Портрет Лотты (джен)

11 марта 2011 года

Шарррк.

— Кхм-кхм.

Шарррк.

— Лиза, до конца нашей встречи осталось три минуты. Вы можете хотя бы одной фразой рассказать, о чём же вы молчали последних, — беглый взгляд на часы, — двадцать пять минут?

* * *

А вам доводилось испытывать восторг на грани с паникой, наблюдая необычные природные явления? Исполненное таинственности и красивой угрозы северное сияние? Огромный айсберг, переливающийся сотнями оттенков синего, бирюзового и изумрудного, от которого откалывается и погружается в ледяную мрачную воду большой кусок? Сход лавины, ревущий и живой?

Для меня таким великим природным явлением была Лотта.

Шарлотта Брайтли.

Хочется назвать нелепой случайность, забросившую дочь гениального английского бизнесмена и не менее гениальной советской балерины в обычный вуз обычной восточноевропейской страны. Пусть вуз и был медицинский, но, увидев Лотту рядом с собой на зачислении, я испытала дискомфорт. Ей было не место среди таких, как я.

А меня она выбрала в лучшие подруги.

О чём я молчала у психотерапевта? О том, как мне совестно за свою зависть.

О том, насколько сильно я была поглощена Лоттой. Вы бы тоже не устояли, как не остались бы равнодушны при виде северного сияния.

Аристократичная. Длинные изящные пальцы, гордый профиль. Фигура — идеальные песочные часы. Кажется, у Француазы Саган, хоть могу и ошибаться, была героиня: мне запомнился момент, когда она ехала в поезде, на ней был померанцевого (не моя ли это фантазия? Но другого оттенка мне не хочется называть) цвета свитер, и все мужчины слетелись на её смех и её харизму, словно мотыльки на свет. Лотта была из тех женщин, на которых заглядываются все мужчины за исключением уже безнадёжно влюблённых. И не важно, держат они в руках самокат или трость. Лотта завораживала всех.

Невозможно было не заметить гриву золотистых кудрей, уверенный смех, кошачьи зелёно-голубые глаза и безукоризненный стиль.

Из-за стиля мы с Лоттой часто ругались. Она всегда выглядела, словно особа королевской крови: гордо, нарядно, изящно, дорого. Ни единой лишней детали, но идеально гармонирующие между собой предметы одежды, пояса (чертовка умела подчёркивать осиную талию), обувь, шарфы и украшения. Лотта не была деликатной в стремлении поучить жизни других, и ожесточённо шипела, протестуя против моих бесформенных кофт и удобных джинсов. «Эльза, ты выглядишь, как девочка-подросток! — хмурила она высокий лоб. — Больше никаких отговорок про маленького ребёнка! Первичная обязанность женщины — следить за собой».

Если подруга звала меня Эльзой, значит, дело было серьёзно. Сопротивление бесполезно. Только самое сокровенное и важное она доверяла мне после этого обращения. Лизонька, Лиза, Элизабет — это всё для тривиальных случаев. Эльза — это «Король говорит».

Я злилась, но повиновалась. На очередную прогулку с двухлетней Машкой натягивала на себя свитер поприличнее, повязывала на шее легчайший шёлковый платок (угадайте, чей подарок). Заехавшая к нам после работы Лотта одобрительно кивнула. Жизнь прожита не зря. Это я с сарказмом, если что.

Но сопротивляться по-настоящему ей я не умела. Или не желала. Несмотря на интеллигентные протесты Вити. Мой муж вообще очень мягкий, даже по поводу Лотты не позволял себе гневных слов, только поджимал пухлые губы и хмурился, когда подруга пыталась надавить и на него. Излюбленной её темой была идея о том, что работа среднестатистическим рентгенологом в среднестатистической поликлинике не самое подходящее дело для здорового мужчины в полном расцвете сил. То и дело Шарлотта заводила разговор о том, как она могла бы устроить для Вити курсы по МРТ или КТ. С восторгом рассказывала про то, какие перспективы это открывает: стать немногим из тех, кто проводит КТ-энтерографию, и всё в таком роде. Витя лишь поджимал губы, хмурился, и просил Лотту передать хлеб. Хотя в последнее время излюбленным приёмом его стало уронить вилку, чтобы долго возиться с поиском чистой. Не сказать, чтобы вилки у нас дома являлись дефицитом.

Сама Лотта была уникальным специалистом-дерматопатологом. Точнее, официально она числилась рядовым патологоанатомом в рядовом патологоанатомическом бюро. Но на практике, ни один «сложный» пациент в стране не проходил мимо её глаз. Шарлотта искренне любила свою специальность, раза по три в год посещала международные конгрессы, курсы, много публиковалась.

— Неудивительно с её знанием английского, — прокомментировал её успехи как-то Витя. — Если бы я родился в Лондоне, я бы тоже не был, — недовольное фырканье, — среднестатистическим рентгенологом.

Мне стало обидно. Шарлотту любили и уважали дерматологи, её диагноз считался на вес золота.

Из-за особого положения в медицинском мире Шарлотту не очень любили коллеги. Тем более, подруга всячески — и довольно успешно — увиливала от проведения вскрытий. Лотта в секционном зале? Сама мысль меня коробила. Вы можете представить себе за секционным столом английскую аристократку? Лотта же уверяла, что не вскрывала, потому что после этого её мучили кошмары. Не знаю, верила ли я ей. Подруга всегда казалась мне намного более сильной, более устойчивой, чем я сама. А мне — рядовой судебно-медицинскому эксперту — кошмары не снились.

Если говорить о моей специальности, то намного больше меня истощало освидетельствование живых людей. «Освидетельствование живых лиц», — так принято говорить. Но для меня мои пациенты в первую очередь видятся людьми.

Избитые мужьями-алкоголиками жёны, изнасилованные девочки-подростки. Каждый раз я словно раздваиваюсь: часть меня остаётся сухим исследователем, вторая же половина в свою очередь от горя распадается на множество мелких кусочков.

Лотта видела это во мне. После особенно тяжёлых дней она обнимала меня и просто молчала, пока не расслаблялись мои плечи. Позволяла мне плакать, брала на себя мои заботы по дому, забирала из сада Машку, заходила за продуктами, наливала мне на два пальца коньяка. По-доброму посмеивалась над моим шефом, Евгением Евгеньевичем, которого прозвала Гением Гениевичем. И была безумно тёплой, нежной, родной. Таким для меня никогда не был даже Витя.

К Лотте я не испытывала физического влечения, но она до того поглощала мою душу, что я злилась. И в злых фантазиях я представляла, как прихожу однажды домой — и застаю в нашей постели неверного мужа с моей лучшей подругой. Я знала, что Витя ни за что мне не изменил бы, и тем более, насколько ему несимпатична Лотта. Знала, насколько подруга предана мне. Несмотря на постоянные попытки «наладить мою жизнь» на своё усмотрение. Но воображаемая сцена гневного изгнания из моего дома обоих предателей приносила мне такое удовлетворение, что я возвращалась к этой безумной фантазии снова и снова.

Я злилась на Витю, что он не похож на Лотту, была вне себя от ярости из-за его обыкновенности и среднестатистичности. Злилась на Лотту за её непотопляемую харизму и успешность.

О чём я молчала у психотерапевта, несмотря на постоянные подначки в виде шарканья ног и деликатные покашливания?

О том, насколько же я отвратительная подруга.