Всё, что тебе нужно, - это Лав-Лав (гет)

Если мы выживем этим летом, то с нами уже ничего не случится.

(с) Земфира "Этим летом".

Лаванда всегда вспоминала Рона с сожалением. Нравился он ей своей непринуждённостью, прямолинейностью, добротой и умением попадать в самые громкие истории. Даже сейчас она могла лишь строить догадки о том, почему у них ничего не вышло. Она же выкладывалась по полной! Не обходила вниманием, не скрывала искренних восторженных чувств. Или Рон был расположен к более сдержанным проявлениям эмоций? Если бы только спросить его самого. Но Лав решила, что ни за что до этого не опустится. Есть же у неё какая-то гордость, в конце концов! Тем более, её ревность оказалось не напрасной: Уизли теперь официально встречался с Гермионой.

Как бы то ни было там с Роном, жизнь не стояла на месте. А Грейнджер и вовсе спасла Лаванде жизнь. И если это не повод переступить через старые обиды, то что тогда повод?

Наконец настало время отвоевать своё место под солнцем: она не спасовала там, в осаждённом Хогвартсе, среди Пожирателей Смерти, она не спасует и теперь. Лаванда рукой взбила светлые кудри, состроила себе глазки в зеркальной поверхности двери, за которой её ожидал билет в счастливую новую жизнь, и вошла.

За столом сидел Перси Уизли — занудный бывший староста Гриффиндора, а потом и школы. Лаванда едва заметно вздохнула. Перси встречал её уже в роли начальника. Руководящий центр сетью летучего пороха, правда, состоял всего из шести человек, не считая Лаванды, претендующей на свободное место, но тем не менее. Что ж, Лав всегда знала, что этот Уизли далеко пойдёт и, как ей было известно от Фреда, сможет в случае острой необходимости перешагнуть даже через собственную семью. Лаванда хотела верить, что таких случаев больше не предоставится.

— Это ваше первое место работы? — спросил Уизли, поправляя на носу квадратные очки. Лаванда смотрела на них и не могла решить: будет он симпатичнее без них, или тогда Перси и вовсе станет похож на моллюска, вытащенного из раковины.

— Ещё была стажировка в Гринготсе, — Лаванда с трудом удержалась от того, чтобы фыркнуть. Надо же, такой большой босс, а резюме не пролистал.

Если только... Если только он не выбирал исключительно по фотографии. Усмехнувшись краешком губ, Лаванда чуть дрогнувшей рукой подтянула повыше горлышко свитера и снова поправила волосы. Так, чтобы надежно скрыть безобразные шрамы, тянущиеся по всей шее и заходящие на скулы.

— И почему вы не остались в Гринготтсе? Вас не взяли?

— Нет. Я в конце концов решила, что это слишком... опасно для меня. Но зато мне написали рекомендательное письмо. Посмотрите там, в конце...

* * *

Лаванда затруднялась сказать, кем хотела стать после школы. В то время как обычные школьники штудировали брошюры по устройству на работу будущих выпускников и каталоги вечерних платьев на последний школьный вечер да судорожно писали экзаменационные билеты, облюбовав какой-нибудь укромный уголок в библиотеке, их же выпуск во главе с Невиллом Долгопупсом только тем и занимался, что проводил разного рода диверсии, мешая укорениться новым порядкам. Мешал, надо признать, с некоторыми успехами, и после Финальной битвы второго мая Лаванда мечтала только об одном — никогда в своей жизни больше не видеть Хогвартса, со всем скопом его приятных и отвратительных воспоминаний. С мертвенно-бледной кожей Фреда Уизли, с трещинами на разбросанных тут и там хрустальных шарах Трелони, с жёлтыми клыками Фенрира...

И с самого начала ей успешно удавалось следовать за этой мечтой, если можно так выразиться. На долгое время она застряла в больнице святого Мунго.

Когда же Лаванда пошла на поправку от чудовищных ран, нанесённых оборотнем, и немного смирилась со своим отражением в зеркале, она пролежала в больнице ещё целый месяц — до следующего полнолуния. В обед ей даже разрешали немного пройтись по больнице и выйти во внутренний дворик. Двор был крошечный, с миниатюрным фонтаном, поросшим у основания мхом, а также с каменными скамейками, ножки которых оплетали тонкие побеги вьюнка. Там она неизбежно встречала Джорджа Уизли, лечащегося от глубокой депрессии. Джордж сидел на одной из скамеек, откинувшись на спинку и подставив лицо солнечным лучам. Иногда даже дремал.

У Джорджа были пушистые светло-рыжие ресницы, коричневые крапинки веснушек на прямом носу и тонкие длиннопалые ладони, перебинтованные на запястьях. Бинты неизбежно пропитывались кровью, и на них Лав старалась не смотреть.

Она садилась рядом с ним и молчала. Поначалу. Джордж Уизли открывал веки и также молча подолгу смотрел на неё. Глаза у него были голубые. Потухшие и выцветшие, словно хлопковая ткань на ветру. У Фреда были совсем другие.

У Фреда Уизли глаза были васильковые и ласковые, с золотыми смешинками в радужках, даже когда он был абсолютно серьёзен. А случалось это нечасто. В те дни, что волшебное сообщество охватил мрак, Фред никогда не позволял себе уныние. Отряд Дамблдора выходил на связь с Орденом, пробираясь длинным пыльным коридором Арианы, как они называли туннель за портретом. В «Кабанью голову» от Ордена Феникса приходили то Молли с Артуром Уизли, то Нимфадора Тонкс, то близнецы. Они обменивались информацией, Орден Феникса, как мог, предостерегал их от опасности.

Да, Лаванда и сейчас не могла ответить, почему они с Парвати решили вернуться в тот год в школу. Не иначе, водный чёрт дёрнул. Год, начавшийся со скупой и желчной речи профессора Снейпа, в известном согласии с правилом "как вы лодку назовёте, так она и поплывёт", и середину, и окончание имел просто катастрофические. Единственной радостью были эти встречи с Орденом — как глоток свежего воздуха за пределами мрачных стен Хогвартса. Там как-то Фред обронил:

— Что-то у тебя бледный вид, сестрёнка, — и достал из кармана конфетку.

Лаванда с подозрением покосилась на ярко-оранжевую обёртку. Она слишком хорошо помнила, сколь малой щепетильностью отличались близнецы Уизли, когда тестировали свои изобретения.

— Да ты что! Как бы я мог! — театрально заохал Фред в ответ на её взгляд и возмущённо обратился к Джорджу: — Разве бы я предложил блевательный батончик даме?

— Никогда! — с готовностью подтвердил Джордж, с оскорблённым видом скрещивая руки на груди. Лав, к слову, почему-то не путала их. Наверное, потому, что Фред всегда был заводилой. Этого было невозможно не заметить.

— Ну хорошо, — кивнула она и забрала конфету. Смело развернула и откусила. Фред довольно подмигнул ей. Конфетка была самая обыкновенная, но показавшаяся Лаванде невероятно вкусной. После этого с каждым своим появлением Фред приносил или даже передавал, если Лав не приходила, сладости. Коробку с шоколадными котелками им с Парвати удалось растянуть на целый месяц. Лаванда не знала, чем привлекла Фреда, но что-то большое и тёплое расползалось в груди, когда он подмигивал ей, улыбался и смотрел одновременно ласково и шутливо.

Однажды они даже встретились в выходной день в Хогсмиде. Не предупредив, он ждал её возле "Трёх мётел", а встретив, повёл гулять по узким заснеженным улочкам. Удивительно — Лав вообще не могла припомнить, видела ли когда-нибудь подобное — Фред был один. И Парвати деликатно увела Падму покупать новые перья.

— Мы с Форджем ещё год назад присматривались к "Зонко". Местный хозяин вроде был не прочь продать бизнес, — говорил он, отмеряя шаги.

— Думаешь, сейчас подходящее время, чтобы открыть новый магазин приколов? — спросила Лаванда, пряча руки в карманы от пронизывающего ветра. Одна из перчаток потерялась где-то по дороге, и вторую тоже пришлось снять. Пока новое марионеточное правительство не узнало о том, что Рон Уизли не болен, а путешествует с нежелательным лицом №1, Фред мог чувствовать себя вполне безопасно. А Лаванда вместе с ним.

— О, ну конечно! Сейчас как никогда людям нужно веселье. — Уизли резко затормозил и, развернувшись к Лав, выставил ладони перед собой: — Давай руки.

— Что? — не поняла Лаванда, запрокидывая голову, чтобы посмотреть на Фреда. Он был такой же высокий, как и Рон, или даже чуть выше.

— Как что, сестрёнка? — лукаво усмехнулся Уизли. — Буду греть твои ладони.

— Ох, — только и смогла проговорить Лаванда. — Это так мило с твоей...

— Замолчи, — беззлобно посоветовал Фред, смешно скривившись. Они стояли так близко... Снег парил вокруг и медленно планировал на тёмно-бордовую мантию Уизли. И всё словно стало далёким и безмолвным, а его губы напротив — близкими и очень красноречивыми.

* * *

— А я вот волосы отрастил, — ни с того ни с сего обронил Джордж, выдёргивая их из убаюкивающих звуков журчащего фонтана. — Чтобы скрыть отсутствие уха.

— Что? — Лаванда поперхнулась воздухом и повернулась к нему.

— Красотка, — Джордж легонько постучал по своей левой щеке пальцем, так что стало понятно, что он имеет в виду её шрамы. Здесь, в больнице, Лаванда не видела смысла прикрываться. Не особенно ухоженные волосы — сухие и безжизненные, как это бывает всегда, когда тебя пичкают всякими зельями, — были собраны в неопрятный низкий хвост. А в вороте больничного халата просматривались красные, всё ещё воспалённые рубцы.

— Только не говори никому, — Джордж заговорщически улыбнулся и убрал длинные рыжие волосы в сторону. Лав с удивлением увидела шрам на месте отсутствующего уха.

— Когда это тебя? — осторожно спросила она.

— Дела Ордена, — с гордостью ответил Джордж и вновь закрыл глаза.

— Да, ты прав, — вздохнула она, так же подставляя лицо солнцу. — Кому я теперь такая нужна?

— Какой-нибудь улитке без раковины, — отозвался Джордж, многозначительно хмыкнув.

Обратить Фенрир её не смог, Лаванде повезло. С каждым днём выписка приближалась всё сильнее, и скоро совсем бы пришлось покинуть больничные стены и выйти в полный опасности мир. Живот сводило от беспричинного страха.

А тут ещё её навестила лично МакГонагалл — с коробкой шотландского печенья и апельсинами, чем, честно говоря, растрогала Лаванду до слёз — и сообщила, что утрясти вопрос с Министерством не получилось, и сдавать ЖАБА всё-таки придётся. Лаванде оставалось разве что вздохнуть. Утешало лишь то, что и большей части её однокурсников тоже придётся-таки пересдавать экзамены: мало кому удалось подготовиться в достаточной мере. Для этого в Хогвартсе организовали интенсивные курсы, за два месяца которых предстояло наверстать упущенное и сдать все предметы.

Остаток лечения пронёсся галопом, и вот уже сумка была собрана. Увидеться с Джорджем Лав не успела — тот выписался, не прощаясь.

В день отхода Хогвартс-экспресса от платформы 9 и 3/4 Лаванду провожали родители. Мама почему-то всю дорогу плакала, а отец молчаливо мял в руках "Пророк". Лаванда нанесла тонну маскирующего крема, распустила волосы и надела тёмную водолазку, наглухо прикрывающую шрамы на груди и шее. У неё было теперь с десяток таких кофт, и всё равно Лав чувствовала себя неуверенно, постоянно приглаживая волосы к щеке.

— Может, не поедешь? — наконец тихо спросил папа, поправляя на носу очки в роговой оправе.

— Вам не о чем беспокоиться, мистер Браун, — произнёс кто-то за спиной Лав. И тёплая рука приобняла её за плечи. — Я прослежу, чтобы с Лав-Лав ничего не случилось.

— Лав-Лав? — засмеялась мама, резко перестав всхлипывать.

— Лав — это любовь, — с серьёзным видом подтвердил Джордж, а это оказался именно он. — А Лав-Лав — это море любви.

— Ну знаете ли! — возмутился папа, но мама ткнула его в бок.

— Хорошо, тогда мы спокойны, — сказала она, вытирая тыльной стороной ладони мокрые ресницы. Лаванда обняла родителей и пошла в сторону экспресса. Джордж перехватил её сумку и шёл рядом.

— Что ты здесь делаешь?

— Подумал, порадую-ка я и свою маму и получу диплом. Ну а что? Семь лет книззлу под хвост, и никакой корочки тебе. За что гробил молодость, спрашивается?

— Ой, прекрати, — Лаванда не выдержала и махнула на него рукой. — А если серьёзно?

Джордж помолчал немного, помогая Лав забраться на ступеньку вагона. А потом ответил, прислоняясь к стенке коридора.

— Я не могу вернуться в магазин. Просто не могу. Каждая вещь в нём напоминает мне Фреда. Дышит им, смеётся мне в лицо его смехом. Мне просто нужен тайм-аут. Понимаешь?

— Тогда пообещай мне, что мы выкарабкаемся из всего этого... — попросила Лаванда, поднимая на него веки. Джордж не успел ответить, как проход тут же заполнился спешащими людьми.

— Эй, долго вы ещё будете любезничать? — проговорили неудавшиеся выпускники, упершиеся в затор по коридору.

— Обещаю, — наконец ответил Джордж и, подмигнув, толкнул дверь ближайшего купе.

Хогвартс встретил их не полностью восстановленным, но, безусловно, вдохнувшим свежего воздуха. Парвати щебетала что-то о том, что Дину Томасу, как и другим маглорождённым, предстояло пройти весь седьмой курс сначала, и поэтому он приедет только через месяц, к официальному началу года. Дин стал очень внимателен к Парвати после Финальной битвы. И казалось, у них всё серьёзно. Лаванда ловила себя на мысли, что уже не получает от этих трепетных девичьих разговоров и сотый доли былого удовольствия. И вообще, она бы лучше посидела в тишине. С кем-то молчаливым. С кем-то, кто бы понимал, что по-прежнему уже никогда не будет. Лаванда подняла голову и столкнулась взглядом с Джорджем, сидящим напротив, сразу за Невиллом. Джордж снова подмигнул ей и состроил забавную рожицу. Лав улыбнулась ему в ответ.

Курсы тянулись мучительно медленно. А у Лав появилась нездоровая тяга к плохо прожаренному мясу и панические атаки. Казалось, даже просто ходить по коридорам было больно и чудовищно страшно, она задыхалась, слышала щёлканье зубов возле самых ушей и ловила серые тени краями глаз. Лаванда была благодарна Джорджу, что тот всё чаще оказывался рядом, всё чаще мог успокоить её увещевательным шёпотом. Ей нравилось, что на его лице постепенно стала появляться улыбка, нравилось смотреть, как в него капля за каплей возвращается жизнь.

И всё равно его присутствие ещё сильнее будило в Лав тонну мучительных воспоминаний. Фред словно стоял между ними молчаливым скорбным призраком, глядел укоризненно и тяжело вздыхал. Фред был мёртв, а они — живы. И этого было не изменить.

Невероятно, но они сдали экзамены. В итоге Лаванде показалось даже, что баллы им всем слегка завысили. Но совесть Лав не мучила. По крайней мере, по этому поводу.

— Давай к нам... ко мне в магазин? — предложил Джордж в день отъезда, внимательно вглядываясь ей в лицо. И протянул руки ладонями вперёд. Лаванда смотрела на них, на розовые подушечки пальцев, на тонкие полоски заживших наконец шрамов и, покачав головой, ответила:

— Извини, Джордж, но я не смогу. Это слишком... слишком для меня. Прости.

* * *

— Что ж, ваше рекомендательное письмо и правда хорошо вас представляет. Если бы я не знал руководителя вашей стажировки, я бы подумал, что он к вам неравнодушен, — Перси улыбнулся. Улыбка на удивление преобразила его хмурое лицо, разглаживая складки на лбу, сразу делая светлее и моложе. Его коротко остриженные кудри бронзово блестели в искусственном свете министерских окон. — К счастью, я слишком хорошо знаю Билла и понимаю, как серьезно он относится к своей работе, — Уизли закрыл резюме и немного отодвинул его.

— Вы правы, — спокойно подтвердила Лаванда, растягивая губы в невеселой улыбке. — Мне очень повезло учиться у него.

* * *

Гринготтс был великолепен. Высокие мраморные своды, удобное расположение, крупное место работы сразу после школы, неплохая оплата даже для стажировки. Коллектив в лице гоблинов, конечно, своеобразный, но рискнуть стоило. На стажировку в Отдел нейтрализации опасных проклятий брали почти всех — оно и понятно, желающих подставлять шею было не то чтобы много, да и после войны, как ни печально, освободилась пара мест. Не могло также не смущать, что каждый стажёр обязан был подписать бумагу, что в своей смерти он просит никого не винить. "Опасно? Да я смеюсь в лицо опасности", — с истинным львиным или, как бы сказала бабуля, с ослиным упрямством решила Лав. И подала заявку.

Вообще-то Лав не заблуждалась — академическими успехами в Чарах и Защите от тёмных искусств она никогда не блистала, но под внимательным наставническим взглядом Билла — мистера Уильяма Уизли, милостиво разрешившего звать себя просто "Билл" — она готова была горы свернуть. И сворачивала: в жизни Лаванда не прочла столько книг, как в те несколько месяцев, что длилась её стажировка, корпела над каждым тренировочным стендом, который надо было обезвредить: снова и снова, пока чары не поддавались. Досталось даже мистеру Говинде Патилу — отцу Парвати, — который долгое время работал в Группе аннулирования случайного волшебства. С помощью подруги неугомонная Лаванда уговорила его позаниматься с ней чарами. И очень скоро Лав стала если и не лучшей стажёркой, то, по крайней мере, подающей надежды.

С Биллом у них сложились приятельские отношения. У него был спокойный и лёгкий характер, она хорошо знала его братьев и сестру, они вместе сражались второго мая, и у них были похожие раны от одного и того же оборотня. И, может быть, Лав, не избавившаяся от своего легкомысленного характера, бы уже замечталась о большем, но у Билла были жена и новорождённая дочь, и это сразу же настраивало на серьёзный лад.

Однако в канун Рождества головокружительной карьере Лаванды суждено было закончиться, так и не начавшись. Лав с сожалением была готова признать, что в очередной раз облажалась.

В "Когтях гарпий" было непросто забронировать столик, однако они подошли к делу ответственно и сделали всё загодя. Лаванда пришла на рождественский сбор будущих коллег с твёрдым намерением повеселиться, расслабиться после напряжённой учёбы и запастись вдохновением на предстоящий финальный рывок.

Одного Лав не учла, что Огденский виски — не тот путь, который ведёт к спокойствию и благополучию. Очень скоро от рабочих моментов они перешли на обсуждение Финальной битвы, от способов нейтрализации боевых проклятий — к бессоннице в полнолуние и, наконец, к новым хитам "Веллингтонских ведьм" и особенностям тембра Селистины Уорлок. Как раз в этот момент голос последней заиграл из потёртого патефона, и все собравшиеся принялись весело вальсировать под вибрирующие мелодии. Билл тоже потащил танцевать вяло сопротивляющуюся Лаванду. Очень быстро музыка закружила их, и что-то такое промелькнуло между ними, пробежало разрядом по позвоночнику, закололо в пальцах, ударило в виски. Билл пах морем и кожей. На щеках у него была колючая рыжая щетина, а низкие хриплые нотки его смеха заставили Лав совсем потерять голову.

Когда пришло время расходиться, Лаванда откровенно плохо понимала, кто она и что здесь делает. Билл, бывший не намного адекватнее неё самой, вызвался проводить, благо возле "Когтей" был припаркован его летающий мотоцикл, что показалось ей в этот момент невероятно смешным. Уизли заплетающимся языком пояснил, что на столь чудесную идею его натолкнул Сириус Блэк. Лав даже удивиться толком не успела, каким образом мотоцикл научился летать и при чём тут беглый заключённый, как Билл уже вскочил на байк, дотронулся волшебной палочкой до зажигания и пригласительным жестом поманил Лав. Оставалось лишь, не мешкая, запрыгнуть следом, с опаской обнимая Уизли за талию, взмыть вверх и вопить от страха и восторга.

Добрались до дома они явно каким-то чудом. Лаванда толком не могла вспомнить того момента, когда пригласила Билла заглянуть к ней. И пригласила ли? Кажется, она упоминала о запечатанной бутылке кофейного ликёра, купленного к Рождеству, или Уизли попросил воды? Лав в упор не помнила, все мысли в голове путались.

Но потом, уже в её небольшой квартирке, которую она снимала, съехав от родителей, они неожиданно, не сговариваясь, почему-то сделали шаг навстречу друг другу.

Лав стала сама не своя. Мозг отказывался искать выход из патовой ситуации, успешно напялив на себя личину чуть подтаявшего мороженого, коленки отплясывали какие-то бешеные кульбиты — то ли от холода, то ли от страха, то ли от возбуждения. И как же она была в этот момент благодарна Биллу, поймавшему её лихорадочно дрожащие руки. Благодарна, что может потянуть вниз кожаный шнурок, стягивающий его рыжие жёсткие волосы, и спрятать в разметавшейся огненной волне своё горящее от смущения и возбуждения лицо. Благодарна его ладоням, успокаивающе притянувшим и поглаживающим по спине, благодарна его теплому дыханию, мягко заскользившему по шее, заставляющему приподниматься волоски на предплечьях в томительном предвкушении. Его поцелуи на вкус были как конфеты с коньяком — сладкие и пьянящие, заставляющие действовать быстрее и лихорадочнее. Быстрее, ещё быстрее. Долой мешающее платье, долой его рваную майку с ощеренными улыбками "Пендл Хилл".

Билл попытался подсадить Лав на комод, стоящий в коридоре. В ходе этого действия на пол полетели баночки и бутылочки с косметикой, духами и кремом для обуви, закончила жизнь с трагичным "звяньк" красивая ваза, подаренная Парвати на новоселье. Они задумчиво окинули взглядом бедлам и рассмеялись. На такие мелочи есть "Репаро", а на всё остальное — выдержанный Огденский виски.

Комод не взятым бастионом остался в коридоре, а Лаванда потянула Билла за руку в единственную свою комнату — спальню и гостиную одновременно. Если бы Лав была хоть немного трезвее, она бы непременно услышала голос совести, шепчущий, что назавтра она пожалеет. Но Лав его не слышала, а если бы услышала, непременно бы решила, что завтра — это завтра, а сегодня есть пробирающий до мурашек шёпот Билла, выдыхающий всякие нежности на ухо. И она может позволить ему — первому из всех — посмотреть на те шрамы, которые скрывает под максимально закрытой одеждой. Один — толстый и красный — под ключицей. Второй, оставленный целой пятерней — от щеки и до груди. Третий, тонкий и почти зарубцевавшийся — от рёбер до бедра.

— Ого, — только и успел выдохнуть он где-то в районе её живота.

Лаванда тихо чертыхнулась и потянулась за палочкой погасить свет. Билл вновь перехватил её руки и отвёл их. Самыми подушечками пальцев он прочертил дорожку от щеки до груди. Лаванда закрыла глаза и вновь потянулась к его горячим припухлым губам...

* * *

Что ж, это было неизбежно. Лаванда пожалела. Лежала поутру, смотрела в побеленный потолок и жалела. О выпитом, о сделанном. Потолок плыл. Совесть ныла. Кран на кухне противно капал. Билла ожидаемо не было рядом.

Лав собиралась с силами встать, в уголках глаз скапливались слёзы и стекали на подушку. Подушку, всё ещё хранящую терпкий запах его волос.

В дверь постучали. Комната раскачивалась как палуба корабля, когда Лаванда пыталась добраться до двери.

— Поговорим? — Билл стоял на пороге. С вымученной улыбкой и морковными кексами. Лаванда облегчённо засмеялась и вытерла слёзы.

— Прости меня.

— Извини, я не хотела, чтобы так всё получилось, — одновременно начали они. Лав махнула рукой в сторону кухни и пошла ставить чайник.

— Вот, возьми, — Билл достал из кармана куртки антипохмельное зелье, усаживаясь за кухонный стол. Лаванда, чувствующая первые признаки дурноты, жадно выпила содержимое склянки. — Я не ожидал, не был готов к вчерашнему...

Лицо Билла отражало всю гамму чувств от стыда, красными пятнами покрывающего щеки, до мучительного раскаяния, собирающего в складки его высокий лоб, а широко расставленные ноги беспрестанно выбивали нервный ритм, так, что Лаванде пришлось положить ладонь на его колено в попытке успокоить.

— Понимаешь, я ведь люблю Флёр. Очень люблю... И всё это так...

— Не вовремя, — кивнула Лав, с интересом наблюдая за танцем чаинок на дне кружки, словно ничего занимательные и придумать было нельзя.

Билл спрятал лицо в ладонях, сгорбившись.

— Прости меня, Лаванда, ладно?

— Ладно, — эхом отозвалась Лав и сделала глоток чая. В глазах вновь противно защипало.

— И нам бы лучше не видеться, да? — неуверенно произнёс он, отрывая руки от лица. Глаза его были воспалённые и красные, а под ними залегли глубокие тени. Лав с трудом удержалась, чтобы не пригладить его неаккуратно собранные волосы.

— Да, — вновь подтвердила она, но, подумав, добавила: — Только у меня одна просьба...

— Какая? — настороженно спросил Билл.

— Напишешь мне рекомендательное письмо?

* * *

Перси прислал сову с приглашением на первый рабочий день. Честно говоря, Лаванда уже даже не ждала. В глубине души она не хотела эту должность, не хотела работать в Министерстве и под начальством очередного Уизли. Особенно последнее. Но других вариантов не предвиделось, а голод — не тётка, как говорится.

В первый рабочий день Лаванду не покидало скребущее чувство опустошения и тревоги. На Перси Уизли смотреть было одновременно стыдно и неловко, почти физически больно. Однако независимо от мыслей и чувств Лав сам по себе он был славный. Устроил Лав небольшую экскурсию по Министерству, распахивал перед ней двери, спокойно рассказывал о предстоящей работе, о коллективе, о задачах. Лаванде в их центре при Министерстве магии, отвечающем за установку и поддержание сети каминов, а также за распространение летучего пороха, предстояла работа в качестве диспетчера. Основной её обязанностью было подключать и отключать камины по предварительному запросу. По сравнению с обезвреживанием опасных заклятий работа казалась не в пример проще, и если бы не чрезвычайно серьёзный и ответственный характер Перси, всё было бы хорошо. Но нет, Перси Уизли был слишком аккуратным работником, слишком правильным молодым человеком, слишком сдержанным начальником. Всего в нём было слишком, кроме желания и способности улыбаться. Лаванда и сама не заметила, когда начала подтрунивать над Перси, призывно улыбаться, дёргать по пустякам, просить объяснять что-то по тысяче раз — удивительно, как её не уволили. Перси отчаянно краснел и скоро словно немного "оттаял". Оказалось, улыбался Уизли очень заразительно. В сущности, он был немного эгоцентричный, но добрый парень, и всё ещё достаточно неловкий и неопытный в общении с противоположным полом. Лаванда и сама себе не могла внятно объяснить, зачем дразнила его. И когда в конце очередного долгого рабочего дня по странному стечению обстоятельств в офисе остались только она и Перси, он подошёл к ней и чуть неуверенным тоном пригласил вместе поужинать. Лав зацикленным жестом приглаживала локоны на щеке и понимала, что опять доигралась.

* * *

Камин предупредительно полыхнул, впуская в комнату гостя. Лаванда сонно приоткрыла глаза. Нос не дышал, заложенный от непрестанных слёз. Лав была зла, что позволила себе так расклеиться. Но как же ей было досадно раз за разом оказываться на старте со всё более и более угасающим энтузиазмом. По собственной же глупости.

— Всё, мне это надоело, — вместо приветствия заявила мама, распахивая шторы. Лаванда зажмурилась от заструившегося в комнату света. — Ты отправляешься в Бухарест.

В тот вечер Лаванда сказала Перси, что он неправильно её понял, она была неправа и вообще увольняется. Уизли пытался убедить её, что ничего страшного не произошло: он мирно переживёт отказ, и можно продолжать спокойно работать. Но Лаванда знала, что этот флёр неразрешённых сомнений, тревог и мук совести так и будет тянуться за ней следом, пока она не решится порвать со старой жизнью. Правда, как заложить курс на качественные изменения, Лав совершенно не представляла.

— С чего это вдруг? — не очень-то вежливо отозвалась Лаванда, натягивая на голову одеяло. В такой позиции — под одеялом и в полумраке — Лаванда просидела всю предыдущую неделю. С каждым днём выйти на улицу казалось всё более и более непосильной задачей.

— Ну же, Лав-Лав, соберись, — продолжила мама решительным тоном, собирая все грязные чашки с остатками засохшего чая на стенках, стоящие по всей комнате. Посуда, повинуясь взмаху волшебной палочки, полетела на кухню. — Бабушке нужна помощь. Ты же знаешь, она всё никак не придёт в себя после смерти Драгоша.

— Ей не впервой, — глухо отозвалась Лав из-под одеяла. — И не называй меня так…

— Как ты можешь так говорить, бессовестная, — возмутилась миссис Браун, рывком стягивая с Лаванды одеяло. — Немедленно умывайся, и мы будем собирать чемодан.

Спорить с мамой было бесполезно. Не то чтобы последняя всегда игнорировала чужие аргументы, но сейчас у Лаванды точно не было на это сил. И при ближайшем рассмотрении идея навестить бабулю не казалось такой уж ужасной. Это была отличная возможность сменить атмосферу. Плюс бабулю Лав любила. Та в свои девяносто пять была всё ещё полна сил и энергии. Лаванда бы не удивилась, что, оправившись от смерти четвёртого мужа, эта женщина вновь решит выскочить замуж. Бабуля занималась тем, что выращивала редкие травы на продажу и неплохо разбиралась в зельях. Мама намекнула, что уже некоторое время переписывалась с ней, и у них даже появилось несколько идей для решения проблемы Лаванды со шрамами.

— Это ты оказалась на старте? — загрохотала бабушка, двигая горшок с мандрагорой дальше в тень. — Это я оказалась на старте! Посуди сама: Драгош умер — мир его праху, — я одна в незнакомой стране и, кажется, вот-вот умру, а все мои дети так далеко, что некому даже и воды подать. Зря только румынский учила.

— Прекрати, — засмеялась Лаванда, обрезая засохшие побеги секатором. — Я уверена, ты ещё найдёшь свою новую любовь.

— Нет, с этим покончено! — решительно заявила седовласая бабушка, делая резкий взмах ладонью. — Эти мужчины мрут как мухи, а ведь Драгош был на целых десять лет моложе меня! Нет, милая моя, я возвращаюсь. Возвращаюсь в Англию! Пришло время твоей маме и её сестре вспомнить, что у них есть мать, и начать заботиться о старушке.

Лаванда вновь засмеялась. До конца она в это не верила. Спокойная старость в окружении внуков явно претила миссис Адамеску. Лав взяла корзину с травами, собранными бабушкой для клиента, и аппарировала в центр. Волшебный квартал в Бухаресте представлял из себя чистую светлую площадь с рядом маленьких ухоженных магазинчиков по кругу.

Лаванда пришла раньше, поэтому могла как следует осмотреться, разместившись за столиком уличного кафе. Маги проходили мимо: кто-то весело болтая, кто-то придерживая шляпу от пронизывающего весеннего ветра. Лаванда плотнее закуталась в широкий шерстяной шарф. Вскоре её окликнули:

— Привет! Я, наверное, тебя ищу? — напротив стоял парень, невысокий и коренастый.

— Если ты за травами, то да, — кивнула Лав, внимательно разглядывая клиента. Тот с довольным видом уселся напротив.

— Хорошо, что в этот раз обошлось без миссис Адамеску, — буркнул он. — До чего вредная старуха!

— Эй, это моя бабушка вообще-то!

— Ой, точно! Прости, я забыл. В целом, профессионал-то она ничего. Да и вообще... — парень сконфуженно улыбнулся.

— Ладно, я поняла, — засмеялась Лав, передавая в обмен на галеоны корзинку с травами.

— Ты говоришь на английском! — стукнул парень себя ладонью по лбу. — Класс! Если бы ты знала, какого это — пытаться изъясняться на румынском. Жуть! Слушай, а мы нигде не встречались?

Лаванда ещё раз окинула его взглядом. Рыжие волосы, чуть вьющиеся и отливающие каштановым на солнце, карие внимательные глаза на широком лице, курносый нос и веснушки... море веснушек. Что там Парвати рассказывала про карму?..

— В прошлом мае, в Хогвартсе, — вздохнула она.

— Ничего себе! Ты была на Битве? В самом деле?

— Представь себе, — она подвинула вниз шарф и вытянула шею.

— Ого! Прямо как у Билла. Моего брата. Стой, может, ты и Билла знаешь?

— Знаю, — обречённо ответила Лав.

— Круто! Меня, кстати, Чарли зовут, — парень протянул крупную мозолистую ладонь для рукопожатия.

— Лаванда, — усмехнулась она, пожимая её в ответ.

— Слушай, мы тут с друзьями собираемся через час. Пожарим мяса, поиграем в квиддич. Только травы занесу. Давай с нами? — Чарли наклонился вперёд, широко улыбаясь. Лав отчётливо почувствовала, как на душе заскребли кошки.

— Я не могу...

— Да ты шутишь, что ли? — удивился Чарли. — Нет, отказа я не принимаю. Я же сто лет ничего не слышал о Британии. Мне нужны все свежие новости оттуда. И желательно на английском, да! Есть у тебя вообще совесть, Лав?

Чарли подпёр щёку кулаком и уставился на неё просящим и одновременно насмешливым взглядом. Его круглое, горящее энергией лицо навевало ассоциации с согретым солнцем апельсином.

Они были дороги ей. Братья Уизли. Каждый по-своему. И дурашка-Рон, не признавший своего счастья, и шутник-Фред, и любовно склеенный из осколков Джордж, и умница-Перси, и милаха-Билл, и даже улыбчивый Чарли тоже нравился ей с первого взгляда. А они? Нуждались ли они хоть немного в ней, Лаванде Браун, нелепой девчонке со шрамами на душе и теле? Смогла ли она хоть кого-то сделать счастливым? Или всё у них было бы отлично и без неё? Кто знает.

Лаванда пообещала себе, что при первой же попавшейся возможности сбежит так далеко, что ни один Уизли её уже никогда не найдёт. Например, в Россию или даже в Китай. Но перед этим, может, стоит дать своей нелепой судьбе последний шанс?

— Ну хорошо, веди, — Лаванда встала и подала Чарли руку для аппарации. Чарли расплылся в улыбке и крепко сжал её пальцы в своих.