульи, какие-то непонятные железные детали. Ане стало горько. Она вспомнила, как любил эту баню отец, как он своими руками сделал новый полок, и лавки, но наотрез отказался выложить «нормальную» печку с трубой.

— Нет, Анька, ты пойми, Россию даже чума не взяла! Баня по-чёрному — она всему голова! Протопи её — и в дыму ни одна зараза не выживет. Проветри, когда ни одного красного угля не останется, и закрой плотно. Вот тебе и сухость, и жар, и здоровье.

Так рассказывал отец. Он перебрал очаг и даже специально съездил с Аней на дальнее озеро, чтобы набрать лучших камней-голышей для пара. Баня осталась «чёрной». Без трубы, с прокопчёнными стенами. И вот теперь Ане пришло в голову, что камень из очага останется ей на память от Дома, от детства и от чего-то, чему во взрослом мире нет названия.

Она с трудом пробралась сквозь горы мусора, дёрнула плотно прикрытую банную дверь и зажмурилась от внезапного яркого света.

* * *

Солнце стояло в зените, с удовольствием освещая каждый сантиметр плотно утоптанной земли деревенского двора, хозяйственные постройки и высокое крыльцо Дома. Даже в полной темноте Аня никогда на свете не перепутала бы это место ни с одним другим. Хотя бы потому, что на нижней ступеньке крыльца сидела светловолосая девочка. Она читала книгу.

Девочка с нескрываемой досадой посмотрела на Аню, но вежливо сказала:

— Здравствуйте! Тётя Наташа в магазине, а дядя Андрей с папой ушли косы точить. Скоро они вернутся, и мы поедем на покос.

Сказав это, она снова попыталась уткнуться в книгу.

Нормальный человек ущипнул бы себя за руку, с грохотом захлопнул дверь и побежал без оглядки, но Аня никогда не считала себя слишком нормальной.

«Не оборачиваться!» — твердила она, чувствуя, что как только обнаружит за спиной захламлённый предбанник, этот летний полдень исчезнет раз и навсегда.

Аня жадно впитывала в себя запахи, звуки, цвета, детали... Девочке было двенадцать. Голубой сарафан в мелкий цветочек ей привезла мама ко дню рождения. И эту заколку с блестящими стёклышками, от которых разлетались чудесные яркие солнечные зайчики — тоже. А вот про исцарапанные кошкой руки и ссадины на босых ногах Аня уже забыла.

— Интересная книжка? — на автомате спросила она.

— Не особенно, — прохладно ответила девочка. — Была бы интересная, не выкинули бы в макулатуру.

Аня хотела возразить, что однажды нашла в ворохе макулатуры «Маленького принца» и старый атлас средневековых городов, которому в подмётки не годились современные тоненькие школьные подделки. Но не успела. Она почти вспомнила... И этот день, и странную гостью, которая говорила какие-то странные вещи, странно выглядела и потом внезапно исчезла неизвестно куда.

— Кошка у тебя — настоящий тигр! — глупые слова сами всплыли в памяти.

Девочка внимательно оглядела свои боевые шрамы и покачала головой.

— Нет. Она маленький котёнок. И думает, что я тоже котёнок... А вы кто?

— А я не котёнок, — отшутилась Аня.

Девочка нахмурилась, но продолжила настойчиво:

— Вы чья родственница? На папу похожи. Вроде бы.

— Похожа, — согласилась Аня. Сердце кольнуло. Если память её не обманывала, отца она здесь не увидит. — И ещё я твоя… тёзка.

В глазах девочки мелькнул интерес.

— А вам нравится, когда вас называют Нютой? Или вообще Нюркой?

— Козу свою пусть зовут Нюркой! — одновременно выпалили обе. И рассмеялись.

— Откуда вы меня знаете? — все ещё посмеиваясь, спросила младшая Аня. — Видели давным-давно, когда я пешком под стол ходила? На крестинах племянницы жены троюродного брата?

Аня покачала головой, удивляясь только тому, что совсем не удивляется.

— Скорее наоборот.

— Наоборот? Взрослой что ли? — хитро прищурилась младшая Аня. — И как там в будущем?

Где-то на задворках сознания мелькнули неуместные мысли о законах времени, эффекте бабочки и прочей фантастической чепухе. Разве в сказках это имеет значение?

Но придумать хороший ответ всё равно не вышло.

— Ты… справляешься, — пожала плечами Аня.

Младшая Аня то ли рассердилась, то ли развеселилась.

— Ну нет, я так не играю. Не хотите рассказать, кем я стану и каким станет мир? Ладно. А как же очень-важный-совет? Как вести себя с Генкой? К какому сочинению готовиться на выпускных? А может сахара купить килограммов сто, как мама хотела? Вдруг подорожает там в будущем, когда все на Марс полетят?

Девочка поднялась со ступеньки, отряхнула юбку и вернула книжку в высокую стопку макулатуры под навесом.

Аня вздохнула, догадываясь, что чуду осталось несколько мгновений.

Дом был рядом. Так близко — только руку протяни и коснёшься его шероховатых светло-серых бревен. И наверное, можно было даже сколупнуть капельку янтарной смолы, вытопившейся под солнцем, растереть между пальцами и вдохнуть терпкий запах корабельного леса.

Что она могла сказать этой девочке, так похожей и так отличающейся от Ани? Чтобы та ценила и запоминала каждое мгновение? Но младшая Аня умела это куда лучше, чем нынешняя. Попросить, чтобы через десять лет Андрей перебрал проводку? И возможно тогда не случится роковое короткое замыкание? Вряд ли кто-то воспримет такой совет всерьёз. А может быть, самой Ане нужно просить о помощи и совете? Ведь тогда она была счастлива, а сейчас всего лишь «справляется». Но легко быть счастливой, когда единственное горе за всё лето — это потеря маминого подарка…

— Есть для тебя совет, — решительно сказала она. — Когда поедешь на речку с Быковыми, оставь заколку дома, а то потеряешь и очень расстроишься. Другой такой нигде не найдёшь.

Младшая Аня снова нахмурилась.

— Откуда вы знаете… — начала она, но в следующее мгновение радостно замахала рукой, глядя на кого-то за спиной у Ани.

Аня обернулась… И тут же поняла, что совершила ошибку. Она снова стояла среди строительного хлама предбанника, а там, откуда только что лилось солнце, был низкий и тёмный дверной проём. Маленькое банное окошко с пыльным стеклом давало слишком мало света. На подоконнике лежал тонкий обмылок. Слева от входа чернел силуэт печки. Аня постояла ещё минуту и бережно закрыла дверь.

На строительной площадке по-прежнему кипела работа. Андрей со своей бригадой пытались запустить мотор какой-то железяке, отдаленно напоминавшей газонокосилку и бензопилу. Железяка отчаянно сопротивлялась. Аня постаралась как можно незаметнее проскользнуть мимо и выйти на улицу.

Облака уже почти затянули небо серой ватой. Налетевший порыв ветра растрепал волосы. Аня механически пошарила в кармане ветровки в поисках резинки. Ветровка была совсем новой, и никакой резинки в кармане быть, конечно, не могло. Но рука наткнулась на что-то другое.

Тонкий солнечный луч пробился сквозь тучи, скользнул по ладони, отразился от лежащей на ней маленькой серебристой вещицы и рассыпался сотнями бликов. Ошибиться было невозможно. Мамин подарок — заколка с волшебными стёклышками, много лет назад потерянная где-то на речном берегу. Нелепо. Невероятно. Бесценно.

Аня тихо и счастливо засмеялась. Захотелось побежать, раскинув руки в стороны. Её столько лет здесь не было! Нужно навестить старые ивы и дальние мостки, ручей за Косым логом и Три сосны, и перекаты…

Аня знала, что Дом всеми окнами ласково смотрит ей вслед.