Чемпион-которого-нельзя-называть (джен)

— Седрик Диггори — Чемпион Хогвартса!

Зал потонул в овациях студентов, в основном, конечно, хаффлпаффцев, факультета Седрика. Когтевранцы ограничились вежливыми хлопками, гриффиндорцы аплодировали с настолько кислыми лицами, что их можно было бы засахарить и подсунуть Дамблдору вместо закуски. Слизеринцы же всем видом изображали безразличие, словно кандидаты в премьер-министры, звучно обосравшиеся у трибуны во время предвыборной речи или даже вместо неё.

— Все чемпионы названы, и теперь...

Выстреливший директору из кубка прямо в лицо клуб зеленоватого дыма перебил его торжественную речь. Но это было только началом причуд старинного артефакта: он затрясся, закашлял, трехэтажно ругнулся, заработав тем самым уважительный кивок Каркарова, после чего изрыгнул еще один клочок пергамента, явно видавший лучшие дни.

Очко Гарри стянулось до размера детского пособия по утрате кормильца, поскольку он безошибочно распознал одну из своих подтирашек, на которые он пускал возвращенные от Снейпа эссе. Гарри был обеспеченным мальчиком, и мог себе позволить туалетную бумагу, а его компетенция в гигиенических чарах, закаленная соседством с Роном Уизли и регулярными отработками, была более чем достаточной, чтоб его без испытательного срока приняли на работу уборщиком в драконий заповедник, но в душе он был романтик и бунтарь, и так выражал протест против несправедливой тирании сальноволосого упыря.

Гарри в самом деле пришел в ужас: это была не одна из тех туалеток, что он кинул в кубок сам! Какая-то сука спиздила его подтирашку! От злости Гарри крепко сжал кулак с зажатой в нем половиной куриной тушки, сминая её в натуральный бульонный кубик на зависть любым "Магги" и "Галине Бланка".

Брезгливо расправив бумажку заклинанием, Дамблдор медленно зачитал содержимое записки:

— Гарри Поттер... Чемпион... — старый волшебник замялся, затравленно посмотрел по сторонам, совсем как в тот раз, когда вышел на завтрак только в фетровом и резиновом колпаках, позабыв о мантии. — Чемпион Школы Пидорасов.

В школе повисло гробовое молчание. Нет, все заткнулись еще на том моменте, когда кубок начал пердеть директору в лицо, потому что старик был могущественен и по-детски обидчив, а ещё довольно мелочен, хоть и отходчив — впрочем, те двое несчастных, которым он наколдовал в знак извинения тележки, чтобы они могли отвезти свои раздутые директором же мошонки до Больничного Крыла, его доброту не оценили.

Гарри Поттер, в отличие от Дамблдора, избытком благодушия не страдал, и слишком многие помнили, как он выволок за хвост в Большой Зал василиска со сломанной челюстью и опухшими от синяков глазами, а его товарищи с Гриффиндора с конца третьего курса могли полюбоваться стильными балдахинами на его кровати, подозрительно напоминающими саваны куда-то исчезнувших дементоров. Эти и многие другие причины, почему с Гарри Поттером надо вести себя максимально деликатно, сообщались ученикам сразу по прибытии в Хогвартс лично Рубеусом Хагридом, чей пронзительно-тонкий фальцет и башенный щит вместо гульфика на причинном месте, убеждали детишек лучше всяких слов. Немногим же скептикам советовали сходить посмотреть на слизеринского петуха Дырко Малфоя, до встречи с Гарри носившего благородное имя Драко. Хуже всего было то, что Гарри не был идейным злодеем, в глубине души он был добрым и чутким мальчиком, однако трудное детство вместе с кузеном, у которого вместо головного мозга была головная кость, приучило его сначала бить, а потом уже думать, что делать с покойником. Точнее, думать он начал только в Хогвартсе, потому что кузену тумаки Гарри были нипочем, неделю в гипсе — и как новенький, а вот Квиринус Квирелл, земля ему клобкопухом, столь могучей конституцией не обладал. Впрочем, даже взрослый горный тролль пережил только два удара мальчика — и то только потому, что до его морды он допрыгнуть не смог, и потому сначала сломал одним ударом оба колена.

Кстати, за кузеном Гарри уже наблюдали Невыразимцы, а в последний год — после того, как выяснилось, что гипсом и бинтами Дадлика связывают не в лечебных целях, а просто чтоб ему сложнее было снова докопаться до Гарри — их присутствие увеличилось вдвое. Процедуру регистрации нового магического существа пятого класса опасности запустили после того, как выяснили, что Дадлика не берет ни Империус, ни Круцио. Учитывая его близкое родство с Мальчиком-Который-Зеркалит-Авады, эксперименты со Смертельным Проклятьем были отложены до прибытия "добровольцев" из числа азкабанских постояльцев.

Но мысли Гарри были далеки как от любимых родичей, так и от пытающихся незаметно стечь по лавке на пол соседей — бульонный кубик в его кулаке давно был сжат до бульонного атома, и сейчас злоба Гарри утекала ментальным поносом прямо к виновнику торжества через злополучный шрам-связь. А кто еще мог так его зашкварить, как не Всратоморд? На весь мир запомоил, паскуда, и если верить сигналам из космоса (тетушка Петунья убедительно ему доказала, что за его видениями стоят нибируанские ящерики, предъявив ему справку со штампом мебельного салона «Большое седалище»), то безносый засранец заливается звонким смехом, поцеживая молоко из змеиной сиськи. Сиська была одна и — по наметанному взгляду Поттера — максимум второго размера, но тем не менее, Гарри позавидовал Темному Лорду: у него самого свободный доступ к большой груди был разве что к третьему размеру Рональда Уизли и четвертому Невилла Лонгботтома. Еще более Гарри огорчало то, что в рейтинге самой большой груди в школе парни занимали восемь строчек из десяти, а обе обладательницы полной женской груди при виде Гарри падали на землю и притворялись мертвыми, а значит, сучий сифилитик снова устроился лучше, чем он, Герой Волшебного Мира.

Здесь мысли Гарри соскользнули в опасную для окружающих плоскость недовольства отношением волшебного сообщества к нему. В частности, почему ему до сих пор не выдали персональных лакеев, которые были даже у Малфоя (носили для него особые подушки, предназначенные для страдающих от особо острых форм геммороя), почему вместо завтрака в постель ему по утрам летят только хлебные крошки с кровати Уизли (прошедший суровую школу выживания в многодетной семье, рыжий регулярно уносил с собой с общего стола все, что не доели другие ученики, и что не успели присвоить его старшие братья), и почему вообще он должен делать домашние задания, хотя его предки ему оставили столько золота, что он мог бы вымостить им все коридоры Хогвартса, причем не только полы, но и потолки со стенами, а также установить на каждом этаже по дюжине уборных с золотыми писсуарами?

Титаническая работа мысли сопровождалась звуками, которые в дикой природе обычно издают дерущиеся за самку драконы, от хриплого рыка Гарри осыпались перья с задниц шармбатонских вейл и стыла водка в кубках дурмстранговцев; а бьющий из его носа пар уже проплавил дырку в несокрушимых полах замка. Но все же перед тем, как Гарри решил, что хватит ему из себя монашка корчить, и пора бы уже разозлиться, директор наконец-то решил вмешаться в происходящее:

— Гарри, внучок, — в обращении не было и тени фамильярности, у директора половина школы были "внучки" и "внученьки", и мало кто знал, что на самом деле они таковыми и являлись, и что многие их дедушки обладали разветвленными рогами, которым обзавидовался бы Сохатый. — У меня тут гроб дубовый, по случаю приобретенный, — некогда служивший в британской армии директор очень не любил слово "спизженный" и производные от него, — завалялся, и мне кажется, кому-то давно пора его примерить.

Главным образом Дамблдор обиделся на две вещи: первая, что вместо покойного Барти Крауча и ссыкливого Фаджа, который зарекся приближаться к Гарри Поттеру ближе чем на сто миль, результаты пришлось зачитывать ему, из-за чего ему пришлось знакомиться с гарриными подтирашками ближе, чем ему хотелось; вторая — что ни одна его подтирашка, которую сам директор закинул за Дырко Малфоя (потому что он петух зализанный) или Рональда Уизли (которого директор побаивался после того, как тот сожрал василискову тушу целиком, закоптив её в камине Большого зала) так и не выпала, тем самым вынудив его разбираться с неугодными учениками старым проверенным методом, путем несчастного случая на уроке зельеварения: фактически на уроках Снейпа перемерло больше детей, чем за всю Волшебную Войну, и только тот факт, что любому другому зельевару пришлось бы платить за его работу, удерживал разгневанных волшебников от самосуда. От официального суда Снейпа спасал тот факт, что о технике безопасности волшебники сроду не слыхивали даже применительно к контрацепции, из-за чего Люциус Малфой так ненавидел Артура Уизли, который, в отличие от Люциуса, зассал заклятья кастрации после рождения первенца, из-за чего и получил титул Предатель Крови.

Чуть улучшал настроение директору тот факт, что он накидал в кубок больше подтирашек, чем Гарри, хотя тот принес запасы за весь третий курс, а значит, он еще хоть куда, и молодых да шустрых играючи за пояс заткнет.

— Лучше цинковый поищи, дед, и пару ведер с совком, чтоб было чем сгребать, — старика Гарри уважал и по-своему любил, всё-таки первый взрослый, помимо Дурслей, кто продолжил близкое общение с Гарри после первого визита в травматологию; плюс директор делился с ними сладостями, которые отжимал у учеников под благовидными предлогами. — Но для начала капли глазные в клизму залей и поищи носовой платок размером с полотенце, потому что я, когда уродца найду — наизнанку выверну, будет анусом до конца недолгой жизни подмигивать, а жопой сопли пускать.

Обитатели замка спокойно выдохнули — старый хрен, чтоб у него лимонные дольки с коньяком не кончались, снова нашел козла отпущения, на которого изольётся вся глубина обиды юного Гарри.

Вытирали холодный пот со лба слизеринцы, которым из-за неудачной шутки Малфоя весь прошлый год приходилось по школе под мантиями-невидимками передвигаться, потому что Поттер плохо реагировал на мантии с зеленой окантовкой: дернул же черт Дырко притвориться дементором, поверив в слух, что встреча Поттера с ними окончилась обмороком. Слух имел под собой реальные основания, Гарри действительно встретился с дементором, и дело кончилось обмороком. Только сознание потерял не Гарри, а как раз-таки бедный дементор, который не постучавшись ворвался в купе Поттера, когда тот разливал последнюю родную поллитра для себя и своих заклятых собутыльников. В итоге поминали рваную простынку уже самогоном Уизли, который с первой рюмки срубал великана, со второго стакана — дракона, а с третьей бутылки — Грейнджер. Из трупа дементора директор сделал чучело, которое по ночам ставил у кроватей тех, кого ловил целующимися по чуланам.

Хаффлпафцы впервые в жизни были рады тому, что их факультет отродясь никто не замечал, и что если вдруг ситуация изменится, то можно будет спрятаться за Седриком, которого никому не было жалко: девчонки злились на него, что он выбрал себе в девушки китаянку, парни — потому что из-за смазливости Чемпиона они на его фоне смотрелись как кучка пузатых гоблинов, а его девушка, Чжоу, уже радостно оформляла еще одну подписку к "Колдоведьме" — на журнал "Молодые вдовушки".

Когтевранцы потирали руки: участие Поттера в турнире в качестве четвертого чемпиона от Школы-которую-нельзя-называть — эвфемизм был выбран единодушно не сговариваясь — смешало почти все ставки, которые они принимали на этот турнир, в итоге сыграли всего три ставки: Рона Уизли, который ставил на Гарри везде и всегда, будь то даже конкурс красоты среди трансвеститов; Альбуса Дамблдора, который в принципе никогда не проигрывал, что для человека, "нашедшего" целый шкаф маховиков времени и крутившего их (вместе с чиновниками из Отдела Тайн) на хую было не трудно, а также Питера Петтигрю, который под этим же именем учился сейчас на Хаффлпаффе, пользуясь полнейшим похуизмом что учеников, что учителей к этому факультету. На уроке Гербологии Питер даже занимался одним проектом с Гарри, и последний был вполне доволен их общими трудами на ниве выращивания подсолнухов и последующей реализации семечек слизеринцам, которым получать "плебейское лакомство" официальными путями было западло.

Гриффиндорцы молча жрали, как не в себя, маглорожденные щедро угощали урожденных активированным углем, а те их взамен потчевали безоаром, потому что судя по пляшущему в глазах старших Уизли огню, факультетская вечеринка пройдет под алкогольным спонсорством матушки Уизли, и всем, кто не хотел бы до конца года ночевать под портретом за порогом гостиной, надо было выпить хотя бы рюмку живительного эликсира. По слухам, силушка богатырская юного Гарри как раз и проистекала от того, что его уронил папаша в котел с чистым первачом, который Лили Эванс готовила по рецепту тетушки Молли, однако в материалах дела смерть Джеймса Поттера значилась как дело рук Темного Лорда Воломорда, что никого не ни в чем не убеждало: все и так знали, что последним Темным Лордом был, есть и будет еще долго, если не всегда, Альбус Дамблдор, но сказать о нем такое даже за глаза было ссыкотно, а Володя за свою долгую и несчастную жизнь не убил даже комара, но он был таким удобным терпилой, что на него спихивали как нераскрытые висяки, так и всех убитых аврорами при задержании или просто на попойках, а также загашенных другими уважаемыми людьми.

Однако не все так счастливо переживали утихшую бурю: тонким визгом рыдал Хагрид, который уже понял, что как минимум одного из драконов, которых обещали привезти на испытания в турнире, ждет трагическая встреча со своей судьбой — а уж если директору снова припрет освежить навыки таксидермиста и добавить в коллекцию из костей тролля, единорога, кентавра, хорошо обглоданного скелета василиска, гиппогрифа, грима, оборотня, дементора и многих других несчастных, попавшихся на пути Локомотива Поттера, еще и парочку драконов... Ведь всего две зверушки встречу с Поттером пережили: первой была его сова Хедвиг, с которой он практически не расставался, разве что отпуская опорожниться на головы слизеринцев, и которая была его первейшим помощником, если Поттеру требовалось сбить с небес на землю очередную жертву его дурного настроения. На особой, явно не предусмотренной для обычной полярной совы, диете — главным образом состоящей из того, что Гарри укокошил в этот день — Хедвиг основательно отъелась, щеголяла когтями острыми, как гоблинские клинки, и длинными, как рука первокурсника, а раскинув крылья, могла целиком спрятать Хагрида. Только потому, что директор эту дружбу одобрял, все дверные проемы и потолки в замке перетрансфигурировали, чтоб Поттер, не сгибаясь, мог проходить с нависающей над его плечами двухметровой тушей.

Вторым был Пушок, с которым Гарри по ночам охотился на акромантулов для их общей с Хагридом закусочной ХПФ — Хогварские Пауки во Фритюре, у которой недавно открылся филиал в Шармбатоне, где особо ценили лапки всякой противной мерзости. Но изначально жизнь пёселю спасла Хагридова оплошность — он забыл поставить каждой голове цербера по отдельной миске, и они пытались жрать из одной. Гарри, обычно обедающий рядом с Роном Уизли, который считал его тарелку продолжением своей, проникся несвойственным ему сочувствием к животине, и потому помог ему обрести свободу и свой путь в жизни.

А может быть еще хуже, вспоминал Хагрид, крестясь, если директор с Гарри вновь пережрут отмоченных в огневиски лимонных долек, и экспериментировать начнут! Как в тот раз, когда они последнего из присланных министерством азкабанских дементоров утащили в директорский кабинет, а потом в школе появился тощий, но очень высокий домовик с крайней степенью ахуя в глазах? Бедняжка, его ж эти изверги заставили отсасывать кал из слизеринских нужников. А в Азкабане теперь на выходе уже две фотографии висит, которыми дементоров отпугивают: старая, где директор прокручивает одного из дементоров через мясорубку, кормя получившимся фаршем своего феникса, и новая с Гарри, на которой тот рассекает в небесах на колеснице, запряженной тремя дементорами.

Один из призраков Северуса Снейпа, декана и почетного привидения Слизерина, сместившего с этого поста Кровавого Барона, который, глядя на покойного декана, впал в депрессию из-за профессиональной непригодности, злобно смотрел на причину своей альтернативной жизни. На обе причины, если быть точным — на старого, но не такого уж и маразматика Дамблдора и на Мальчика-Которого-Хрен-Убьешь. Встреться он взглядом с василиском — древнего змея ждал бы позорный и вонючий конфуз прямо на месте, но Гарри с директором такими шуточками было не пронять, они и сами кого хочешь взглядом порешить могли, Дамблдор такое практиковал с неугодными учителями, отказывающимися скидываться на лимонные дольки, а Гарри как-то раз выиграл в гляделки у стоглазого бехолдера, которого Хагрид притащил, чтоб сторожить ящик с порнушкой директора.

Еще больше зельевара раздражало то, что всё его тайное и изящное искусство зельеварения не оказывало вовсе никакого влияния на двух самых ненавистных ему людей, хотя даже Вол Ди Морд, самозваный Король Пиратов и Темный Лорд, исправно опростался себе под мантию после Снейповых отварчиков, хотя — надо отдать мужику должное — и тут сумел обернуть это себе на пользу, паря над вражескими укреплениями и деморализуя обороняющихся прицельной бомбежкой. Альбус же Дамблдор спокойно поглощал любую сваренную Снейпом отраву, закусывая лимонными дольками. Зельевар подозревал в них мощное и универсальное противоядие — в конце концов он был достаточно компетентен, чтоб понимать — вообще всё, что ест директор, было пропитано всевозможными ядами и зачаровано сверху сильнейшими проклятьями, и учитывая, что директор ни разу с момента своего вступления на пост не покупал себе ничего за собственные деньги, а взятки натурпродуктом греб обеими руками — то не один Снейп пытался решить директорский вопрос окончательно. Однако проверить дольки не было никакой возможности, потому что в тот единственный раз, когда он все-таки согласился на предложение Альбуса угоститься лакомством, тот наградил его ТАКИМ ВЗГЛЯДОМ, что Северусу захотелось вернуться в теплую безопасность Визжащей Хижины, в которой, он думал, скрывается хлипкий подросток анимаг-пекинес (сучий Блэк напиздел), а вместо этого его ждал матерый оборотень в период гона. С Поттером было еще хуже, потому что его близкое знакомство с талантами Молли Уизли и собственными дарами алхимии наградило его непрошибаемым иммунитетом ко всем формам ядов и проклятий. Северус буквально рыдал, глядя, как подросток запивает рюмку уизлевского первача стаканом яда василиска и закусывает ядовитой плотью гидры, потушенной в мухоморах — из личных запасов Снейпа, между прочим!

А причина для ненависти у Северуса была более чем серьезной: именно мерзкий паршивец и стал причиной его безвременной гибели еще во время учебы Поттера на первом курсе, а из-за навешанных директором клятв — смерть не примет его в свои объятья до тех пор, пока Гарри не умрет, причем желательно своей смертью или хотя бы по своему выбору, из-за чего Снейп уже прошел несколько консультаций у Биннса о том, как прожить несколько веков на должности преподавателя и не сойти с ума, потому что представить адекватный сценарий гибели для Поттера, чьей любимой забавой было взлетать вверх стрелой до границы, на которой переставали действовать подъемные чары метлы — и в свободном падении наводить лоб на ничего не подозревающих кентавров, единорогов, мантикор и прочих безобидных зверюшек Запретного Леса — он не мог.

Кстати, если Гарри промахивался, и коллекция директора не получала пополнения, то он не расстраивался, потому что и по глубине погружения в землю он тоже любил ставить рекорды. В последний раз он пробурился на 4,3 метра и пробил потолок в нелегальной пещере гоблинов, которые укрывались от руководства Гринготтса, за что Гарри получил от банка почетную табличку с признанием заслуг, а Дамблдор — чучело одного из беглецов себе в коллекцию.

Дело было в том, что от матушки Гарри унаследовал талант к зельеварению, но к сожалению, юное дарование попало в руки Петунии Дурсль, которая из всех возможных зелий ценила только одно, от которого хорошело на душе и уходили заботы — то есть самогон. И с тех пор, как Гарри исполнилось семь лет, он стал правой рукой Синей Королевы Привет-Драйва, владыки неупокоенных и жаждущих. Ввиду экстремальной жадности тетушки, варить самогон приходилось из всего подряд — из овощных очисток, из старых носков Вернона, из кошачьего помета, которым до поры (пока Гарри не пристрастился к пищевому блаженству под названием "шаурма", после чего вся домашняя живность в радиусе пятидесяти километров куда-то испарилась) их щедро обеспечивали кошаки соседки Фигг, и волей-неволей, но Гарри овладел высшим мастерством зельеварения, позволявшим ему даже из таких ингредиентов сварить просто роскошное пойло.

К сожалению, проблема сверхспециализации вскрылась только после поступления в Хогвартс, когда оказалось, что Гарри в принципе из любых ингредиентов может сварить только самогон. Какие бы рецепты Снейп ни выдавал Гарри, тот в итоге делал достаточно "случайных" ошибок, чтоб получить в итоге первосортную бормотуху, которую даже матерые алконафты со стажем Уизли ставили близко к шедеврам их собственной матери. Но в один трагический день Северус решил пойти на принцип, велел остальным ученикам стянуть рты в хоботы и защемить их анусами, а сам коршуном навис над котлом Поттера, четко регулируя каждое его движение. Итог был предсказуем: ебнуло так, что профессора разорвало на куски, погибли трое учеников со Слизерина, которых никто не считал, и Рональд Уизли, который подавился плохо прожёванной тритоньей икрой — и это Гарри только налил воды в котел и даже еще не разжег под ним огонь. Также нескольким ученикам оторвало руки, но кроме Панси Паркинсон, которой вместо правой руки пришили левую ногу покойного Гойла, никто не был в обиде, особенно Дырко Малфой, которому-таки и досталась нежная правая рука Панси, и который неделю спустя был госпитализирован от крайнего истощения, обезвоживания и растяжения запястья.

Кстати, Рона Уизли Снейп тоже недолюбливал, потому что рыжего-то директор в итоге воскресил, тогда как ужасающая гибель зельевара стала поводом для оглушительной вечеринки во всех факультетских гостиных (включая родной Слизерин, который из-за него и Дырко все считали петушиным углом) и учительской, где ему не стесняясь перемывали косточки, дамы обсуждали в чем именно будут отплясывать на его похоронах (к его ужасу, мадам Спраут также предложила принести стриптизерский шест и свою угрозу выполнила, еще больше осквернив его посмертье) мужчины листали Плеймаг образца 79 года с эротическими фотографиями Лили Поттер (Поттеры всегда славились широкими взглядами, поэтому в Плейведьме 79 года снимались целующиеся Джеймс и Сириус в образе собаки), а директор радостно списывал и так мизерные траты Хогвартса на содержание Снейпа в свой личный фонд. Конечно, директор не был бы собой, если бы не попытался сэкономить и на Уизли, но к сожалению, попытка поднять Рональда в качестве инфернала была слишком очевидной, потому что оригинальный Рон никогда не отличался такой привередливостью в еде.

Поэтому директору пришлось расстараться — сначала из тумбочки Шестого пришлось с боем достать заначку маминых пирожков, потому что каждый раз, уходя на уроки, часть души Рона оставалась с ними — несмотря на школьные табели с довольно скромными даже на общем фоне Хогвартса оценками, в последний раз столь могучую защиту директор встречал только на замке Нурменгард, в котором крошка-Гелля прятался от поцелуйчиков.

С костью отца было сложнее — нет, у директора так-то были кровь и кости каждого мужчины-волшебника старше одиннадцати лет — в конце концов, он директор или стебелек от мандрагорки? Написал в Уставе, что каждый ученик получает от него зуботычину, прописал жертве его коронный, наработанный за годы воспитания Хагрида, хук в грызло — и коллекция пополнилась. Ну а тех немногих жителей волшебной Англии, кто избежал этой процедуры, Дамблдор отлавливал в частном порядке, и там уже бил куда основательнее, поэтому, например, от Малфоя у него были еще четыре нижних ребра — причем сам Люциус почему-то за это был директору признателен и отчаянно краснел. Однако вопрос был в другом: лет восемь назад, когда Дамблдор воскрешал очередного ученика, им оказался Чарльз Уизли, и тогда он, особо не раздумывая, провел ритуал с зубом Артура Уизли (последний, кстати, давно шамкал голыми челюстями, потому что директор еще когда только узнал, сколько у того детей, предусмотрительно выбил ему все зубы, ну и милосердно прописал стерилизующий пинок по шарам) — в итоге вместо статного красавчика получилось скукоженное урыгалище, которое Дамблдор в итоге сплавил Молли, чтоб та поселила его на чердаке будто родового упыря. Вызванная на допрос Молли под действием магического паяльника правды призналась, что из всех её детей — сын Артура только один, но в тот раз покаялась только за Чарли — тот оказался сыном Хагрида — и поскольку до зубов лесника директор уже давно не дотягивался, директор решил ограничиться его стриженными ногтями. В этот раз директору повезло, и Рональд действительно был сыном своего отца, хуже же всего было с Фредом и Джорджем, которые мало того, что проходили через ритуал по три раза каждый год, так еще и были зачаты Молли от родных братьев Гидеона и Фабиана, и от кого именно из них, та понятия не имела — хотя полностью потратив один скелет на ритуалы и принявшись за второй, директор никаких ухудшений в новорожденных близнецах не замечал, разве что иногда вместо двух детей из котла вылезали сразу четыре, но Дамблдор бонусную парочку оглушал и запасливо прятал под чары стазиса на будущее. Впрочем, когда из котла выпали сразу три пары близнецов, то он решил поугорать и выпустить их всех одновременно, из-за чего уже к следующему вечеру от Хогвартса не осталось даже руин, и директору было проще наколдовать точно такой же замок поблизости, чем чинить разрушенный. А избыток близнецов заавадила Макгонагалл, потому что в бюджете средств на дополнительных рыжих не значилось.

Затем директору пришлось отыскать плоть слуги — директор, не мудрствуя лукаво, с помощью Акцио поймал крысу Уизли и на чистейшем крысином ей пояснил, что или она совершенно добровольно отгрызет себе лапу и кинет в котел, или он держит Круцио, пока она кишками сморкаться не начнет. Крыса проявила невиданные её хозяином чудеса интеллекта и спорить с директором не стала, и даже хотела отгрызть еще одну ногу для большей нажористости бульона, но Дамблдор предусмотрительно решил сохранить у Ронова слуги побольше плоти на будущее.

С кровью врага директор вообще заморачиваться не стал — он всегда в этом качестве добавлял кровь Снейпа (учитывая, что ученики мерли в Хогвартсе как мухи, в иной день с зельевара сцеживали до литра), в редких случаях, когда ему все-таки приходилось воскрешать слизеринцев, тогда он мочился в котел сам, вычитав где-то в магловских журналах, что в моче стариков почти всегда есть небольшие примеси крови. Однако поскольку требовалась кровь, против воли взятая, зельевар всегда перед сбором крови получал зуботычину, а сам директор ссал мимо котла, но из-за старческого тремора часть капель все-таки попадала куда надо.

Кстати, и здесь Дамблдор Снейпа наебал — последний только подумал, что хрен теперь директору, а не халявный источник вражеской крови, которой он бухал в зелье иногда по целому стакану, как вдруг оказалось, что для зелья хватает и трех капель, а директор сколько крови с него за эти годы сцедил, что хватит воскресить вообще всех умерших со времен Великого Потопа.

Еще один полный страдания взгляд принадлежал преподавателю Прорицаний Сибилле Трелони. Несчастная женщина, которую трезвой помнила только собственная мать, на самом деле уже давно и наглухо завязала с зеленым змием — сейчас она употребляла исключительно перхоть единорогов, иногда позволяя себе ширнуться парой кубиков пота сытых дементоров. Магловская алхимия уже давно была бессильна унять тревоги побитой жизнью женщины, поэтому спизженные у колумбийской мафии тонны кокаина она пожертвовала домовым эльфам Хогвартса, которые замешивали на нем тесто для блинов.

Все дело в том, что в прошлом году у неё действительно проснулся Дар, унаследованный от бабки. До того дня она делала редкие Истинные Пророчества, в основном предсказывая, отпустят ей хереса в магазине в долг или нет — в чем не было ничего удивительного, ибо предсказывать она могла только в глубокой алкомедитации, а в такие моменты, кроме шансов получения новых доз горячительного, её мало что беспокоило. Но в прошлом году на её курсы шарлатанства и очковтирательства — кто бы что ни говорил, но квалификация в этой области у Трелони была запредельной, потому что во время летних каникул она отправлялась на стажировку в цыганские таборы и проходила полевые курсы по сравнительно честному стребованию мелочи у доверчивых терпил — поступил сам Гарри Поттер. Сибилла была мудрой женщиной, и потому знала, что в её бизнесе важно держаться подальше от умных и от знаменитых, Гарри подходил по второму критерию, а его подружка Грейнджер по первому. Гарри она безуспешно пыталась отпугнуть зловещими проклятьями, а с девочкой удалось договориться: за двадцать процентов прибыли, что Трелони получала с её однокурсниц, Гермиона согласилась покинуть её класс и саботировать уроки Арифмантики, Древних Рун и Магловедения, чтоб ученики решили сменить учебный план на Прорицание; также девочка получала тридцать процентов с каждого ученика, которому она убедительно "доказывала", что пророчеств не существует, на примере её кореша и подельника (но которого в долю было решено не брать) Гарри Поттера.

Потому что с Гарри Поттером сбывались вообще все пророчества, какие бы Трелони только ни пришло в голову озвучить.

На него нападет Грим? Напал. Ну как напал, он преступно стоял рядом с Гарри с открытой пастью, когда тот спарринговался с Дракучей Ивой, которая просила его потренировать перед Чемпионатом Европы среди энтов-юниоров. Его Дамблдор в таком виде в чучело и закатал, а призрак Снейпа регулярно ему рот эктоплазмой из призрачного носа мазал, чтоб было похоже на текущие слюни.

У него будет двенадцать детей? Когда у него еще на втором курсе за сотню перевалило? Будет, правда, только за один день. Половине седьмого курса пришлось сдавать досрочные ТРИТОНы и вместо выпускного всей толпой ложиться в Мунго на сохранение. После этого предсказания, кстати, Трелони перешла с хереса на водку, когда Гарри недвусмысленно стянул с неё мантию, и только клятвенное убеждение, что у него и без неё будет полный комплект, уберегло её целебный пятидесятилетний мох от надругательства.

Что Гарри умрет, упав с Астрономической башни? И такое случилось, когда он случайно локтем спихнул стоящую на краю поллитру — и нырнув за ней щучкой, так вовремя и не догнал. Мадам Помфри уже посмертный диагноз написала "умер от горя", Рита Скитер — некролог, а директор собрал с учеников деньги на венки, когда Гарри волшебным образом воскрес, как и всегда — когда в Хогвартсе кто-то открыл бутылку без него. Как обычно, мадам Помфри приклеила очередной диагноз на стенку Больничного крыла (уже в третий слой), Скитер выпустила еженедельную подшивку некрологов Поттера, а директор на собранные деньги купил себе фиолетовую мантию с изображением блюющих единорогов.

Или и вовсе напророчит, что утром он будет ходить на двух ногах, днем на четырех, а вечером на трех? Вроде бы спиздила классическую загадку сфинкса, да переврала, ан нет: утром Гарри, как положено, на своих двоих похмелялся с Хагридом из ведра, а вот днем с ним случилась оказия, когда во время страстного соития в чулане для метел с семикурсницей из Хаффлпаффа рядом в очередной раз безвременно ушли из жизни близнецы Уизли, а вместе с ними в небытие отправилась половина Астрономической башни. От громкого взрыва у впечатлительной девицы заклинило мышцы влагалища, и Гарри оказался пойман в сладостную ловушку, поэтому им пришлось этаким кентавром ковылять в Больничное крыло, на потеху первокурсникам. Ну а к вечеру его освобожденное достоинство так распухло, что волочилось по земле, а из-за наложенного гипса он мог на него опираться, как на костыль.

И даже эпохальную битву не на жизнь, а на смерть с врагом силы невероятной и удали безмерной напророчила: и на следующий день Пивз насыпал в исподнее домовиков жгучего перцв, из-за чего к завтраку была подана только первая перемена блюд. Ситуацию усугубило и то, что ушлые слизеринцы, своевременно оповещенные призраком своего декана, пришли на завтрак первыми, опередив даже Поттера и Уизли — чтоб отвлечь первого, общим решением факультета решено было пожертвовать Дырко, при виде которого глаза Поттера наливались то кровью, то мочой, и мыслить о чем-то, кроме завязывания белобрысой моли в узелок, он не мог еще минимум час; с Роном было проще — возле входа в общежитие Гриффиндора рассыпали кулек кнатов по лестнице, что надежно останавливало любого Уизли, не хуже, чем вампира рассыпанное зерно. В итоге, когда неразлучная парочка дошла-таки до Большого зала, их ждали практически пустые столы, содержимого которого едва-едва хватило бы на прокорм всех голодающих детей Африки на два года вперед. И только в подобные критически важные для выживания моменты мозги героев работали с эффективностью 146 процентов: Гарри точно знал, что навыкам пожирания материи Рона завидует черная дыра в середине нашей галактики, а потому, если он хочет хотя бы перекусить — ему надо завалить кореша и сделать это как можно быстрее. Шестой же на основании тех же фактов определился со своей стратегией поведения — единственное живое существо, которое могло составить Рональду конкуренцию в плане потребления пищи в секунду, был его заклятый подельник Гарри, но если Рон был застольный берсерк, который вгрызался в самые огромные блюда и не отступал до их полного уничтожения, то Гарри был кухонный ниндзя, и его никогда никто не видел не только с полной тарелкой, но и вообще жующим — да только Гарри успевал отъесть из каждой миски на столе, причем не только за гриффиндорским — а в слизеринские тарелки он мог еще и плюнуть по два раза. И если Рон хотел поесть — ему надо было устранить своего друга.

И была битва, которой раньше Хогвартс не видал, и небо поменялось местами с землей, и грязнокровки стали заседать в Визенгамоте, и Люциус Малфой впервые посмотрел на женщину с сексуальным интересом. Во время той битвы, кстати, профессор Снейп и умер во второй раз, после чего возник призрак его призрака, к буйной радости директора и всех деканов — потому что теперь нашлась кандидатура для ночного патрулирования замка, необходимая, чтоб отжимать у учеников контрабандное спиртное, причем сам он на дары Бахуса покуситься не мог.

Однажды Трелони решила поэкспериментировать, и хотела предсказать, что Гарри Поттера выебет венгерский шипохвостый дракон, но едва она только решилась произнести пророчество вслух, как ей померещилось, что у неё за спиной встала Смерть с косой, и весьма недвусмысленно провела костлявым пальцем по горлу. После этого Трелони пила только спирт, пущенный по замороженному лому, а Гарри она в тот день напророчила, что он получит всё, что сам желает. Через неделю, после того, как директор замумухался выкидывать из Хогвартса блядей, и письма о признании Гарри Поттера Властелином Мира и Хозяином Всех Сучек, и после того, как озеро водки посреди Большого Зала все-таки обмелело, потому что никакой магии не хватит вечно спаивать дружный коллектив из Уизли, Хагрида, Поттера и особенно Грейнджер, Дамблдор таки нашел виновницу того, что ему целую неделю пришлось работать, а не трясти мудями по запросам Визенгамота, не приклеивать учеников к кроватям на потолке, не кормить акромантулов слизеринскими первокурсниками, не мочиться в раковину в женском туалете на третьем этаже, и вообще вести себя будто магл какой-то — он сотворил с ней такое, что и привело к текущей наркотической диете прорицательницы. А Гарри через неделю передумал и отказался от мирового господства, и взамен попросил мопед.

Тем временем Гарри и директор хитро перемигивались между собой, судорожно трясли конечностями и меняли цвет волос, из-за чего три ученика выпали из-за столов в эпилептическом припадке, а еще у одной ученицы преждевременно отошли воды, хотя до начала пира она еще точно не была беременна, а утром так и вовсе была мужчиной. Тем немногим, кто понимал высоко-магический тайный язык, было ясно, что двое могущественных колдунов обсуждали, в какую именно сторону они будут крутить на детородных органах Воломорда, когда выковыряют того из-под оплеванной коряги, куда тот побежит прятаться в ссыкливом страхе. Старик настаивал, что вращать надо против часовой стрелки, потому что иначе его похоронный хук с правой искоренит темнолордовую угрозу в первом же раунде, Гарри же, в общем-то, и не возражал по сути, но настаивал на разнообразии вариантов, в частности, предлагал просверлить в плоскомордом дополнительные дырки для создания новых осей вращения. Обоих великих волшебников переполняло радушие от единства их мыслей и чувств, столько редкое для разных поколений. Поэтому Гарри и был любимым внуком директора, ну а еще потому, что он был единственным из его внучков, который пережил более чем одну пьянку с дедулей, окончившуюся семейной потасовкой, а ведь даже его сынишка-Хагрид, мир его шарикам, и тот от разбушевавшегося папаши более чем два подзатыльника удержать не мог, а вот Гарри-умница от полновесной затрещины даже не почесался, так еще и сам дедушке так обраточку прописал, что тому неделю пришлось давно подаренной коллегами вставной челюстью кашку мять, тем самым вернув старику веру в будущее поколение.

Но единство сердец и умов прервал скучный, потому что трезвый, Игорь Каркаров, который намекнул, что нехуй сиськи мять, и надо бы уединиться в кладовой, где мадам Максим уже разливала отличный французский коньяк, и вообще обсудить, как бы так остальных Чемпионов от этого живодера Поттера уберечь. Последней особо хитрой комбинацией подмигиваний директор попенял Гарри, что тот никак не пополнит их семейное древо потомком вейлы, на что Гарри, попердывая подмышкой, пытался оправдаться, что просто Малфой плохо старается, но тут на него снизошло прозрение, от которого у ничего не подозревающей Флер Делакур выступило три полка отборных мурашек по зоне бикини, а её матка в панике стала возводить три линии фортификационных укреплений.

Окрыленный дедовым благословением, Гарри вприпрыжку поскакал к комнате Чемпионов, за ним волочилась вся лавка гриффиндорцев, из-за которой пребывающий в благородной задумчивости Поттер и не подумал выйти, а за ней гриффиндорский стол, в который Рон Уизли вцепился бульдожьей хваткой челюстей, потому что Турнир Турниром, а ужин (а также остальные семь приемов пищи) должны идти по расписанию. Непотребство остановил Дамблдор, который с оглушительным кличем "КИЙ-Я!" пинком переломил лавочку пополам, высвободив внучка, попутно щегольнув стройными мускулистыми ногами и исподним в обтяжечку перед молодыми француженками, которые благодушно заулыбались, словно болгары от новостей о бесплатной водке. С ноги распахнув двери каморки, в которой, будто семья тайных алкоголиков, сгрудились остальные Чемпионы, Гарри вежливо их поприветствовал в полном соответствии с хогвартским этикетом:

— Приветствуйте Короля, сучки.

Как можно из сказанного понять, уроки этикета в школе преподавал Дамдлдор, а еще он вел уроки труда и полового воспитания, а также был деканом пятого факультета имени себя, на который не принимали никого, кто не был бы круче него — на текущий момент времени на нём почетными учениками числились: по понятным причинам Гарри Поттер — всё-таки даже директор не был таким отмороженным, чтоб лбом Авады ловить; Гермиона Грейнджер — единственное живое существо, которое перепило директора; а также Рональд Уизли, который во время приступов голода, то есть почти всегда, мог с переменным успехом сражаться с его любимым внучком хоть за жареного голубя, к которым Гарри пристрастился в детские голодные годы.

Не дожидаясь оваций и рукоплесканий, Гарри решительно выдвинулся к француженкам — мадам Максим тоже была женщиной в его вкусе: у неё были голова и задница, а остальное для обладающего поистине широчайшими взглядами Поттера было несущественно, за что его страстно любили все девушки Хогвартса и страшно ненавидели некоторые юноши. Наличие у неё объемной груди немного пугало юного Гарри, который привык к безукоризненно плоским англичанкам, и грудь больше первого размера раньше видел в основном у откормленных на хогвартских харчах мальчишках, но желание превзойти сосущего змеиную сиську Всратоморда придавало ему решимости.

— Дамы, — юноша наградил девушек взглядом, от которого даже у Ледяной Королевы Слизерина Дафны Гринграсс моментально мокрело всё под юбкой вплоть до стелек туфель, в нём метровыми буквами читалось неприкрытое обещание страстной и долгой любви вплоть до полного телесного истощения, — волей судьбы и причуды древнего артефакта, наши судьбы сплелись воедино. Это ли не повод укрепить англо-французские связи? А потому приглашаю вас обеих составить мне компанию сегодня вечером, и я покажу вам все чудеса Англии.

Игнорируя панические вопли собственной матки, Флер радостно заулыбалась, и даже невозмутимая мадам Максим раскраснелась, когда, запинаясь, давала своё согласие. Девушки удалились в уголок, пошушукаться о своём, о женском — заботливая директриса хотела убедиться, что девушка помнит противозачаточные чары, о которых Гарри никогда и не подозревал, потому что на его памяти он брюхатил каждую свою знакомую, за исключением Дырко Малфоя, после первой же совместной ночи — и до конца своей жизни он так и не узнал, что противозачаточные чары эффективны только в течение восьми часов после применения.

Каркаров же спешно инструктировал своего любимого ученика, Виктора Крама, как тому следует вести себя, чтоб дожить до конца турнира, периодически для большей убедительности указывая то на двух призраков Северуса Снейпа, то на имеющего навыки выживания в Хогвартсе Седрика Диггори, который забился в угол комнаты, лег лицом на землю и прикрыл голову руками, а также повесил на шею гниющие уши домовика, чтоб запах мертвечины отпугивал брезгливого Поттера. Поскольку Крам прекрасно помнил чемпионат мира, который едва не сорвался сначала из-за неожиданной вспышки либидо у вейл, чуть ли не изнасиловавших ничуть не возражающих болельщиков, и уверявших впоследствии, что все они почувствовали зов Бога Любви, и который в итоге все-таки был омрачен сначала безвременной гибелью Барти Крауча, который опрометчиво приказал своей домовушке украсть палочку Гарри Поттера, а потом кончиной еще дюжины косплееров Пожирателей Смерти, которые больше походили на Пожирателей Спирта, и которым просто не повезло наткнуться на неудовлетворенного быстрой расправой над Краучем Поттера. Как уверял Виктора его друг, проходивший стажировку в британском аврорате, останки неудачников собирали по всему лесу, и только личная просьба Альбуса Дамблдора, щедро оплаченная скорбящими родственниками убитых, убедила Гарри не вывешивать головы покойных в его особняке на Гриммо, только не рядом с головами почетных домовиков, а в менее приятном месте — в уборной вместо писсуаров.

В каморку зашел директор, и в ней сразу стало вдвое тесней — кроме Гарри, никто в здравом уме не стал бы приближаться к сухонькому, но вытянутому старичку, на мантии которого анимированные гипогрифы то жрут друг друга, то насилуют; Дамблдор поманил за собой Грюма, но девяносто девять процентов паранойи того было обеспечено как раз таки усилиями неугомонного Альбуса, поэтому он был верен своей идее "избегать находиться с Дамблдором и Поттером в одном помещении", и потому ограничился принудительным овладением сознанием, временно ментально захватив один из призраков Снейпа.

— Не будем ходить вокруг да около. Турнир опасный, летальные случаи составляют семьсот пятьдесят процентов от общего числа участников — туда входят также директора школ-участников и привлеченные к испытаниям ученики. Сдавайтесь сразу, Гарри мальчик не жадный, — директор откровенно кривил душой, временами от расчетливости мальчишки плакали горькими, но уважительными слезами самые пропащие гоблины Гринготтса, однако тысяча галеонов выигрыша была действительно несущественной для него — на одни только алименты у него ежемесячно уходила сумма, равная десятой части бюджета всей Волшебной Англии, — так что призовые деньги мы все вместе пропьем. А укрепить международные отношения мы и без Турнира найдем чем, — на этих словах Гарри ненавязчиво поправил мантию, продемонстрировав, что его не просто так прозвали Гарри Три Ноги; а стоящий за порогом Аргус Филч звякнул ящиком ледоводки.

— Не всё так просто, Альбус, — ответил чуть повеселевший Каркаров, открывая бутылку. — Ты просто не представляешь, сколько бабок в подготовку вбухано, — на самом деле все директора были прекрасно осведомлены о сумме бюджета турнира, как и о том, кто из них и как глубоко в него окунулся, но прямо говорить о таком было невежливо, ровно как спрашивать проститутку о её источнике доходов. — Билеты на все этапы состязаний были распроданы еще в первый день, как и права на трансляцию на сквозные зеркала. Если турнир не состоится, нас с говном съедят и даже костей потом не высрут.

— Мы тоже не можем отказаться, — согласилась с коллегой мадам Максим, полведерная фляжка коньяка прекрасно сгладила её акцент. — У меня полная карета девушек на выданье, сами знаете, как у нас во Франции плохо с подобающими супругами, — женщина горестно вздохнула, каким-то образом сумев выглядеть при этом маленькой и беззащитной, даром что одна её грудь была больше упитанного первокурсника. — На этот год у нас запланировано множество мероприятий, на которых девочки могли бы познакомиться с заслуживающими уважения джентльменами Хогвартса и Дурмстранга, и может быть, даже найти себе пару. На участие в Турнире и согласились только те, кто отчаялся найти себе подходящего партнера на родине, — одна из таких "отчаявшихся" уже вцепилась обеими руками в Гарри Поттера и недвусмысленно терлась о него бедром, и несчастной уже не выглядела, что только укрепляло позицию Олимпии.

— Да хуйня-беда, — незамутненно-радостно ответил Дамблдор. — Уберем все дуэли между участниками, и заменим чем-нибудь менее опасным и более... приемлемым для публики. Думаю, если мы выпустим детишек отбирать у драконов яйца — это будет в самый раз.

— Побойся Бога, Альбус, — кушавший уже вторую бутылку лёдоводки Каркаров похлопал по спине поперхнувшегося Виктора. — Это ж не гуманно!

— Верно, настоящие яйца отбирать не надо, положим туда золотой, — директора понимающе переглянулись, ментально выясняя, кто из них тоньше всех трансфигурирует золото в напыление, — муляж, который и надо будет забрать чемпиону. А внутрь положим инструкцию к следующему испытанию.

— А если мы не сможем получить яйцо? — робко из угла спросил Седрик, и все с удивлением посмотрели на него, начисто забыв о его присутствии.

— Ничего страшного, я всё расскажу Гарри, — заботливо откликнулся Дамблдор.

— А я Виктору.

— А я Флер.

Вопрос "А кто расскажет Седрику?" повис в воздухе, но поскольку, кроме Диггори, он не волновал абсолютно никого, разговор потек дальше.

— А ваш мальчик того, дракона-то сразу не заавадит?

— Не заавадит, — Альбус нахмурился, будто обиделся на такой вопрос от Каркарова. — У него чистейшая душа, его магия не способна на убийство.

— А с дементорами он что сделал?

— Он применил к ним силу Любви.

— Что сделал? — недопоняла мадам Максим.

— Выеб их, — догадался Каркаров. — Видимо, если им любовь не с той стороны заталкивать, то она им впрок не идет. Хорошо, а с василиском что?

— А он живой был, — открестился Дамблдор. — Пока до него Рональд Уизли не добрался, — вздрогнул директор: в последние дни рыжий повадился возле его кабинета гулять и, цепко осматривая горгулий, что-то вычитывать в маминой поваренной книге.

— Оборотень? Грим?

— Каркаров, — проникновенно начал Дамблдор, невзначай протирая регалии Верховного Судьи. — Я тебе как волшебник волшебнику говорю — Гарри никого не авадит, верь мне, как я тебе, когда ты мне в суде рассказывал, что те семнадцать Круциатусов любовник твоей бывшей жены наложил на себя сам.

— Директор, Поттеру понадобится Авада, чтоб кого-то на тот свет отправить, не раньше, чем крем от морщин Николасу Фламелю, — к неудовольствию Альбуса заметил Снейп. — А драконы нынче дороги.

— Это пусть министерство ебёт, — дипломатично возразил Дамблдор. — Я ни их Турнир, ни их сучьих драконов сюда не звал, а потому в договоре со школой есть отдельная строчка, что все уничтоженные в процессе волшебные существа считаются собственностью убившего их Чемпиона, а также его школы.

— Только вот Поттер у нас не от Хогвартса избран, — Северус Снейп, дважды покойник, двойной агент Волшебной Войны и вообще любитель острых ощущений (во второй раз в Визжащую хижину он полез с полным осознанием последствий, с парфюмом из феромонов текущей сучки и тюбиком вазелина), неожиданно понял — если он не хочет помереть в третий раз, то ему стоит очень деликатно касаться щекотливой темы, — и я полагаю, что директором озвученной школы выступил Волдеморт лично. Мы с ним делиться будем?

— А чего нет? Поделимся, — добродушно (как ему казалось) протянул Гарри, уже прикидывающий, как он выкинет из факультетской спальни остальных сожителей, чтоб было где повесить две драконьи головы — еще две он планировал по-честному отдать дедушке Альбусу. — Пусть только лично за наградой приходит. А пока не явится, Хогвартс поместит у себя туши на хранение, под процент, — улыбка перетекла в оскал, которого бы не постеснялся матерый гоблин, втюхивающий маглорожденному сейф повышенной безопасности.

— Кстати, а с чего мы так уверены, что это Волдеморт бросил имя Гарри в Кубок? — подал голос второй призрак Снейпа, одержимый духом Грюма.

— А ты думаешь, в мире существует второй подобный самоубийца, который мог бы решиться на такое? — по-детски удивился Дамблдор, радуясь, что и на второй сотне лет в жизни встречаются неожиданности.

— Ну, юный Малф... — Грюм не успел договорить, как его одержимость прервал первый призрак Снейпа, которому вовсе не улыбалось в очередной раз сшивать порванного на две половинки крестника.

— Думаю, он хотел сказать, что для осознания глубины личности Поттера необходимо личное знакомство, и что те, кто знаком с ним только по статьям в газетах, могут не в полной мере осознавать... последствия неуважения.

— В Англии таких нет, — уверенно заявил директор. С ним никто спорить не стал, учитывая, что все без исключения жители Волшебной Англии могли полюбоваться скульптурой "Министр даёт на клыка жабе", которую Гарри в трансфигурационном запале изваял из старшей помощницы Министра Долорес Амбридж. Скульптура и поныне стояла в атриуме Министерства Магии, заставляя зеленеть каждый день проходящего мимо неё Корнелиуса Фаджа. Выставлять счет за уничтоженных дементоров было опрометчивой затеей, а благодаря пронырливости Гермионы, которая накатала стостраничное возражение, ссылаясь на официальные документы, в которых дементоры прямо назывались "неуничтожимыми" и "темными существами", Министерство в итоге еще и оказалось должным выплачивать Гарри компенсацию за моральный ущерб и за клевету, а еще вознаграждение за уничтожение опасных тварей.

— Во Франции до Гарри Поттера никому не было дела, — учитывая, каким плотоядным взглядом женщина осматривала юношу, было сложно сказать, злорадствует она или радуется возможности стать первопроходцем от своей страны.

— За всех говорить не буду, — вытягивая из ящиков одной рукой бутылку лёдоводки, другой огневиски, а третьей солёный огурец, побожился Каркаров, размашисто крестясь ногой, — но подсирать далекому англичанину у нас не в чести. Да и выгоды или веселья в том нет.

— Значит, остаётся только Волдеморт, — подвел итог Альбус. — В конце концов, кто еще мог бы указать название основанной им школы?

Негромкий взрыв был ему ответом, когда Гарри расщепил все еще сжатый в кулаке бульонный атом.