Кого бы пригласить на Рождество... (джен)

Проснувшись ранним утром в канун Рождества, Филифьонка первым делом выглянула в окно. Она не поверила своим глазам — буквально за одну ночь долина изменилась до неузнаваемости. Все вокруг стало белым от снега, словно кто-то расстелил на поверхности земли огромное одеяло из гагачьего пуха.

Воздух искрился от танцующих снежинок как игристое вино, а пышные шапки сугробов напоминали горы взбитых сливок в любимом десерте. Настоящее чудо! Куда ни глянь — всюду снег: на деревьях и мостике у пруда, на крышах домов и в старой лодке. Вид из окна был похож на сказочную картинку из цветной книжки, которая бережно хранилась в бабушкином шкафу.

Полюбовавшись снегом, Филифьонка тяжело вздохнула и отошла от окна. На нее вдруг напала такая печаль, что захотелось плакать. Ее вредная, но очень мудрая тетушка Эмма, много лет проработавшая в театре, как всегда оказалась права. Когда встречаешь Рождество в одиночестве, не радует даже снег.

Совсем скоро в соседних домах зажгутся рождественские свечи, все сядут за праздничный стол, станут желать друг другу счастья и разворачивать перевязанные золотыми лентами подарки, а красавица елка будет мигать разноцветными огоньками до самого утра. И только Филифьонка выпьет чашку кофе с корицей, съест без удовольствия пару мандаринов и ляжет пораньше спать, а ее маленькая елочка, украшенная серебряными фонариками, сиротливо затаится на комоде, как будто и нет никакого Рождества.

Не подумай, дорогой читатель, что Филифьонка и вправду была такой уж несчастной и одинокой. На самом деле она имела много родных и очень их любила, потому что выше всего остального чтила родственные связи. Она регулярно отправляла своим родственникам письма и открытки и даже приглашала их в гости. Но все они жили далеко, почти на краю света, и были так сильно заняты, что до сих пор не нашли время приехать. В какой-то момент они перестали отвечать и на письма, считая, что писать друг другу одно и то же — дурной тон даже среди родных. Постепенно Филифьонка смирилась и перестала ждать. Она вообще была из тех, кто никогда никого не ждет, но в то же время очень хочет, чтобы кто-нибудь пришел.

В этом году случилось чудо, которое удивило Филифьонку не меньше, чем выпавший снег. Снег бывает каждую зиму, а весточки от родственников приходят гораздо реже. Впервые за несколько лет Филифьонка получила письмо из театра. Тетушка Эмма писала о премьере нового спектакля, интригах в театральной труппе, по привычке жаловалась на больные лапы и плохое зрение, но при этом ни разу не справилась о самочувствии своей племянницы. Если бы не выведенный корявым почерком адрес на конверте и странное пожелание в маленькой рождественской открытке, Филифьонка могла подумать, что тетка отправила ей письмо по ошибке.

«Моя драгоценная племянница! — написала Эмма. — Не жди от актеров хорошей игры. Играй сама».

Перечитав в очередной раз необычное послание, Филифьонка лишь растерянно развела лапами и усмехнулась. Старая театральная крыса была в своем репертуаре.

Чтобы отвлечься от грустных мыслей, Филифьонка решила растопить печь и убраться. Когда в доме тепло и чисто, одиночество не кажется таким уж страшным. Наспех позавтракав вчерашней овсянкой, она надела шубу и отправилась за дровами.

На улице было тепло. Снег приятно скрипел под лапами, и Филифьонка повеселела. Набрав целую охапку дров, она хотела было вернуться в дом, но вдруг увидела своего соседа Хемуля. Он нес на плечах большую пушистую елку. Филифьонка бросила дрова в снег и помахала ему так энергично, что на ее красной шапочке зазвенел колокольчик.

— Что случилось? — спросила она. — Вы никогда раньше не наряжали елку!

Хемуль остановился и хмуро посмотрел на Филифьонку.

— Все когда-то бывает в первый раз.

— Вы, как и я, празднуете Рождество в одиночестве? — осторожно поинтересовалась Филифьонка, боясь обидеть соседа нескромным вопросом. — К вам тоже никто не пришел?

Хемуль неохотно кивнул, но объяснять ничего не стал.

— Вам не кажется это странным?

— Что тут странного? — удивился Хемуль. — Ко мне никто не пришел, потому что я никого не пригласил.

С этими словами Хемуль двинулся в путь. До дома оставалось меньше сотни шагов. Его спина сгибалась под тяжестью елки. Филифьонка снова окликнула его, предложив помощь, но Хемуль лишь махнул лапой и закрыл за собой калитку.

«А ведь он прав, — подумала Филифьонка, растопляя печь. Дрова быстро разгорелись и уже через минуту весело трещали. — Чтобы не быть одной в Рождество, достаточно кого-нибудь пригласить. Но кого?»

Филифьонка стала перебирать в уме всех, кого можно позвать в гости. Близких друзей у нее не было, а с соседями она почти не общалась. Да и вряд ли кто-то захочет встретить с ней праздник лишь потому, что она одинока. Разве что пригласить ее давнюю приятельницу Гафсу… Она без ума от шоколадных кексов и ванильных бисквитов, а уж в стряпне Филифьонке нет равных. Правда, Гафса настолько высокомерна и болтлива, что Рождество грозит пойти насмарку.

А может, позвать Мису? Кажется, она любит пироги и конфеты, и изысканные кофейные чашки Филифьонки наверняка придутся ей по вкусу. Но с ней так скучно и тоскливо, что будет разумнее не звать ее вовсе.

Ах да, есть еще Хомса, который обожает шоколад и уплетает пудинг за обе щеки, но слушать его байки о хулиганах и полицейских Филифьонке совсем не хотелось. Уж лучше тогда пригласить в гости Морру. Она хоть и холодная, но, по рассказам Муми-тролля, больше молчит, а еще неплохо поет и танцует, если согреется.

Конечно, было бы замечательно позвать на рождественский ужин Муми-семейство или отправиться к ним самой, но они еще в конце ноября впали в спячку и теперь не проснутся до весны. В крайнем случае, можно наведаться в ближайшую пещеру и разбудить Мюмлу, однако злая и невыспавшаяся Мюмла в сто раз хуже одинокого Рождества.

Так и не придумав, кого пригласить на праздник, Филифьонка начала убираться. Генеральная уборка хорошо успокаивала нервы. Филифьонка старательно вытерла пыль, вымыла окна и пол, почистила мебель и перебрала коробки и шкатулки с драгоценностями и безделушками. За окном уже смеркалось, когда она открыла последнюю коробку, в которой хранились письма родственников, чтобы положить в нее открытку от тетушки Эммы.

«Не жди от актеров хорошей игры. Играй сама», — перечитала Филифьонка, и ее посетила гениальная мысль.

А что, если позвать на Рождество первого встречного? Пугливого Хомсу Тофта, любопытного Сниффа, маленького Шнырька или ворчливую бабушку Мюмлы… Пригласить за стол всех, кто так же одинок и несчастен, как и она, всех, кто захочет прийти и разделить с ней радость праздника. Уж это точно намного приятнее, чем сидеть с умным видом и слушать нудные поучения Гафсы или причитания Мисы.

Филифьонка мысленно поблагодарила тетушку Эмму за мудрый совет и принялась готовить праздничный ужин. Прежде чем приглашать гостей, полагалось накрыть стол. Она достала из комода самую красивую скатерть, дорогой столовый сервиз и зажгла свечи. Украшенную фонариками елку Филифьонка перенесла на окно — пусть все видят, что она тоже празднует Рождество.

Через пару часов ужин был готов. Стол ломился от угощений. Клубничный пудинг, песочное печенье, бутерброды с сардинами и копченой колбасой, конфеты, ароматный травяной чай, смородиновый морс... Хозяйка постаралась на славу.

Немного отдохнув, Филифьонка оделась и в предвкушении вышла из дома. К вечеру приморозило, и ей стало зябко. Лапы тонули в снегу, а мороз так и норовил забраться под шубу. В небе уже висела луна, в окнах соседских домов мерцали рождественские огоньки. На улице не было ни души, будто вся долина погрузилась в сон.

Филифьонка прошлась вдоль домов, заглянула в окна, прислушиваясь к каждому шороху. Где-то вдалеке, за холмами, проплыла чья-то тень. Наверное, это в поисках тепла бродила Морра.

— Уважаемая Морра, — дрожащим голосом сказала Филифьонка, — не хотели бы вы встретить Рождество вместе со мной?

Морра не ответила. Призрачная тень скоро исчезла, и со стороны леса послышался протяжный вой.

Филифьонка сделала еще несколько шагов в надежде встретить кого-нибудь, но не заметила никого, кроме пары невиданных зверьков, внезапно выпрыгнувших из сугроба. Они были похожи друг на друга как две капли воды, без остановки говорили что-то на непонятном языке и тащили за собой огромный потрепанный чемодан. Заметив Филифьонку, зверьки дружно взвизгнули от страха и бросились наутек.

— Постойте! — закричала им вслед Филифьонка. — Я не причиню вам вреда! Я всего лишь хочу пригласить вас на Рождество!

— Рождество-сла — обман-сла, — раздалось в ответ, и странные существа исчезли во тьме. Разочарованная Филифьонка стояла посреди улицы и готова была расплакаться от отчаяния. Шуба на ней распахнулась, шапочка с колокольчиком съехала на бок, а горькая правда навалилась на ее хрупкие плечи тяжелым грузом.

Она совершенно никому не нужна. К ней никто никогда не придет. А Рождество — самый грустный праздник на свете.

«Придется позвать Гафсу», — подумала Филифьонка и, дрожа от холода, отправилась к своей старой знакомой. Она робко постучала в дверь, но никто ей не открыл, света в домике не было. Наверное, Гафса ушла в гости к Хемулихе. Там можно пить глинтвейн, раскладывать пасьянс и сплетничать сколько душе угодно. Что ж, Филифьонка всегда знала, что Гафсу не интересуют ни шоколадные кексы, ни столовый сервиз, ни сама Филифьонка.

Расстроенная и замерзшая, она вернулась домой и села за праздничный стол. Из ее больших печальных глаз катились слезы. Чтобы немного забыться, она съела пару бутербродов, отведала конфет и клубничного пудинга, запив их остывшим чаем. Слезы на мордочке высохли. Филифьонка постепенно согрелась и пришла в себя. И тут к ней постучали.

Филифьонка вздрогнула от неожиданности и поспешила открывать. Она распахнула дверь, впустив в дом морозный воздух. На пороге стоял Хемуль — ее хмурый сосед, с которым они беседовали утром. Он переминался с лапы на лапу, не зная, с чего начать разговор.

— Простите, фру Филифьонка, я вот о чем подумал... — пробормотал он. — Если на Рождество никого не позвать, никто ведь и не придет, верно?

— Верно! — согласилась Филифьонка. — Совсем никто.

— Я никого не позвал, и вы никого не позвали… — грустно сказал Хемуль.

— Вы как всегда правы. Абсолютно никого! — кивнула Филифьонка и, спохватившись, всплеснула лапами. — Ой, чего же вы стоите на пороге? Проходите в дом!

Хемуль неуклюже перешагнул через порог, закрыв за собой дверь, и осмотрелся. Филифьонка стояла напротив и растерянно моргала. Ей было радостно оттого, что кто-то пришел к ней в рождественский вечер, и неважно, что это был всего лишь Хемуль.

— А что, если я позову вас? Или вы меня? — предложил Хемуль и впервые за много лет их знакомства улыбнулся.

— Потрясающая мысль! — обрадовалась Филифьонка. — Мы можем позвать друг друга по очереди, и тогда Рождество пройдет в два раза веселее.

— Кто начнет? — спросил Хемуль и тут же опомнился: — Первое слово — даме.

— Приглашаю вас на Рождество, — просияла Филифьонка и повела лапой в сторону праздничного стола. Хемуль снял пальто, уселся на самый большой стул и, взяв бокал со смородиновым морсом, произнес тост:

— За то, чтобы в наших домах всегда были гости!

— Ура! — воскликнула Филифьонка и осушила свой бокал.

Хемуль оказался интересным собеседником. Они с Филифьонкой разговаривали, словно старые друзья, ели бутерброды, пили чай с печеньем и конфетами. После очередной чашки чая Хемуль пригласил Филифьонку к себе и показал ей свою коллекцию картин с изображенными на них лодками и рыбаками. Из праздничных угощений у Хемуля был только пирог с ягодами, но он оказался на удивление вкусным. Наевшись досыта, Филифьонка воспользовалась случаем и снова позвала Хемуля в свой дом, где они с большим удовольствием провели остаток рождественской ночи, поедая мандарины и глядя на мигающую елку.

В домике Филифьонки до самого утра горел свет. Она больше не чувствовала себя одинокой. Это было лучшее Рождество в ее жизни.