Серебро и дым (гет)

Неужели ты ждёшь воплощенье беды,

Духа сумрачной стали,

Чтобы снова дать мне напиться воды,

Этой пьяной хрустальной воды?..

Мельница «Воин вереска»

Долгожданное тёплое весеннее утро с первым истошным криком петуха вкатилось на пыльные спящие улицы Лихоборов. Хозяйка пернатого, тётка Глафира, в прошлом известная на всю округу пифия, резко подскочила на постели, больно ударившись о стенку головой. Что-то непривычное, чужое, тревожное почудилось ей в этом каждодневном кукареканье. Так бывало, когда кто-то из односельчан решал отправиться в безвозвратное путешествие на тот свет или попадал в серьёзные неприятности. Впрочем, лихоборцы в волшебные силы петуха Глафиры не верили, утверждая, что самое место ему, облезлому старику, в супе. Глафира своего Ваську берегла и на бульон не отдавала, предсказывая будущее, в обход всех писанных и неописанных методов прорицаний, по его утреннему крику.

Виновницу своей столь ранней прогулки Глафира нашла сразу, неподалёку от каменных идолов, служащих границей между деревней и внешним миром, наподобие больших крестов, что ставят немаги. Цветастое слишком лёгкое для холодного апреля платье было порвано, длиннющие рыжие волосы спутались в колтуны, застряв в зеленеющих в траве колючках, на животе, тонких руках и ножках — следы ещё не засохшей крови. Девчонке на вид было всего лет шестнадцать, и Глафира грешным делом подумала, что это одна из тех малолетних дурёх, что бояться принести мамке внучка в подоле, а потому тайком рожают, где придётся, и избавляются от собственного же создания, подкинув его на порог детского дома или зарыв где-нибудь в придорожной канаве… Но она ошиблась, роды были здесь не причём — из кровавой раны на животе, словно от тлеющей сигареты, сочилась тонкая еле заметная струйка дыма.

— А… шут с ним, — выругалась Глафира. По негласному правилу, в Лихоборы, одну из немногих оставшихся на карте России магических деревень, проводить немагов, а также подозрительных незнакомцев было строго запрещено. Волшебной палочки при девчонке не было, и всё же её рана отличалась от тех, что, как она видела в немаговских фильмах, наносятся огнестрельным оружием. Взмахнув палочкой, Глафира аккуратно подняла худенькое тельце в воздух.

— Отнесу тебя в знахарскую, слышишь? Сонька поможет — она и не таким помогала… Одного идиота, баловавшегося со взрывными чарами, по кусочкам по всей деревне пришлось собирать, думали всё — дураку крышка. А Сонька, знахарка наша, спокойненько так засучила рукава, котелок свой на горелку поставила. «Сейчас зашьём, — говорит. — Как новенький будет».

Девочка была без сознания, но Глафира была уверена, что её слышат. Если не сама пострадавшая, то уж точно кто-то невидимый, бесшумной поступью скользящий вслед за ними.

— Бояться тебе здесь нечего. Великим колдуном Былятой на Лихоборы наложено заклятье — внутри деревни, огороженной каменными идолами, ни один человек не может убить другого человека, — громче добавила она. — В древности здесь часто скрывались преступники, желающие избежать ножа или смертоносного заклятия. Но сейчас у нас народ спокойный и добрый, правда вот, лиходеев всяких, нападающих на беззащитных девушек, очень уж не любит...

Знахарская — небольшая двухэтажная изба, отличавшаяся от всех прочих домов в Лихоборах лишь тем, что князёк на её крыше флегматично пожёвывал хвост ускользнувшей из сосуда Гигеи деревянной змеи — к счастью, была недалеко. Входная дверь, в которой болтался медный колокольчик, предупреждающий целительницу и её помощницу о посетителях, всегда была открыта.

— Сонька! — с порога крикнула Глафира. — Тут тяжёлый случай! Принимай!

Но вместо пожилой Софьи Лебедевой, работавшей в Лихоборах знахаркой ещё с тех самых пор, когда Глафира покупала волшебную палочку и учебники для учёбы в Колдовстворце, в холл, стуча по лестнице голыми пятками и протирая слипшиеся ото сна глаза, спустилась девушка ненамного старше самой пострадавшей.

— Софьи Всеволодовны нет, она ещё вчера улетела в Новгород, проведать сестру и заодно купить кое-какие ингредиенты для зелий… — поспешно защебетала Ксения Вронская, помощница знахарки, присланная больше года назад в деревню на отработку из Колдовстворца. — Кощеевы тапки! Что с ней случилось?

Из одной из палат уже мчалась на тонких ножках свободная кровать. Пару мгновений — и тело плавно опустилось на белую простынь. Одной рукой завязывая волосы в пучок, другой Ксения уже водила волшебной палочкой по дымящейся ране. Пострадавшая резко дёрнулась, немного приподняла голову, с хрипом вбирая в себя пропитанный терпким ароматом трав воздух, и вновь бухнулась на подушку.

— Не знаю, Ксюха, что это творится! Нашла её около деревни… Скажи, жить-то будет?

— Будет… Ой, это что — пуля? Глафира Степановна, не могли бы вы сейчас же отправить сову Софье Всеволодовне? Наша совятня во дворе. Берите филина, Урфина, он дорогу знает…

— Бегу уже, бегу… Ты только… не дай ей умереть, ладно, Ксюх? Жалко же девчонку, молодая совсем…

Сосредоточенно закусив губу, Вронская кивнула. В пустой палате, куда кровать отнесла незнакомку, на столике один за другим появлялись флакончики с зельями. Капнув одно из них на рану и невольно поджав нос от едкого неприятного запаха, Ксюша сделала несколько резких движений волшебной палочкой — в утренних лучах солнца ярко сверкнула серебром выскочившая из тела пуля.

— Ну вот, — Ксения облегчённо вздохнула, ловя её на лету. Самое сложное было позади.

Через пару минут на месте кровавого месива красовался аккуратный шрам. Внимательней оглядывая незнакомку, Ксюша обнаружила, что он был далеко не единственным — тонкие полоски, подозрительно похожие на следы чьих-то когтей, были скрыты под многочисленными татуировками. Одна из них — в районе сердца, под левой грудью — представляла собой надпись…

— Бурэмэктэп, — прочла Ксюша. — Школа для оборотней. Вот оно что….

Руки её еле заметно задрожали — не от испуга, скорее от предвкушения каких-то знаменательных событий. Всё внутри напряглось, сжалось в один запутанный нервный клубок, ещё не зная, стоит ли радоваться или огорчаться…

Как можно аккуратнее Ксюша переодела девчонку в больничную пижаму. Порванное цветастое платье было в крови, соке первых весенних трав, пыли, колючках и шерсти, заметно отличавшейся от той, что красуется на шкуре у волков. Вронская вновь вынула из кармана палочку — шерстинка вспыхнула ярким огнём и тут же растаяла в воздухе белым облачком, принявшем очертания юркого хищного животного.

Ксюша удивлённо вскинула брови и перевела взгляд на худенькое бледное личико со впалыми щеками, обрамлённое пышной копной ярко рыжих волос.

— Лисица?

* * *

Лихоборы были далеко не самым худшим местом, куда выпускников Колдовстворца мог направить неминуемый рок, называемый распределением. Например, Андрей Зорич торчал в Смоленском аврорате, постоянно жалуясь на бесконечную бумажную волокиту, а пифуну Ростиславу Егорову в качестве первого места работы и вовсе достался полумёртвый вампирский посёлок где-то на юге Воронежской области. По слухам, должность прорицателя пустовала там около трёх лет после того как местную пифию выпили до последней капли за «неполиткорректные расистские и оскорбительные высказывания в сторону местного населения». С тех пор количество желающих там жить и работать несколько поубавилось, однако Егоров согласился на вакансию не раздумывая и даже не впадая в транс, заявив, что ему, как пифуну, виднее, что будет лучше лично для него.

Конечно же, считалось, что магические кварталы Москвы, Санкт-Петербурга, Казани или сказочный подводный Китеж (как раз таки туда Ксюше хотелось попасть меньше всего) — это наиболее удачные варианты для фундамента будущей карьеры. Но спокойная размеренная деревенская жизнь в Лихоборах приходилась Вронской, с детства привыкшей бродить вместе с матерью в поисках нужных трав по лесам и болотам, по душе. Как правило, в небольшом домике знахарской, где Ксюша жила вместе с Софьей Всеволодовной, было тихо и спокойно — тяжёлые больные, сражённые проклятиями или отравленные сложными ядами, попадались редко. Частенько целительница отправляла свою помощницу в лес за травами, иногда — в городскую лавку за редкими ингредиентами для зелий, но в основном Ксюша была предоставлена самой себе. Как и раньше, она проводила многочисленные опыты по улучшению уже существующих лечебных зелий (и, например, с зельем «антисглаз», созданным английской чародейкой Эриу Маклагген, ей это даже удалось), много читала и мечтала о поступлении в Санкт-Петербургский магический университет, дорога в который ей, как победительнице международного чемпионата по зельеварению, была открыта. Срок отработки подходил к концу, и Ксюша понимала, что в прекрасном, словно бы сошедшем с праздничной открытки Питере будет наверняка скучать по Лихоборским просторам…

— А ну-ка показывай, что у нас тут за гостья, — вываливаясь прямо из печи, крикнула Софья Всеволодовна. Несмотря на преклонный возраст, знахарка считала себя поборницей прогресса, а потому в качестве летательного транспорта признавала исключительно популярные во всём мире мётлы. При этом «парковаться» предпочитала «по-старинке» — через печную трубу. Когда сын Софьи Всеволодовны, озабоченный её здоровьем и комфортом, привёз из Москвы новенькую, удобную, закрытую ступу, целительница поначалу горячо поблагодарила его, но сразу же после его отъезда, со словами «да на такой ещё моя бабуля на шабаши гоняла!» заперла «более удобное средство передвижения» в подвале. Впрочем, ступу облюбовала Ксюшина чёрная как смоль кошка по кличке Золушка, а также её вездесущее потомство — пронырливый наглый Уголёк и рыжеватая нагуленная с бенгальцем полосатая Искорка.

— Я нашла серебряную пулю в её животе, — тут же сообщила Ксюша. — Рану обработала и зашила…

— Молодец, я знала, что на тебя можно положиться, — ловкие пальцы целительницы уже аккуратно ощупывали шрам. — Оклемается вскоре — физических повреждений, благодаря тебе, уже больше нет. Но вот представляю, какая для бедняжки это встряска… Хотя оборотням к преследованиям не привыкать.

Ксюша удивлённо вскинула брови.

— Доживёшь до моих лет, таких как она будешь по одному только запаху узнавать, — проворчала Софья Всеволодовна в ответ на невысказанный вопрос. — Но она не волк, кто-то другой…

— Лиса. Я узнала по шерсти.

— Точно, как же я сама не догадалась, ёжки-матрёшки… — целительница тихо рассмеялась. — Ей подходит — такие шикарные рыжие волосы. Прямо как у меня в молодости, сто двадцать лет назад, ещё при царе батюшке … Не удивляйся, сейчас в это трудно поверить, но я тоже когда-то была молодою! Знаешь что, думаю, рюмка вишняка ей не помешает. И нам с тобой тоже, — хитро подмигнув, добавила она. — Иди-ка ты к Матрёне, купи у неё бутылку…

Вишнёвый напиток, настаиваемый на меду, считался одним из главных символов Лихоборов. По крайней мере, так утверждали его обитатели. Равнодушная к алкоголю Ксюша профилактические методы Софьи Всеволодовны, считающей, что крохотная рюмка вишняка за обедом воскрешает упавшую лошадь, не одобряла, но отказываться от возможности проветрить мысли и размять ноги не стала.

По крышам приземистых изб прогуливался солнечный свет. Свежий ветер приятно холодил раскрасневшиеся щёчки, а сердце, встревоженное появлением в их маленьком уютном лихоборском мирке нежданной гостьи, словно таймер отсчитывало время до предстоящих кровавых событий.

«Оборотень… Нет, вряд ли лиса как-то связана с Дикой охотой, — рассуждала Ксюша. — Это ведь волчья стая… Вероятно, её случайно подстрелили простецы. Только кто сейчас будет использовать пули из чистого серебра?».

Когда, погружённая в свои размышления, Ксюша вернулась в знахарскую, там уже пахло зелёным чаем и свежими ватрушками. Стараясь не слишком громко цокать каблуками, Ксюша двинулась на звук двух знакомых голосов, машинально гадая, кто же сегодня пожаловал в их тихую обитель. Отгадка настигла её слишком поздно — словно натолкнувшись на невидимое препятствие, Вронская застыла прямо на пороге «комнаты отдыха».

Напротив Софьи Всеволодовны, спиной к двери, сидел молодой мужчина. Отросшие тёмные волосы были собраны в конский хвост, на шее болтался тонкий кожаный шнурок, на плечах — чёрная косуха с парящим на спине соколом. Почувствовав Ксюшино присутствие, он резко дёрнулся, слегка повернув вбок голову, и еле заметно повёл носом, словно бы принюхиваясь.

— У нашей лисы Алисы нашёлся брат. Они путешествуют вместе с друзьями, остановились в городке неподалёку, — умный взгляд Софьи Всеволодовны перебегал от одного к другой. — Познакомьтесь, это моя помощница Ксюша — именно она оказала Вашей сестре первую помощь. Ксюша, это…

— Ратмир Ланевский, — соизволил обернуться внезапный гость. — Приятно познакомиться.

Затаившуюся в его голосе иронию можно было скрыть от кого угодно, но только не от неё.

— Взаимно, — отозвалась Ксюша, подавляя в себе глупое желание то ли сбежать куда-нибудь подальше, то ли бросить ему в ответ какую-нибудь колкость. Но вместо этого она заметила будничным тоном: — Софья Всеволодовна, нужны ещё травы для укрепляющего отвара…

— Выпей-ка для начала с нами чаю, — понимающе улыбаясь, перебила её целительница.

— Чай у вас волшебный, не стоит отказываться, — тут же поднялся со своего места Ратмир. — Не буду больше злоупотреблять гостеприимством… Спасибо за заботу об Алисе. Я ведь смогу ещё её навестить?

— Конечно, в любое время, — отозвалась Софья Всеволодовна. Ратмир сдержанно поклонился ей в знак прощания и перевёл на Ксюшу взгляд прежде, чем она успела спрятать глаза. Ушедшая под воду деревня, кровь на груди Волчьего пастыря, пьянящий аромат первой майской ночи и поцелуй, о котором никогда и ни за что не расскажешь подругам — целый вихрь воспоминаний пронёсся в её голове всего за пару коротких мгновений, прежде чем губы Ратмира изогнулись в такой до боли знакомой снисходительной чуть издевательской усмешке.

— До скорой встречи, — тихо произнёс он, и, не оглядываясь, покинул комнату. Ксюша шумно вздохнула и опустилась на стул.

— Я не буду тебя спрашивать, откуда ты знаешь этого молодого оборотня, — заметила Софья Всеволодовна, когда у входной двери в знахарскую мелодично звякнул колокольчик. — Захочешь — сама расскажешь. Но учти: нашей раненой барышне он такая же родня как бобр павлину…

— Первый раз его вижу, — зачем-то соврала Ксюша. Только сейчас, когда неожиданная встреча осталась в прошлом, она обнаружила, что сердце её как бешенное колотится о рёбра, рискуя выскочить из груди. Ещё пару минут назад в её спокойной размеренной жизни было всё понятно, предсказуемо и просто, и вот он, человек, которому она не доверяла настолько же, насколько жаждала снова его увидеть, вновь заявился в её жизнь, чтобы выпить чашечку чая, спутать все путеводные и гадальные карты и совершенно сбить её с толку. — Так значит, нашу лису зовут Алисой…

* * *

Дожидаться, пока Софья Всеволодовна уберётся из дома, пришлось два часа. Когда цветастый, накинутый на плечи платок старушки скрылся на противоположном конце улицы, Ратмир, стараясь производить как можно меньше шума, вновь зашёл в знахарскую. Колокольчик нерешительно звякнул и затих.

Алиса в сознание не приходила, распластавшись на белых больничных простынях. Ласково погладив худую, почти прозрачную ладонь, Ратмир отправился на поиски Ксюши. Её запах он чувствовал буквально везде, но волчий нюх вёл его вверх по лестнице — судя по всему, её комната располагалась на втором этаже.

Нужную дверь он отыскал сразу — сквозь небольшую щёлку был виден письменный стол у окна, подоконник которого украшали жёлтые цветки первоцвета.

— Мяу!

Маленький пушистый комочек с рыжей шёрсткой в чёрную полоску испуганно поджал хвост и попятился. Ратмир непроизвольно улыбнулся.

— Хозяйка дома? — спросил он у кошки, присаживаясь на корточки. Искорка мяукнула, принюхавшись к его ладони, легонько стукнула лапой по болтающемуся на шее амулету и удовлетворённо заурчала, тыкнувшись мордой в его колено. — Какая ты красивая и смелая…. — Ратмир поднял котёнка на руки, ласково почесав за ушком.

— Что ты здесь делаешь? — холодно спросила Вронская за его спиной. — Всё никак не можешь понять, что людям не нравится, когда в их дом входят без приглашения?

Ратмир обернулся и чуть не прыснул со смеху — в руках у Ксюши красовалась огромная чугунная залитая маслом сковородка.

— На этот раз так вышло случайно, — поглаживая Искорку, ответил он. — Я пришёл поговорить. Без лишних ушей. Обещаю, что не сделаю ничего плохого — пока у меня на руках урчит это прелестное существо так точно…

— Я готовлю блинчики, — недоверчиво произнесла Ксюша, кинув на кошку взгляд суровой учительницы, недовольной поведением провинившейся школьницы.

— Со сметаной?

— С вареньем.

— Люблю клубничное.

— Обойдёшься абрикосовым.

— Идёт.

Комната отдыха, превращавшаяся при открытии одного из шкафов в уютную кухню, понравилась Ратмиру с первого взгляда, когда сюда его пригласила добродушная Софья Всеволодовна. Тогда он первым делом обратил внимание на многочисленные колдографии в рамочках, выставленные на небольшой деревянной тумбочке, укрытой белой, вышитой гладью салфеткой. Далёкие воспоминания детства — о собственной семье, печёных яблоках и хрустящем хворосте на столе у бабушки, дурманящем запахе качающих пышными головками пионов, растущих под окнами дома во дворе — внезапно нахлынули на него тёплой волной, отдающей горьковатым привкусом.

— Вы были безумно красивы в молодости, — обратился он к Софье Всеволодовне, выныривая из омута собственных эмоций и ощущений. К слову, это было правдой. С карточки, сделанной около века назад, ему лукаво улыбалась девушка с тонкими чертами лица и необычайно пронзительными живыми глазами. Лицо пожилой целительницы было изрезано морщинами, но вот глаза… Их не узнать было невозможно.

Ксюшиных фотографий в комнате не было, но небрежно брошенный на спинку одного из стульев молочного цвета джемпер, с рукава которого свисал, переливаясь на солнце, длинный светлый волос, хранил её неповторимый, до боли знакомый Ратмиру запах.

Сейчас на Ксюше был тот же самый джемпер. Светлый хвостик возмущённо покачивался, когда она, отвернувшись, заливала тесто в шкварчащую сковороду. Ратмир проскользил взглядом по шее вниз, к напряжённым от волнения лопаткам, тонкой, затянутой облегающими джинсами талии…

— Так о чём ты хотел поговорить? — не оборачиваясь, спросила Ксюша. Искорка легонько цапнула его по руке, привлекая к себе внимание.

— Если тебе интересно, мы со стаей нашли укромное место, где можем основать своё поселение и жить, не мешая людям. Это недалеко отсюда.

— Ммм… Какое приятное соседство, — протянула Ксюша, нечаянно задев пакет с мукой. В пропитанном магией воздухе на миг зависло причудливое, похожее на котёнка, белое облачко. Искорка удовлетворённо мяукнула.

— Да вот не совсем… Кто-то из лихоборцев явно не желает нас здесь видеть.

— Не может быть… Интересно почему?

— Здесь, в смысле, на белом свете, — игнорируя её интонацию, терпеливо разъяснил Ратмир. — Ты видела рану Алисы — её подстрелили серебряной пулей. И это не первый случай — после прошлого полнолуния мы еле выходили двух наших. Кто-то объявил на нас охоту.

— Как иронично, охота на Дикую охоту, — всё так же не глядя на него, проворчала Ксюша.

— Один из пострадавших был ребёнком. Ему пытались прострелить голову, но, к счастью, он отделался кусочком уха.

Горячее масло с громким скрежетом брызнуло из сковороды, Ксюша отпрянула назад, задев Ратмира локтем, Искорка, громко мяукнув, спрыгнула на пол.

— Давай помогу, — и когда его рука успела переместиться на её плечо? — Убийство вурдалаков — не редкость в магической России, что бы там не говорило на этот счёт магическое законодательство, — продолжил свой рассказ он, поддевая деревянной лопаткой блин. — Но те, кто странствовал с Дикой охотой, всегда были защищены ореолом тайны, страха и ужаса, их окружавшего. Сейчас, с моей подачи, мы решили зажить как обычные… оборотни, пытаясь социализироваться среди людей. Мне удалось убедить большинство стаи, что охота — не лучший способ контролировать свою волчью сущность, что мы можем и должны пытаться жить по людским законам — и одному Богу известно, каких трудов мне это стоило… Мы нашли вымершую деревню, где недавно умерла последняя бабуля, взялись за обновление домов, начали строить планы на то, кто и чем планирует заниматься… Какое-то время мне казалось, что у нас всё получится, пока по моим людям не начали стрелять в полнолуние, словно по диким волкам…

— Но вы же можете… просто исчезнуть с лица земли, — как можно равнодушнее заметила Ксюша. — Спрятаться, стереть все воспоминания и свидетельства о вас, заставить всех забыть о вашем существовании…

Ратмир обернулся. Серые глаза внимательно заглянули в голубые, словно пытаясь отыскать там следы её истинных чувств.

— А тебе понравилось прятаться под водой? — очень спокойно спросил он, но горькие нотки обиды и осуждения в его голосе заставили Ксюшу непроизвольно поёжиться. — Мы хотим жить нормальной полноценной жизнью. Мы прятались всю жизнь, кормясь красивыми сказками Пастыря. Хватит! Тем, кто пошёл за мной, я обещал новую жизнь с чистого листа, — голос его креп, становился всё громче, и Вронская начинала понимать, почему, не смотря на юный возраст, ему удалось сохранить главенствующее положение в стае. — У тебя есть все причины обижаться на нас, но ты ведь даже не знаешь никого из этих людей, не знаешь, через что каждому из них пришлось в своё время пройти! Все они заслуживают второго шанса! Та же Алиса этого заслуживает! Она, к слову, появилась в стае уже после того, как Зорич избавил нас от моего дорогого опекуна. Знаешь ли ты её историю? Её родителей забила до смерти камнями толпа, когда люди узнали, кто живёт по соседству рядом с ними. Старшие братья отправились в бега и мы до сих пор не можем их найти, даже узнать, живы ли они. Алису спасло от расправы лишь то, что она была на тот момент в школе, в Бурэмэктэпе, но после её окончания ей просто некуда было идти… А ведь она хотела бы получить работу, как и ты, — добавил он ядовито, хищно оскалившись.

— Мне жаль, — мягко произнесла Ксюша. — Правда, жаль…

— Зря я тут перед тобой распинаюсь, — обращаясь скорее к самому себе, прошептал Ратмир, пнув многострадальную сковородку. — Ты не понимаешь… Да, оборотни сделали людям много дерьма, но и люди — далеко не бедные овечки. Я хотел бы всё это прекратить… Я думал, что остановив Дикую охоту, я разорву многовековой круг насилия, но оказалось, мы лишь вышли на новый его виток. За последние несколько лет я изучил много книг по истории оборотней в России. Мы здесь — никто. В девяти случаях из десяти в магическом суде между человеком и оборотнем человеку всё сойдёт с рук, даже если он расчленит твоего волчонка на пне перед твоим же домом! Да, для оборотней есть специальная школа, но кто, скажи мне, пожалуйста, возьмёт на работу кого-то из её выпускников? Нас нигде не хотят видеть, мы никому не нужны и, глупо скрывать: многих из наших это ужасно бесит… А ты сама понимаешь, что может произойти, если разозлятся те, у кого есть когти и зубы… Знала бы ты, с каким ужасом я жду каждого полнолуния, не зная, откуда придёт удар в следующий раз, и опасаясь, что не смогу на этот раз кого-нибудь сдержать!

Признание вырвалось против его воли. Ратмир нахмурился, понимая, что сболтнул лишнего, и, постаравшись придать лицу привычную невозмутимость, вальяжно расположился на стуле.

— И что ты планируешь делать? — осторожно спросила Ксюша. Глаза Волчьего пастыря пылали диким пугающим её огнём. И в то же самое время было в лице Ратмира и что-то такое, из-за чего она еле подавляла в себе внезапное желание обнять его шею, провести ладонью по волосам, прижаться к щеке губами, шепча успокаивающие лживые банальные фразы о том, что всё обязательно наладится… Только сейчас она заметила, насколько сильно он изменился за несколько лет, превратившись из скучающего вредного мальчишки в мужчину, безумно уставшего от груза упавшей на его плечи ответственности.

— Для начала я планирую найти того, кто пролил кровь моих людей, даже если мне придётся прочесать все Лихоборы и обнюхать каждого их жителя. Потом… буду защищать своих. Как и прежде. Я не для того столько сил и времени вложил в то, чтобы приручить эту стаю, чтобы какой-то безумный фанатик нас всех перестрелял.

— В Лихоборах невозможно совершить убийство… — напомнила Ксюша, протягивая ему банку с вареньем. Без заметных усилий Ратмир легко открутил крышку.

— Я и не собираюсь. Не помню, говорил ли я тебя, но при вступлении в стаю мы даём Непреложный обет о том, что мы не убиваем людей. Хотя кого из этих борцов с чудовищами заботят такие мелочи… — ворчливо добавил он. — Но эти пули… И знак, что высекли на том самом дереве в ту ночь, когда чуть не прострелили Лёшке голову … Тут что-то кроется. Я не уверен, что тот, кто нападает на нас, действует в одиночку. Одним словом… Я просто обязан со всем этим разобраться!

— Какой знак?

— Похож на лук и стрелы… У тебя есть бумага?

— Да, конечно…

Знак, изображённый Ратмиром, представлял собой окружность, пересечённую горизонтально по диаметру стрелой. Верхняя часть контура окружности была украшена пятью шестиконечными звёздочками неправильной формы. Ксюша нахмурила светлые брови.

— Я могу чем-то помочь?

— За этим я и пришёл, — честно ответил Ратмир, внимательно изучая появившуюся на её лбу морщинку. — Если я буду ходить по деревне и задавать вопросы, это будет подозрительно. А вот если ты… Никто ведь не знает, что мы с тобой… знакомы. К тому же, ты ведь у нас учёная, много книг читала… Может быть уже встречала этот знак?

Вронская отрицательно покачала головой.

— Первый раз вижу. Но что-то разузнать постараюсь… Тебе чай, молоко или компот?

— Что-нибудь без сонного зелья, — ухмыльнулся Ратмир. — Сидеть, привязанным к стулу, когда у тебя в руках сковородка...это, конечно, навевает милые ностальгические воспоминания, но...

— Значит, компот, — пожала плечами Ксюша.

Искорка вновь вскарабкалась на колени к Ратмиру, довольно урча и обнюхивая его кожаную куртку. «Хорошо и просто быть кошкой, — подумала Вронская. — К кому захочешь, к тому и проявляешь симпатию. И плевать, что он за человек, что у него на уме и что плохого натворил в этой жизни — значение имеет лишь то, как нежно и ласково он чешет тебя за ушком».

Блинчики вышли вкусные. Сладкий запах абрикосового варенья пересёк коридор и комнаты, добираясь до чуткого обоняния лисы, заключённой в тело молодой девушки. В мозгу её вновь прозвучал щелчок выстрела и свист рассекающего воздух серебра. Алиса Острожская шумно вздохнула и широко раскрыла глаза.