Подарок на именины (джен)

«Так было, пока они жили в Браавосе, в большом доме с красной дверью. У Дени там была собственная комната с лимонным деревом под окном».

«Игра Престолов»

« — Обо мне-то, когда я была маленькая, никто не заботился. Разве что сир Виллем, но он рано умер».

«Танец с драконами»

Дени тихонько прокралась на цыпочках в покои сира Виллема. Слуги повторяли ей раз за разом, что господин болен и его нельзя тревожить, но Дени нужно было увидеть своими глазами, что сир Виллем еще жив, что он еще здесь и не оставил их с братом, как все остальные, кто умер или бросил их.

— Не обманывай себя, милая сестрица. Он никогда уже не поправится, — сказал Визерис прошлым вечером, когда Дени спросила его, скоро ли сир Виллем поправится и будет ужинать вместе с ними, как раньше. — Он тоже умрет, и очень скоро, как наши отец и мать, как брат Рейегар.

— Он не умрет! Он не может умереть! — запротестовала Дени, чуть не плача.

— А когда он умрет, — продолжил брат, — его слуги продадут нас псам узурпатора, не успеет и тело остыть, помяни мое слово. Мы должны быть готовы снова бежать и спасаться. Мы всегда должны быть к этому готовы.

— Но если сир Виллем умрет, кто тогда защитит нас от псов узурпатора? Куда мы пойдем на этот раз? Куда нам бежать?

Визерис постоянно предупреждал ее — псы узурпатора выслеживают их днем и ночью. Она с раннего детства помнила рассказы брата о псах узурпатора и о тех ужасных вещах, которые случатся, если те настигнут их с Визерисом. Дени была уже достаточно большой, чтоб понимать: псы узурпатора — на самом деле не собаки, а люди; но, думая о них, страдая ночь за ночью от кошмаров, она до сих пор слышала громкий яростный лай, видела, как за ней и братом гонится огромная ужасная стая.

Когда Визерис услышал вопрос сестры, на его лице на миг появилось такое выражение, словно он вот-вот расплачется. Дени захотелось подойти к нему, обнять, чтоб утешить. Она знала, что брату тоже страшно — Визерис ни за что не признался бы в этом, но Дени много раз слышала, как он плачет во сне. Может быть, ему тоже снилась стая жутких псов, и он, как и сама Дени, просыпался, дрожа как лист от ужаса?

Каждый раз, когда этот кошмар будил Дени, она представляла себе доброе лицо сира Виллема, чтобы утешиться, и переставала плакать, вспоминая его смех. Сир Виллем никогда не подпустит никаких псов к ней и брату. Он защитит их, как тогда, когда увез с Драконьего Камня, чтобы трусливые предатели из гарнизона не продали детей узурпатору. Однако сир Виллем не любил рассказывать о том, как спас их.

— Это печальная история, моя госпожа. Очень, очень печальная, — часто говорил он, и Дени приходилось додумывать остальное самой.

Она подошла к брату, чтобы обнять его и сказать, что за ней тоже гонятся в кошмарах псы узурпатора, но Визерис отмел все это.

— Мне не снятся никакие кошмары, — яростно отрицал он, бросая на сестру сердитые взгляды. — Я не глупый мальчишка, трясущийся от страха. Я от крови дракона и законный король Семи Королевств. Ты спрашиваешь, кто нас защитит? Я, конечно же.

Но как мог ее брат кого-то защитить, когда он сам еще только мальчик, которому, как и Дени, нужна забота и защита? Впрочем, Дени знала, что лучше не говорить этого вслух — Визерис разгневается, и очень сильно. Она не должна сердить его, не должна будить в нем дракона — предупреждал он ее снова и снова.

Звук голоса сира Виллема застал Дени врасплох.

— Маленькая принцесса, — позвал он со своего ложа. — Так значит, ты здесь, моя госпожа. Подойди, подойди ближе, чтоб я мог тебя видеть.

Дени едва не разрыдалась от облегчения. Он жив! Сир Виллем жив, и ему лучше — хотя б настолько, чтоб позвать ее. Она медленно подошла и села у подножия его ложа.

— Откуда ты знаешь, что это я, ведь глаза у тебя закрыты? — удивленно спросила Дени.

Сир Виллем открыл глаза и ответил, улыбаясь:

— Я чую тебя издалека, как медведь чует мед.

Дени хихикнула:

— Так значит, от меня пахнет медом, сир медведь?

— Нет, моя госпожа, лимонами. Ты купалась в лимонной воде? Или собирала лимоны с дерева, которое растет у тебя за окном?

По правде говоря, Дени больше любила смотреть на это дерево, чем собирать лимоны, но утром она действительно купалась в лимонной воде.

— Я купалась, — ответила она. — Это особый подарок, потому что сегодня мои именины.

Визерис называл день ее именин «проклятым», потому что, по его словам, это был еще и день, когда Дени убила их мать — последнюю, кто выжил из семьи, кроме них самих, — оставив их на милость чужаков.

«Я никогда не хотела этого! Я не хотела убивать маму!» — повторяла Дени сквозь слезы каждый раз, когда брат обвинял ее, но для него это ничуть не меняло дела.

— Прости меня, маленькая принцесса, — печально сказал сир Виллем. — Я забыл, что у тебя сегодня именины.

— Ты был очень болен, сир Виллем, — поспешила утешить его Дени. — Как же ты мог про это вспомнить?

— Не хочешь ли лимонный торт, чтобы отпраздновать свои именины? Или, может, лимонный пирог с лимонным кремом на верхушке? Это твое любимое лакомство, насколько я помню. Я прикажу повару приготовить его для тебя.

Упоминание о лимонном пироге пробудило в ней море счастливых воспоминаний. Сир Виллем однажды окунул в крем свой мизинец, который был шире большого пальца Дени, и мазнул по ее носу, а она сделала то же самое с его бровями. «Я покрасила твои брови, чтоб они были больше похожи на мои», — сказала она ему. Даже Визерис в тот раз присоединился к веселью, и к концу ужина у всех троих лица были вымазаны лимонным кремом.

Но сегодня было не время для тортов, пирогов и крема.

— Нет, я не хочу ни торт, ни пирог, — ответила Дени.

— Даже пирог с кремом? — спросил сир Виллем. — Уж конечно, это бы тебе понравилось.

Дени покачала головой.

— Тогда что же ты хочешь на свои именины?

— У меня только одно желание, — серьезно ответила Дени.

— Какое же, моя госпожа?

Дени переместилась к изголовью сира Виллема, чтоб прошептать ему на ухо:

— Я хочу, чтоб ты жил очень, очень, очень долго. Я хочу… я хочу, чтоб ты жил всегда-всегда, и никогда нас не оставил.

Сир Виллем тяжело вздохнул и протянул руку своей маленькой принцессе. Дени схватила ее обеими руками.

— Пока я еще жив, до последнего моего вздоха, неважно, насколько я слаб и болен, никто никогда не обидит тебя и твоего брата, обещаю. Но я не могу обещать, что буду жить всегда-всегда.

Дени опустила голову.

— Я знаю, — еле слышно сказала она. Конечно же, Дени это знала. И все же…

— Я исполню другое твое желание, — сказал сир Виллем. — То, о котором ты говорила на моих именинах. Ты помнишь, что ты сказала тогда?

Дени покопалась в памяти:

— О да! Я сказала, что у твоего дома…

— Нашего дома, маленькая принцесса.

— Нашего, да, — улыбнулась Дени и продолжила: — Я сказала, что у нашего дома должно быть название. А ты ответил, что придумаешь подходящее. Ты придумал, сир Виллем?

— Конечно, моя госпожа.

— И какое же? — с нетерпением спросила Дени.

— Лемонтри Холл, — объявил сир Виллем.

— Лемонтри Холл? Но почему?

— В честь лимонного дерева за твоим окном. Твой брат говорил, что ты готова смотреть на него часами. Что ты видишь, маленькая принцесса, когда смотришь на это дерево?

Что же она видела, глядя на лимонное дерево?

Смех и радость, доброту и счастье. Пальцы, размазывающие лимонный крем по носам и бровям. Лица, перепачканные кремом.

Еще она видела дом, который боялась потерять, единственный дом, который знала в своей жизни.

— Лемонтри Холл. Мне нравится. Мне очень нравится такое название, — сказала Дени, улыбаясь так радостно, как только могла.