Нечто родное (гет)

Заданный вопрос настолько абсурден, что Гермиона останавливается и разворачивается, лишь бы Малфой оценил написанное на ее лице раздражение. Один из расчерчивающих пол коридора солнечных лучей бьет ей прямо в глаз, и она слепо щурится, не в силах различить его черты, раз уж он встал спиной к свету. Гермиона втягивает воздух, готовясь выдать ответ, но Малфой вскидывает руку.

— Избавь меня от своего возмущения. Я слушал, как ты распиналась: маглы то, изобретательность сё — и, по-моему, нелишне будет повторить: хоть что-нибудь в магическом мире нравится тебе больше, чем в магловском?

Гермиона крепко упирается ногами в мраморный пол и подбоченивается.

— Я никогда не говорила, что один мир лучше другого. В этом-то и смысл. Для всего, что у нас есть, они...

— Да, да, знаю, — Малфой выпячивает грудь и задирает подбородок. — Инженерные решения в магловском парке развлечений воистину поражают. Поверь, тебя бы впечатлил их гениальный подход к чистящим средствам... а от садовых фигурок просто глаз не отор...

— Ты вообще упускаешь мою...

— ...и мне кажется, в том, чего они добиваются, гораздо больше очарования...

— Ладно! — фыркает Гермиона. Осознав, что Малфой имитирует ее позу, как можно незаметнее выпрямляется. А вот ее речь он приукрасил: говорит она не настолько восхищенно. — Я поняла, о чем ты, но ты превратно передаешь мою точку зрения. Я говорю, что они живут не хуже нас.

— Да, но если все эмпирически и качественно одинаковое, то напрашивается вопрос: есть ли что-нибудь качественно лучше? Что тебя больше радует?

Гермиона чувствует себя неуютно, не понимая, куда сворачивает разговор. Поэтому отвечает с осторожностью:

— Это нечестное сравнение. Я выросла в мире маглов, так что оба мира я познаю примерно одинаково. Но магический мир — это мой дом.

С Малфоя слетает игривость, вытесненная скованностью, и ему будто неловко стоять на фоне богатства и истории мэнора.

— Я не... — он откашливается. — Это однозначно.

Хорошо. Последнее время воздух между ними заряжали лишь пустяковые споры, и Гермиона не хочет, чтобы это менялось.

— Да, магический мир в целом впечатляет сильнее, и взять магию под контроль не так-то просто, хотя она при этом сильно облегчает жизнь... и я еще столько всего не знаю и не понимаю!

— Что-то радостное, Грейнджер. Что ты выбираешь в магическом мире? — Малфой вопросительно вскидывает брови. — Хоть что-нибудь?

Она не вполне понимает выражение его лица: какое-то сочетание торжества, что он загнал ее в угол (надо признать, это бывало не так уж редко) и искренней надежды. Не зная, чего от нее ждут, Гермиона поступает так, как привыкла в подобных ситуациях: она уходит от разговора.

— Все, Малфой, мне некогда болтать, время поджимает, — надеясь, что жар на щеках только чувствуется, но не проявляется, она показательно сверяется с наручными часами. — Давай продолжим с проверкой. У меня не так уж много времени, — Гермиона машет в сторону кабинета его отца и как можно бодрее вышагивает по коридору.

— Правда? — отзывается Малфой, и она за стуком каблуков слышит в его голосе ухмылку. — А у меня сложилось другое впечатление.

~*:*~

Список в ее голове становится своего рода мантрой, правда, не приносит ни духовного просветления, ни успокоения. Пункты добавляются в два раза быстрее, чем, выполненные, мысленно вычеркиваются, но без этого списка она теперь никуда, как без сумочки.

Отправить Нельсону квартальный отчет. Узнать у бабушки рецепт суфле из шпината для девичника Луны. Поход к портному с Джинни (примечание: отговорить ее от персиковой тафты). Записаться на йогу. Придумать игры для вечеринки Лаванды по случаю рождения ребенка. Подтвердить заказ в кондитерской «Колетт» и доставку на следующую субботу. Довязать к четвергу шапочку и пинетки. Перенести встречу с главой Отдела по взаимодействию с маглами с пятницы на вторник.

Поход по магазинам с мамой за подарками. Часы и тапочки для папы, набор средств для ванны и постельное белье для кузин Вероники и Филиппы соответственно, шелковая пижама для тети Кэтрин. Новое платье на девичник Луны, аксессуары для семейного сборища, окрашиваемые босоножки: каблук четыре дюйма. Сдать серебристый клатч в ремонт, забрать до тридцать первого декабря.

Купить подарки гостям на день рождения Лили. Купить рождественские подарки на Косой аллее: «Мерлинов выдумщик» для Джеймса, Альбуса, Лили, Фреда, Роксаны, Доминика, Луиса и Люси; книгу из «Флориш и Блоттс» для Мари-Виктуар; что-нибудь из «Всё для квиддича» для Тедди, Гарри и Рона. Из «Магазина мадам Малкин» для Джинни. Из «Все для дома и сада» для Молли с Артуром. Подтвердить в Гринготтсе продажу акций и перевести средства со сберегательного счета.

Достать с чердака рождественские украшения. Набросать проект петиции в Визенгамот о внесении поправок в нормативные акты. Купить кошачий наполнитель.

За последние пять минут список пронесся в голове семнадцать с половиной раз, но ни один из пунктов так и не получил статус первоочередной важности. Обычно этот процесс служил стимулом заняться делом, которое всплывало на поверхность, умоляя выполнить именно его, но Гермиона внезапно немеет, не имея ни малейшего понятия, за что браться дальше.

Созерцание кружащихся в шаре снежинок не помогает прояснить мысли, но дарит непредвиденный заряд вдохновения. Одним слитным движением она убирает ноги со стола и поднимается.

Гермиона торопливо покидает офис, а ее мантра тихо звучит в дальнем уголке сознания.

~*:*~

— И тебе здравствуй, — Малфой плавной походкой входит в гостиную. — Какая приятная встреча.

Гермиона даже не придает значения его интонации, она едва стоит на месте, переполняемая желанием поделиться своим открытием.

— Снеговики, — выпаливает она.

С лица Малфоя даже пропадает усмешка — он искренне удивлен.

— Что, прости?

— В магическом мире снеговики лучше. Ну, точнее, магловские снеговики меня по-настоящему напрягают, и я только обрадовалась, когда узнала, что магические выглядят совсем по-другому, — довольная, Гермиона поднимается на носочки и опускается, не замечая его озадаченный взгляд.

Малфой трясет головой и только с третьего раза собирается с мыслями, чтобы ответить:

— Грейнджер, чем именно тебя могут «напрягать» снеговики?

— Ладно, сами по себе они, наверное, ничего. Но когда мне было шесть, мальчик постарше сказал, что снеговики — это настоящие люди, только замороженные. Не помню, как он это объяснил, но я решила, что они как Железный дровосек из страны Оз, — Малфой на это лишь хмурится, и Гермиона продолжает: — Ну знаешь, магловские снеговики не похожи на настоящих людей. Это просто три снежных шара, которые стоят друг на друге, снизу самый большой, сверху — маленький, вместо глаз — пуговицы или угольки, нос-морковка, руки-ветки... — Гермиона пытается продемонстрировать форму, но с чемоданчиком в руках это трудно сделать. Малфой, наблюдая за ней, трясет головой. Он может опираться лишь на образ магических снеговиков, которые похожи на магловские ледяные скульптуры — а вот они-то и выглядят как настоящие снеголюди.

— В общем, вполне можно представить, что в этих шарах снега томится человек. Я столько себе надумала, что даже боялась к ним близко подходить: вдруг бы человек вырвался из снеговика и... схватил меня. — Малфой приглушенно фыркает, на что Гермиона вздыхает: — Ладно, но согласись, картинка вырисовывается напрягающая. Я их больше не боюсь, разумеется, но теперь меня преследует мысль, что я сама попаду в такую же снежную ловушку. Каждый раз как вижу снеговика, меня аж до дрожи пробирает.

Малфой изумленно качает головой:

— И ты говоришь, маглы боятся каких-то там привидений?

— По-моему, ты упускаешь главную мысль, но... люди боятся и избегают того, чего не могут понять.

Малфой от души смеется, и атмосфера в комнате разряжается.

— Не знаю, что и думать. Нельзя сказать, что я боюсь тебя, Грейнджер, но точно не понимаю, что происходит в твоей кудрявой голове. К сожалению, избежать тебя ника...

— Очень смешно, Малфой. Не так уж это и странно. Просто у меня снеговики вызывают антипатию.

— Антипатию у тебя, похоже, вызывает и обычный светский разговор. Чаще всего ты отлично стартуешь, задаешь вопросы о работе, семье или о чем-нибудь еще, но, оглянуться не успеешь, как разговор уходит в какую-то дикую сторону о создании палочек в пятнадцатом веке или животноводстве. Это сильно раздражает.

Глаза Малфоя азартно блестят, но Гермиона упрямо хмурится:

— Как я могу спрашивать тебя о работе, когда я понятия не имею, чем ты занимаешься?

— Ничем, конечно, — широко улыбается он. — Живу лишь скоротечной радостью твоих визитов.

Гермиона расправляет плечи, стискивая ручку чемоданчика.

— О да. Кстати говоря, пойдем проверим в подвале...

— Вообще-то, Грейнджер, я собирался выпить чай, — Малфой прочищает горло и поджимает губы, как делает обычно, когда не уверен в своих словах. — Не хочешь присоединиться?

Необычно здесь только само приглашение. Гермиона не раз пила чай в Малфой-мэноре, но его приносили, пока они жарко что-то обсуждали, либо когда она засиживалась, а Малфой пропускал обед. Опешив, она едва открывает рот, как Малфой наседает:

— Заодно потренируешься поддерживать светский разговор. Начнем с простого: скажем, обсудим семейные дела, потом работу и последние новости. Можешь даже конспектировать по ходу дела. — Самый холодный взгляд, на который Гермиона способна, его лишь подзадоривает. — А позже, если я пойму, что ты готова, рискнем затронуть политику. Как тебе идея?

— Отстань, Малфой, — рявкает Гермиона, но ее словам явно недостает убедительности, так как она ставит чемоданчик на пол и снимает пальто.

~*:*~

За последние десять лет Гермиона выработала эффективную стратегию поведения на семейных сборищах, которая сослужила ей хорошую службу на долгой дороге к тридцати годам. Тяжелое время для того, кто единственный из родственников ведет непривычный образ жизни и не имеет предсказуемого плана на будущее.

Гермиона более-менее может менять стратегию, подстраиваясь под реакцию и мнения окружающих, но план, который она использует для Ежегодного рождественского пиршества Грейнджеров, версия 2009 (ее отец считает название забавным), в целом выглядит следующим образом:

1. «Обсуждай двоюродных (и троюродных) сестер и братьев, внуков, племянниц и племянников. Как можно дольше поддерживай разговор о них, чтобы не переключить его на себя».

Опыт свидетельствовал, что это несложно.

2. «Во время пауз в разговорах вспоминай о новых популярных сериалах или давнишних, но всеми любимых. Не забудь изучить материал по теме до встречи, чтобы знать, кто поддержит обсуждение, и избежать подводных камней, которые спровоцируют споры».

Гермиона навсегда запомнит фиаско кузины Гарет в 2006 году, приведшее к дебатам с битьем посуды (она тогда всего лишь упомянула, что девятый «Доктор Кто» понравился ей больше десятого), и не желает повторить ее судьбу.

3. «В крайнем случае хвали новый ремонт, сад и/или драгоценности хозяйки дома, но лучше прибегать к этому методу, когда помогаешь готовить, накрывать на стол, убирать со стола и/или вытирать посуду».

4. «Когда других вариантов не предвидится и избежать темы абсолютно невозможно, вновь постарайся (безуспешно) объяснить, кем работаешь (тем, кто знает, что ты ведьма, а это едва ли треть родственников), но так, чтобы избежать воодушевленных сравнений с последними сериями «Главного подозреваемого» или «C.S.I.: Место преступления».

5. «Когда предыдущее обсуждение неизбежно перейдет в вопросы о личной жизни и планах на будущее (читай, свадьбе и семье), опиши карьерную лестницу от сотрудника Отдела магического правопорядка до места в Визенгамоте на примере работы в британском парламенте. (Чисто ради забавы приправь свое объяснение анекдотами, которые перекликаются с событиями в карьере Тони Блэра, сыгранного Майклом Шином на больших и маленьких экранах страны. Возможно, в таком контексте родственники поймут тебя лучше.)»

В этом году, однако, от пункта номер один никакого толка: дети вышли из возраста, когда все внимание обращено на них и только них, но еще не повзрослели настолько, чтобы с ними было интересно разговаривать. Хуже того, расписание Гермионы было напрочь забито другими делами, и времени на ознакомление с сериалами почти не оставалось — речи о том, чтобы их посмотреть, вообще не шло, — а пара свободных часов все равно не помогла бы добиться успеха со вторым пунктом. И так как семейный сбор планировалось провести у ее родителей, третья стратегия показалась бы слишком подхалимской и неискренней.

Таким образом, Гермиона прибегает к плану на случай бедствия: «выпей целую бутылку вина и заешь двойной порцией шоколадного торта». Она не помнит, о чем ее спрашивали, что отвечала сама, и это не хуже обычной стратегии помогает ей пережить вечер с родственниками.

~*:*~

Посреди разговора Гермиона теряет мысль и замолкает, смотря в окно гостиной на сад поместья, накрытый белым одеялом. Стоящие вдоль тропы волшебные снеговики тают в лучах полуденного солнца, удивительно теплого после вчерашней бури.

— Малфой? — ее призыв встречен утвердительным хмыком. — Ты когда-нибудь чувствовал, что когда ведешь машину... или, скорее, летишь... Ты когда-нибудь летел на метле мимо деревьев, мимо зданий, и, пока поворачивал и менял траекторию, чтобы никуда не врезаться, ты хоть раз представлял, что будет, если ты не свернешь, не облетишь дерево или другое препятствие на пути? Представлял, сможешь ли пойти против инстинкта самосохранения... просто чтобы узнать, что выйдет?

Гермиона оборачивается: Малфой вразвалку лежит на козетке. На него падают яркие лучи солнца, отчего вся его фигура сияет на фоне синего бархата обивки, но ее притягивает взгляд серых глаз и их поразительный блеск. Малфой разглядывает ее безо всякого осуждения. Гермиона смотрит на него еще секунду и отворачивается, вспоминая, на чем остановилась.

— Если думать об этом слишком долго, начинает казаться, что ты не успеешь вовремя повернуть. Как будто инстинкт самосохранения просто замолчит или победит любопытство, и ты влетишь в твердое дерево, или скалу, или съедешь в пустоту с обрыва, — она втягивает воздух, и обратно тот выходит судорожно. — Иногда кажется, что ты изо всех сил стараешься следовать курсу, словно тебе требуется вся выдержка, чтобы не совершить непоправимое... не шагнуть в неизвестность. И какое-то напряжение сдерживает тебя, но ощущение такое, что ты в любой момент сорвешься. А эта выдержка толкает тебя вперед, заставляет двигаться, объезжать, облетать и не дает распасться. Она отфильтровывает лишний шум, но заключает тебя в ловушку.

Гермиона отстраняется от холодного стекла, в перегретой комнате приносящего облегчение, и опять смотрит на Малфоя. Готовясь увидеть равнодушный взгляд, изогнутые брови или даже страх и отвращение, она с удивлением встречает в его глазах понимание, которого никогда еще там не было. И это ее приободряет.

— Тебя когда-нибудь захлестывало такое чувство?

— Конечно, — просто сознается Малфой.

— И что ты делал?

— Останавливался.

Гермиона с запинкой делает к нему пару шагов: вдруг неправильно расслышала?

— Ты... останавливался?

— Ага. Опускался на землю. Останавливался. Зачем отфильтровывать шум, если можно его просто игнорировать?

Ну что ж. Такой подход годится Малфою, но они-то с ним совершенно разные. Жизнь Гермионы ни в чем не похожа на его: у нее есть обязанности, цели, на нее возложены ожидания, и все они, словно живые, требуют себе внимания. Все, что происходит здесь, в его доме — нереально. Иначе приходить в мэнор было бы не так приятно. Гермиона, качая головой, отворачивается к окну, а Малфой тогда заговаривает:

— Грейнджер? В «Положении о ликвидации темных объектов и наблюдении за ними» говорится, что все, что идентифицировано как таковое, должно проверяться представителем магического правопорядка один или два раза в год. Верно?

На ее щеках разгорается румянец и безудержно распространяется ниже.

— Минимум раз-два в год, но в зависимости от опасности рассматриваемых предметов частота посещений может быть увеличена.

Малфой невозмутимо кивает.

— Тот Уитби, который был до тебя, заглядывал раз в год. Я последние три месяца вижу тебя как минимум раз в неделю. Видимо, я должен что-то знать о состоянии кинжала прапрапрадедушки Сигнуса или опалового ожерелья кузины Каллидоры?

Гермиона откашливается, избегая его взгляда.

— Да, а еще в подвале стоит сундук Финеаса Найджелуса, с которым мне определенно не везет. Оценка темных объектов — долгий процесс. Торопиться нельзя.

Краем глаза она замечает его мимолетную улыбку.

— Безусловно. Мне стоит попросить родителей задержаться во Франции? — Малфой опускает подбородок и смотрит на нее из-под вскинутых бровей. — Из соображений безопасности, конечно.

— Ну-у, — тянет Гермиона, нагибаясь за чемоданчиком, и два раза подряд промахивается мимо ручки. — Я тебе здесь не советчик, но если ты думаешь, что так лучше... — выпрямившись, она расправляет плечи. — Мне, пожалуй, пора...

— Прекрасно, — перебивает Малфой, принимая сидячее положение, и щелкает пальцами, вызывая эльфа. — Тогда пора пить чай?

В том, чтобы остаться на чай, нет ничего неожиданного или небывалого, но в этот раз будто что-то меняется. У нее полным-полно дел, но прямо сейчас Гермионе страшно хочется остаться именно здесь. Если бы у нее было время, если бы она знала, как остановиться, она бы задумалась. Но как бы то ни было, Гермиона живет от момента к моменту, а напряжение заставляет ее двигаться, объезжать, облетать, уклоняться.

— Ладно, — показательно посмотрев на часы, она садится напротив Малфоя. — Сегодня у меня как раз появилось свободное время.

Его победная ухмылка остается проигнорирована.

~*:*~

Слова проникают в сознание все полтора часа, которые Гермиона проводит в гостиной, глядя на пламя.

Двадцать третьего декабря Гарри, Джинни и Рон умудрились загнать ее в угол, пока она убиралась после дня рождения Лили. То, что началось потом, расценивалось не иначе как вмешательство в личные границы.

— У меня все хорошо.

— Да, конечно. У тебя всегда все хорошо. Патологически хорошо, — вздохнул Гарри, не поднимая глаз от очков, которые протирал футболкой.

— Патологически? Это на что ты тут намека...

— На то, что ты прекрасно знаешь, как выглядит «хорошо», Гермиона... и успешно его имитируешь, — Рон ощущал себя довольно робко, но неподдельно беспокоился. Гермиона признала это, как только отошла от шока, что именно он пытается ее урезонить.

— Тебе не нужно браться за все подряд, просто чтобы доказать, что ты это можешь. Жизнь — это больше, чем испытание на выносливость, — Джинни впервые за день сидела без ребенка на коленях, требующего ее внимания, и выглядела измотанной. Гермиона давно научилась прислушиваться к ее словам. — Ты не обязана никому объяснять, зачем что-то делаешь. Близкие в любом случае тебя поддержат.

У Гермионы кружилась голова, чувство было такое, будто ей сообщили, что небо фиолетовое. И не замечать этого раньше казалось сущей глупостью.

Под конец этих полутора часов, глядя в огонь, Гермиона приходит к невероятному выводу.

Она остановилась.

Не выполняла пункты из своего списка. Даже не вспоминала о списке, а сердце при этом не заходилось в груди и ладони не потели. Более того, нет никаких страшных последствий, которые она воображала, если что-то не сделает.

Пусть никогда толком этого не понимая, Гермиона чуяла момент, когда наступает прозрение. Она никогда не довольствовалась и не довольствуется полумерами, поэтому план действий логически вытекает из минувших размышлений, как эксперимент во имя науки.

Отнести подарки тети Кэтрин, Филиппе и Веронике на почту, заказать доставку. Отправить совиной почтой на Косой алее подарки Джеймсу, Альбусу, Лили, Фреду, Роксане, Доминику, Луису, Люси, Мари-Виктуар, Тедди, Гарри, Джинни, Рону, Молли и Артуру.

Связаться с родителями, сообщить, что она не сможет присутствовать на ужине в канун Рождества и не пойдет на службу, потому что ее пригласили на четырехдневный тур в Париж с Поттерами-Уизли. Связаться по камину с Молли и Артуром, сообщить, что она не сможет появиться у них утром на Рождество и остаться на ужин, потому что родители пригласили ее на четырехдневный тур в Париж. Отключить телефон. Отключить камин.

Набрать горячую-прегорячую ванну. Лежать в ней, пока не сморщится кожа. Доползти до кровати и спать до полудня. Проснуться и напомнить себе, что сегодня канун Рождества. Напечь блинчиков и оставить грязные тарелки в раковине до лучших времен. Накрасить ногти. Заказать еду с доставкой. Включить фильм из стопки дисков, которые она четыре года собиралась посмотреть. Съесть целую банку с шоколадным мороженым без остановок и стыда. Наслаждаться звенящей тишиной в мыслях.

Смыть, повторить.

~*:*~

Часов в восемь вечера Гермиона с трудом может усидеть на месте и решает, что выйти куда-нибудь не значит нарушить Великий Праздничный Эксперимент. Принимая во внимание еще и пробудившееся желание отведать пастушьего пирога, она закутывается в пальто и направляется в «Дырявый котел».

Войдя в уютный и теплый, но странно тихий паб, Гермиона замирает при виде знакомой белобрысой макушки за дальним угловым столом.

Она не верит ни в духов Рождества, ни в ангелов, ни в подобную чушь. И все же сложно объяснить присутствие Малфоя здесь, аккурат посреди ее дороги приключений, иначе, чем магией судьбы. Легкое покалывание зарождается в затылке, прокатывается по телу до самых кончиков пальцев на ногах. Ее тянет к Малфою, точно он — логичная цель ее путешествия.

— Какая приятная встреча.

Он вскидывает голову от журнала, широко распахнутыми глазами заглядывая ей за спину, словно ища какого-то страшилу или камеру.

— Ч-что ты здесь делаешь?

Гермиона, сама от себя не ожидая, хихикает.

— Вообще-то, я не здесь. Если кто спросит, я в Париже, — и она без приглашения устраивается напротив него за столом.

Ему требуется еще секунда, чтобы закрыть рот и прищуриться.

— Серьезно?

Гермиона гордо кивает.

— А ты сам разве не должен быть во Франции? С родителями?

— Я уже давно не провожу с ними Рождество. Они в Баварии, скорее всего совершают тур по пабам со своими знакомыми. И если честно, я больше не горю желанием знать, что они вытворяют.

— А я сегодня спала до полудня, — заговорщицки шепчет Гермиона, наклоняясь над столом, — и наврала почти всем друзьям и родственникам.

Малфой смеется.

— Не бездельничай сразу во всем, Грейнджер, а то никуда не продвинешься. Не пытайся так рьяно побить все рекорды по лени.

— Мне просто весело, — сопит она, снимая варежки. — Ты-то что здесь делаешь? Я думала, ты будешь ужинать дома.

— Ну... — Малфой елозит по стулу, — я не умею готовить, а у домовиков сегодня выходной, — у Гермионы не хватает времени даже удивиться, как он торопится добавить: — К тому же у меня конференция по камину с русскими, а в праздники связь постоянно обрывается. Хотя здесь отлично работает.

— У тебя конференция?.. С русскими?

— Да, у них уже завтрашнее утро, а День подарков они не празднуют. — Ее молчание вызывает у Малфоя ликование: — Ты правда думала, что я не работаю? — он смеется над выражением ее лица, точно у выкинутой на берег рыбы. — Думала! А мне казалось, за время своих исследований ты все обо мне узнаешь.

Вызов в его словах ясен как день и кружит голову.

— Это... это долгий процесс...

— Да ну? Ни в коем случае не торопись. Я управляю инвестиционным портфелем нашей семейной компании, но работаю из дома — лишь бы принимать тебя в гостях, дорогая Грейнджер.

Улыбка у Малфоя хищная. Коварная.

Пусть она почему-то не переживает, что попалась, но Гермиона не знает, что делать со странными ощущениями, которые у нее в груди вызывает Малфой. Поэтому она поступает так, как привыкла в похожих ситуациях: уходит от разговора.

Схватив меню, Гермиона читает строчки, пряча покрасневшие щеки.

— Я умираю от голода. Надеюсь, у Тома еще остался пастуший пирог. Ты уже ел?

— Нет, не ел, — Малфой и не прячет усмешку. — Тебя ждал.

Все то время, что они ждут заказ, ужинают и заканчивают десертом, Гермиона успешно переводит разговор с темы на тему и оставляет без внимания все непонятные знаки Малфоя, пока он ни с того ни с сего не просит показать ему магловского снеговика, и так они оказываются на улицах Лондона, шагая рука об руку по дорожкам.

Город просто прекрасен: снежная пыль припорашивает переливающиеся огнями дома, а отдаленные крики уставших гуляк не позволяют празднику закончиться. В расположенном неподалеку парке кто-то слепил отличный образец снеговика: угли-глазки, нос-морковка, шляпа и трубка. Они долго разглядывают его, пока Малфой не нарушает тишину:

— У меня от него мурашки.

— А многим нравится. Снеговик считается символом веселья.

— Нет, Грейнджер, ты не одна такая. Посмотри на глаза, на колючие руки. Он похож на саму смерть. Эти застывшие магловские фотографии тоже напоминают о смерти.

Гермиона косится на него, проверяя, не шутит ли Малфой, но на его лице написан искренний ужас. Она находит это неожиданно очаровательным.

— Вчера вечером я смотрела один спецвыпуск, «Снеговик», — говорит она, и Малфой разворачивается к ней, ожидая продолжения. — Он напомнил мне о сказке Ганса Христиана Андерсена с таким же названием, это магловский писатель... — Гермиона машет рукой, показывая, что личность писателя не важна.

— Сказка о снеговике, который влюбился в печку... — из-за его удивленного смешка она замолкает. — Да, да, его только что слепили — считай, едва родился, — так что он не понимает очевидных вещей. И пусть пес повторяет, что печка его убьет, снеговик невыносимо тянется к ней, хочет быть рядом, хочет согреться.

— А дальше? — тихо спрашивает Малфой.

— О, наступает оттепель, снеговик тает, так и не признавшись в любви, всю жизнь промечтав о том, что его убьет, — Гермиона, ощущая, как наворачиваются слезы, чувствует себя глупо, но рассказы о несбыточных мечтах и тихом отчаянии всегда западали ей в сердце.

— Но если снеговик, как ты думала, действительно был застывшим мужчиной, — рассуждает Малфой, — тогда солнце или печка... освободили бы его из плена, разве нет?

Восхищенная, Гермиона смеется со слезами на глазах:

— Да. Спасибо, Малфой. Отличный взгляд на ситуацию. Вообще, в самом конце пес находит на месте снеговика кочергу. Именно кочерга тянула снеговика к печке... то есть часть него узнала в печке нечто родное.

От взгляда Малфоя ее бросает в жар. Ее тянет к нему, и она не может отвести глаз. Сердце бьется как бешеное, в мыслях — неразбериха.

— Представляешь, я никогда не смотрела рождественские передачи. Родители вообще не разрешали мне смотреть мультики. Передачи, конечно, это немного другое, но мама все равно беспокоилась, что я слишком увлекусь. Так что магловские дети разбираются во всем этом гораздо лучше меня. Диснеевские фильмы, праздничные выпуски, утренние муль...

К ее лицу на одно мгновение прикасается теплая перчатка, а в следующее — мягкие губы ловят ее в поцелуе. Гермиона едва отдается ощущениям, рвано вдыхая и приоткрывая рот, чтобы сделать поцелуй жарче, когда Малфой отстраняется. Ошеломленная, она моргает и ждет.

— Грейнджер. Ты разговаривала когда-нибудь с кем-то так, что ты слушаешь, ты участвуешь и не отмалчиваешься, но вдруг понимаешь, что вот-вот сорвешься и просто возьмешь и поцелуешь собеседника? Ты постоянно смотришь на его губы, и кажется, будто все, что ты сейчас делаешь, это старательно его не целуешь. Обычно это случается в самый неподходящий момент, и тебе требуется вся выдержка, чтобы просто не схватить его и... не зацеловать. — Его взгляд жжет, заставляя забыть о холоде и окружающей их белизне. — Тебя когда-нибудь захлестывало такое чувство?

Гермиона смотрит, завороженная снежинками в его волосах, золотыми в свете уличных фонарей. Она чувствует, как что-то тянется от нее к нему, к такой же части, которая живет и в ней, и кивает.

— И что ты делала? — хрипло спрашивает Малфой.

Гермиона обхватывает его лицо руками в варежках и, притягивая к себе, поднимается на носочки. Размыкает губы и крепко прижимается к его рту, отвечая на вопрос приличествующим случаю поцелуем.

Малфой стискивает ее в объятиях, рождественская суета вокруг них отходит на второй план, а снежинки, собираясь в миниатюрные сугробы, тают и сползают с ее пальто.