Чемпион-которого-нельзя-называть (джен)

— Седрик Диггори — Чемпион Хогвартса!

Зал потонул в овациях студентов, в основном, конечно, хаффлпаффцев, факультета Седрика. Когтевранцы ограничились вежливыми хлопками, гриффиндорцы аплодировали с настолько кислыми лицами, что их можно было бы засахарить и подсунуть Дамблдору вместо закуски. Слизеринцы же всем видом изображали безразличие, словно кандидаты в премьер-министры, звучно обосравшиеся у трибуны во время предвыборной речи или даже вместо неё.

— Все чемпионы названы, и теперь...

Выстреливший директору из кубка прямо в лицо клуб зеленоватого дыма перебил его торжественную речь. Но это было только началом причуд старинного артефакта: он затрясся, закашлял, трехэтажно ругнулся, заработав тем самым уважительный кивок Каркарова, после чего изрыгнул еще один клочок пергамента, явно видавший лучшие дни.

Очко Гарри стянулось до размера детского пособия по утрате кормильца, поскольку он безошибочно распознал одну из своих подтирашек, на которые он пускал возвращенные от Снейпа эссе. Гарри был обеспеченным мальчиком, и мог себе позволить туалетную бумагу, а его компетенция в гигиенических чарах, закаленная соседством с Роном Уизли и регулярными отработками, была более чем достаточной, чтоб его без испытательного срока приняли на работу уборщиком в драконий заповедник, но в душе он был романтик и бунтарь, и так выражал протест против несправедливой тирании сальноволосого упыря.

Гарри в самом деле пришел в ужас: это была не одна из тех туалеток, что он кинул в кубок сам! Какая-то сука спиздила его подтирашку! От злости Гарри крепко сжал кулак с зажатой в нем половиной куриной тушки, сминая её в натуральный бульонный кубик на зависть любым "Магги" и "Галине Бланка".

Брезгливо расправив бумажку заклинанием, Дамблдор медленно зачитал содержимое записки:

— Гарри Поттер... Чемпион... — старый волшебник замялся, затравленно посмотрел по сторонам, совсем как в тот раз, когда вышел на завтрак только в фетровом и резиновом колпаках, позабыв о мантии. — Чемпион Школы Пидорасов.

В школе повисло гробовое молчание. Нет, все заткнулись еще на том моменте, когда кубок начал пердеть директору в лицо, потому что старик был могущественен и по-детски обидчив, а ещё довольно мелочен, хоть и отходчив — впрочем, те двое несчастных, которым он наколдовал в знак извинения тележки, чтобы они могли отвезти свои раздутые директором же мошонки до Больничного Крыла, его доброту не оценили.

Гарри Поттер, в отличие от Дамблдора, избытком благодушия не страдал, и слишком многие помнили, как он выволок за хвост в Большой Зал василиска со сломанной челюстью и опухшими от синяков глазами, а его товарищи с Гриффиндора с конца третьего курса могли полюбоваться стильными балдахинами на его кровати, подозрительно напоминающими саваны куда-то исчезнувших дементоров. Эти и многие другие причины, почему с Гарри Поттером надо вести себя максимально деликатно, сообщались ученикам сразу по прибытии в Хогвартс лично Рубеусом Хагридом, чей пронзительно-тонкий фальцет и башенный щит вместо гульфика на причинном месте, убеждали детишек лучше всяких слов. Немногим же скептикам советовали сходить посмотреть на слизеринского петуха Дырко Малфоя, до встречи с Гарри носившего благородное имя Драко. Хуже всего было то, что Гарри не был идейным злодеем, в глубине души он был добрым и чутким мальчиком, однако трудное детство вместе с кузеном, у которого вместо головного мозга была головная кость, приучило его сначала бить, а потом уже думать, что делать с покойником. Точнее, думать он начал только в Хогвартсе, потому что кузену тумаки Гарри были нипочем, неделю в гипсе — и как новенький, а вот Квиринус Квирелл, земля ему клобкопухом, столь могучей конституцией не обладал. Впрочем, даже взрослый горный тролль пережил только два удара мальчика — и то только потому, что до его морды он допрыгнуть не смог, и потому сначала сломал одним ударом оба колена.

Кстати, за кузеном Гарри уже наблюдали Невыразимцы, а в последний год — после того, как выяснилось, что гипсом и бинтами Дадлика связывают не в лечебных целях, а просто чтоб ему сложнее было снова докопаться до Гарри — их присутствие увеличилось вдвое. Процедуру регистрации нового магического существа пятого класса опасности запустили после того, как выяснили, что Дадлика не берет ни Империус, ни Круцио. Учитывая его близкое родство с Мальчиком-Который-Зеркалит-Авады, эксперименты со Смертельным Проклятьем были отложены до прибытия "добровольцев" из числа азкабанских постояльцев.

Но мысли Гарри были далеки как от любимых родичей, так и от пытающихся незаметно стечь по лавке на пол соседей — бульонный кубик в его кулаке давно был сжат до бульонного атома, и сейчас злоба Гарри утекала ментальным поносом прямо к виновнику торжества через злополучный шрам-связь. А кто еще мог так его зашкварить, как не Всратоморд? На весь мир запомоил, паскуда, и если верить сигналам из космоса (тетушка Петунья убедительно ему доказала, что за его видениями стоят нибируанские ящерики, предъявив ему справку со штампом мебельного салона «Большое седалище»), то безносый засранец заливается звонким смехом, поцеживая молоко из змеиной сиськи. Сиська была одна и — по наметанному взгляду Поттера — максимум второго размера, но тем не менее, Гарри позавидовал Темному Лорду: у него самого свободный доступ к большой груди был разве что к третьему размеру Рональда Уизли и четвертому Невилла Лонгботтома. Еще более Гарри огорчало то, что в рейтинге самой большой груди в школе парни занимали восемь строчек из десяти, а обе обладательницы полной женской груди при виде Гарри падали на землю и притворялись мертвыми, а значит, сучий сифилитик снова устроился лучше, чем он, Герой Волшебного Мира.

Здесь мысли Гарри соскользнули в опасную для окружающих плоскость недовольства отношением волшебного сообщества к нему. В частности, почему ему до сих пор не выдали персональных лакеев, которые были даже у Малфоя (носили для него особые подушки, предназначенные для страдающих от особо острых форм геммороя), почему вместо завтрака в постель ему по утрам летят только хлебные крошки с кровати Уизли (прошедший суровую школу выживания в многодетной семье, рыжий регулярно уносил с собой с общего стола все, что не доели другие ученики, и что не успели присвоить его старшие братья), и почему вообще он должен делать домашние задания, хотя его предки ему оставили столько золота, что он мог бы вымостить им все коридоры Хогвартса, причем не только полы, но и потолки со стенами, а также установить на каждом этаже по дюжине уборных с золотыми писсуарами?

Титаническая работа мысли сопровождалась звуками, которые в дикой природе обычно издают дерущиеся за самку драконы, от хриплого рыка Гарри осыпались перья с задниц шармбатонских вейл и стыла водка в кубках дурмстранговцев; а бьющий из его носа пар уже проплавил дырку в несокрушимых полах замка. Но все же перед тем, как Гарри решил, что хватит ему из себя монашка корчить, и пора бы уже разозлиться, директор наконец-то решил вмешаться в происходящее:

— Гарри, внучок, — в обращении не было и тени фамильярности, у директора половина школы были "внучки" и "внученьки", и мало кто знал, что на самом деле они таковыми и являлись, и что многие их дедушки обладали разветвленными рогами, которым обзавидовался бы Сохатый. — У меня тут гроб дубовый, по случаю приобретенный, — некогда служивший в британской армии директор очень не любил слово "спизженный" и производные от него, — завалялся, и мне кажется, кому-то давно пора его примерить.

Главным образом Дамблдор обиделся на две вещи: первая, что вместо покойного Барти Крауча и ссыкливого Фаджа, который зарекся приближаться к Гарри Поттеру ближе чем на сто миль, результаты пришлось зачитывать ему, из-за чего ему пришлось знакомиться с гарриными подтирашками ближе, чем ему хотелось; вторая — что ни одна его подтирашка, которую сам директор закинул за Дырко Малфоя (потому что он петух зализанный) или Рональда Уизли (которого директор побаивался после того, как тот сожрал василискову тушу целиком, закоптив её в камине Большого зала) так и не выпала, тем самым вынудив его разбираться с неугодными учениками старым проверенным методом, путем несчастного случая на уроке зельеварения: фактически на уроках Снейпа перемерло больше детей, чем за всю Волшебную Войну, и только тот факт, что любому другому зельевару пришлось бы платить за его работу, удерживал разгневанных волшебников от самосуда. От официального суда Снейпа спасал тот факт, что о технике безопасности волшебники сроду не слыхивали даже применительно к контрацепции, из-за чего Люциус Малфой так ненавидел Артура Уизли, который, в отличие от Люциуса, зассал заклятья кастрации после рождения первенца, из-за чего и получил титул Предатель Крови.

Чуть улучшал настроение директору тот факт, что он накидал в кубок больше подтирашек, чем Гарри, хотя тот принес запасы за весь третий курс, а значит, он еще хоть куда, и молодых да шустрых играючи за пояс заткнет.

— Лучше цинковый поищи, дед, и пару ведер с совком, чтоб было чем сгребать, — старика Гарри уважал и по-своему любил, всё-таки первый взрослый, помимо Дурслей, кто продолжил близкое общение с Гарри после первого визита в травматологию; плюс директор делился с ними сладостями, которые отжимал у учеников под благовидными предлогами. — Но для начала капли глазные в клизму залей и поищи носовой платок размером с полотенце, потому что я, когда уродца найду — наизнанку выверну, будет анусом до конца недолгой жизни подмигивать, а жопой сопли пускать.

Обитатели замка спокойно выдохнули — старый хрен, чтоб у него лимонные дольки с коньяком не кончались, снова нашел козла отпущения, на которого изольётся вся глубина обиды юного Гарри.

Вытирали холодный пот со лба слизеринцы, которым из-за неудачной шутки Малфоя весь прошлый год приходилось по школе под мантиями-невидимками передвигаться, потому что Поттер плохо реагировал на мантии с зеленой окантовкой: дернул же черт Дырко притвориться дементором, поверив в слух, что встреча Поттера с ними окончилась обмороком. Слух имел под собой реальные основания, Гарри действительно встретился с дементором, и дело кончилось обмороком. Только сознание потерял не Гарри, а как раз-таки бедный дементор, который не постучавшись ворвался в купе Поттера, когда тот разливал последнюю родную поллитра для себя и своих заклятых собутыльников. В итоге поминали рваную простынку уже самогоном Уизли, который с первой рюмки срубал великана, со второго стакана — дракона, а с третьей бутылки — Грейнджер. Из трупа дементора директор сделал чучело, которое по ночам ставил у кроватей тех, кого ловил целующимися по чуланам.

Хаффлпафцы впервые в жизни были рады тому, что их факультет отродясь никто не замечал, и что если вдруг ситуация изменится, то можно будет спрятаться за Седриком, которого никому не было жалко: девчонки злились на него, что он выбрал себе в девушки китаянку, парни — потому что из-за смазливости Чемпиона они на его фоне смотрелись как кучка пузатых гоблинов, а его девушка, Чжоу, уже радостно оформляла еще одну подписку к "Колдоведьме" — на журнал "Молодые вдовушки".

Когтевранцы потирали руки: участие Поттера в турнире в качестве четвертого чемпиона от Школы-которую-нельзя-называть — эвфемизм был выбран единодушно не сговариваясь — смешало почти все ставки, которые они принимали на этот турнир, в итоге сыграли всего три ставки: Рона Уизли, который ставил на Гарри везде и всегда, будь то даже конкурс красоты среди трансвеститов; Альбуса Дамблдора, который в принципе никогда не проигрывал, что для человека, "нашедшего" целый шкаф маховиков времени и крутившего их (вместе с чиновниками из Отдела Тайн) на хую было не трудно, а также Питера Петтигрю, который под этим же именем учился сейчас на Хаффлпаффе, пользуясь полнейшим похуизмом что учеников, что учителей к этому факультету. На уроке Гербологии Питер даже занимался одним проектом с Гарри, и последний был вполне доволен их общими трудами на ниве выращивания подсолнухов и последующей реализации семечек слизеринцам, которым получать "плебейское лакомство" официальными путями было западло.

Гриффиндорцы молча жрали, как не в себя, маглорожденные щедро угощали урожденных активированным углем, а те их взамен потчевали безоаром, потому что судя по пляшущему в глазах старших Уизли огню, факультетская вечеринка пройдет под алкогольным спонсорством матушки Уизли, и всем, кто не хотел бы до конца года ночевать под портретом за порогом гостиной, надо было выпить хотя бы рюмку живительного эликсира. По слухам, силушка богатырская юного Гарри как раз и проистекала от того, что его уронил папаша в котел с чистым первачом, который Лили Эванс готовила по рецепту тетушки Молли, однако в материалах дела смерть Джеймса Поттера значилась как дело рук Темного Лорда Воломорда, что никого не ни в чем не убеждало: все и так знали, что последним Темным Лордом был, есть и будет еще долго, если не всегда, Альбус Дамблдор, но сказать о нем такое даже за глаза было ссыкотно, а Володя за свою долгую и несчастную жизнь не убил даже комара, но он был таким удобным терпилой, что на него спихивали как нераскрытые висяки, так и всех убитых аврорами при задержании или просто на попойках, а также загашенных другими уважаемыми людьми.

Однако не все так счастливо переживали утихшую бурю: тонким визгом рыдал Хагрид, который уже понял, что как минимум одного из драконов, которых обещали привезти на испытания в турнире, ждет трагическая встреча со своей судьбой — а уж если директору снова припрет освежить навыки таксидермиста и добавить в коллекцию из костей тролля, единорога, кентавра, хорошо обглоданного скелета василиска, гиппогрифа, грима, оборотня, дементора и многих других несчастных, попавшихся на пути Локомотива Поттера, еще и парочку драконов... Ведь всего две зверушки встречу с Поттером пережили: первой была его сова Хедвиг, с которой он практически не расставался, разве что отпуская опорожниться на головы слизеринцев, и которая была его первейшим помощником, если Поттеру требовалось сбить с небес на землю очередную жертву его дурного настроения. На особой, явно не предусмотренной для обычной полярной совы, диете — главным образом состоящей из того, что Гарри укокошил в этот день — Хедвиг основательно отъелась, щеголяла когтями острыми, как гоблинские клинки, и длинными, как рука первокурсника, а раскинув крылья, могла целиком спрятать Хагрида. Только потому, что директор эту дружбу одобрял, все дверные проемы и потолки в замке перетрансфигурировали, чтоб Поттер, не сгибаясь, мог проходить с нависающей над его плечами двухметровой тушей.

Вторым был Пушок, с которым Гарри по ночам охотился на акромантулов для их общей с Хагридом закусочной ХПФ — Хогварские Пауки во Фритюре, у которой недавно открылся филиал в Шармбатоне, где особо ценили лапки всякой противной мерзости. Но изначально жизнь пёселю спасла Хагридова оплошность — он забыл поставить каждой голове цербера по отдельной миске, и они пытались жрать из одной. Гарри, обычно обедающий рядом с Роном Уизли, который считал его тарелку продолжением своей, проникся несвойственным ему сочувствием к животине, и потому помог ему обрести свободу и свой путь в жизни.

А может быть еще хуже, вспоминал Хагрид, крестясь, если директор с Гарри вновь пережрут отмоченных в огневиски лимонных долек, и экспериментировать начнут! Как в тот раз, когда они последнего из присланных министерством азкабанских дементоров утащили в директорский кабинет, а потом в школе появился тощий, но очень высокий домовик с крайней степенью ахуя в глазах? Бедняжка, его ж эти изверги заставили отсасывать кал из слизеринских нужников. А в Азкабане теперь на выходе уже две фотографии висит, которыми дементоров отпугивают: старая, где директор прокручивает одного из дементоров через мясорубку, кормя получившимся фаршем своего феникса, и новая с Гарри, на которой тот рассекает в небесах на колеснице, запряженной тремя дементорами.

Один из призраков Северуса Снейпа, декана и почетного привидения Слизерина, сместившего с этого поста Кровавого Барона, который, глядя на покойного декана, впал в депрессию из-за профессиональной непригодности, злобно смотрел на причину своей альтернативной жизни. На обе причины, если быть точным — на старого, но не такого уж и маразматика Дамблдора и на Мальчика-Которого-Хрен-Убьешь. Встреться он взглядом с василиском — древнего змея ждал бы позорный и вонючий конфуз прямо на месте, но Гарри с директором такими шуточками было не пронять, они и сами кого хочешь взглядом порешить могли, Дамблдор такое практиковал с неугодными учителями, отказывающимися скидываться на лимонные дольки, а Гарри как-то раз выиграл в гляделки у стоглазого бехолдера, которого Хагрид притащил, чтоб сторожить ящик с порнушкой директора.

Еще больше зельевара раздражало то, что всё его тайное и изящное искусство зельеварения не оказывало вовсе никакого влияния на двух самых ненавистных ему людей, хотя даже Вол Ди Морд, самозваный Король Пиратов и Темный Лорд, исправно опростался себе под мантию после Снейповых отварчиков, хотя — надо отдать мужику должное — и тут сумел обернуть это себе на пользу, паря над вражескими укреплениями и деморализуя обороняющихся прицельной бомбежкой. Альбус же Дамблдор спокойно поглощал любую сваренную Снейпом отраву, закусывая лимонными дольками. Зельевар подозревал в них мощное и универсальное противоядие — в конце концов он был достаточно компетентен, чтоб понимать — вообще всё, что ест директор, было пропитано всевозможными ядами и зачаровано сверху сильнейшими проклятьями, и учитывая, что директор ни разу с момента своего вступления на пост не покупал себе ничего за собственные деньги, а взятки натурпродуктом греб обеими руками — то не один Снейп пытался решить директорский вопрос окончательно. Однако проверить дольки не было никакой возможности, потому что в тот единственный раз, когда он все-таки согласился на предложение Альбуса угоститься лакомством, тот наградил его ТАКИМ ВЗГЛЯДОМ, что Северусу захотелось вернуться в теплую безопасность Визжащей Хижины, в которой, он думал, скрывается хлипкий подросток анимаг-пекинес (сучий Блэк напиздел), а вместо этого его ждал матерый оборотень в период гона. С Поттером было еще хуже, потому что его близкое знакомство с талантами Молли Уизли и собственными дарами алхимии наградило его непрошибаемым иммунитетом ко всем формам ядов и проклятий. Северус буквально рыдал, глядя, как подросток запивает рюмку уизлевского первача стаканом яда василиска и закусывает ядовитой плотью гидры, потушенной в мухоморах — из личных запасов Снейпа, между прочим!

А причина для ненависти у Северуса была более чем серьезной: именно мерзкий паршивец и стал причиной его безвременной гибели еще во время учебы Поттера на первом курсе, а из-за навешанных директором клятв — смерть не примет его в свои объятья до тех пор, пока Гарри не умрет, причем желательно своей смертью или хотя бы по своему выбору, из-за чего Снейп уже прошел несколько консультаций у Биннса о том, как прожить несколько веков на должности преподавателя и не сойти с ума, потому что представить адекватный сценарий гибели для Поттера, чьей любимой забавой было взлетать вверх стрелой до границы, на которой переставали действовать подъемные чары метлы — и в свободном падении наводить лоб на ничего не подозревающих кентавров, единорогов, мантикор и прочих безобидных зверюшек Запретного Леса — он не мог.

Кстати, если Гарри промахивался, и коллекция директора не получала пополнения, то он не расстраивался, потому что и по глубине погружения в землю он тоже любил ставить рекорды. В последний раз он пробурился на 4,3 метра и пробил потолок в нелегальной пещере гоблинов, которые укрывались от руководства Гринготтса, за что Гарри получил от банка почетную табличку с признанием заслуг, а Дамблдор — чучело одного из беглецов себе в коллекцию.

Дело было в том, что от матушки Гарри унаследовал талант к зельеварению, но к сожалению, юное дарование попало в руки Петунии Дурсль, которая из всех возможных зелий ценила только одно, от которого хорошело на душе и уходили заботы — то есть самогон. И с тех пор, как Гарри исполнилось семь лет, он стал правой рукой Синей Королевы Привет-Драйва, владыки неупокоенных и жаждущих. Ввиду экстремальной жадности тетушки, варить самогон приходилось из всего подряд — из овощных очисток, из старых носков Вернона, из кошачьего помета, которым до поры (пока Гарри не пристрастился к пищевому блаженству под названием "шаурма", после чего вся домашняя живность в радиусе пятидесяти километров куда-то испарилась) их щедро обеспечивали кошаки соседки Фигг, и волей-неволей, но Гарри овладел высшим мастерством зельеварения, позволявшим ему даже из таких ингредиентов сварить просто роскошное пойло.

К сожалению, проблема сверхспециализации вскрылась только после поступления в Хогвартс, когда оказалось, что Гарри в принципе из любых ингредиентов может сварить только самогон. Какие бы рецепты Снейп ни выдавал Гарри, тот в итоге делал достаточно "случайных" ошибок, чтоб получить в итоге первосортную бормотуху, которую даже матерые алконафты со стажем Уизли ставили близко к шедеврам их собственной матери. Но в один трагический день Северус решил пойти на принцип, велел остальным ученикам стянуть рты в хоботы и защемить их анусами, а сам коршуном навис над котлом Поттера, четко регулируя каждое его движение. Итог был предсказуем: ебнуло так, что профессора разорвало на куски, погибли трое учеников со Слизерина, которых никто не считал, и Рональд Уизли, который подавился плохо прожёванной тритоньей икрой — и это Гарри только налил воды в котел и даже еще не разжег под ним огонь. Также нескольким ученикам оторвало руки, но кроме Панси Паркинсон, которой вместо правой руки пришили левую ногу покойного Гойла, никто не был в обиде, особенно Дырко Малфой, которому-таки и досталась нежная правая рука Панси, и который неделю спустя был госпитализирован от крайнего истощения, обезвоживания и растяжения запястья.

Кстати, Рона Уизли Снейп тоже недолюбливал, потому что рыжего-то директор в итоге воскресил, тогда как ужасающая гибель зельевара стала поводом для оглушительной вечеринки во всех факультетских гостиных (включая родной Слизерин, который из-за него и Дырко все считали петушиным углом) и учительской, где ему не стесняясь перемывали косточки, дамы обсуждали в чем именно будут отплясывать на его похоронах (к его ужасу, мадам Спраут также предложила принести стриптизерский шест и свою угрозу выполнила, еще больше осквернив его посмертье) мужчины листали Плеймаг образца 79 года с эротическими фотографиями Лили Поттер (Поттеры всегда славились широкими взглядами, поэтому в Плейведьме 79 года снимались целующиеся Джеймс и Сириус в образе собаки), а директор радостно списывал и так мизерные траты Хогвартса на содержание Снейпа в свой личный фонд. Конечно, директор не был бы собой, если бы не попытался сэкономить и на Уизли, но к сожалению, попытка поднять Рональда в качестве инфернала была слишком очевидной, потому что оригинальный Рон никогда не отличался такой привередливостью в еде.

Поэтому директору пришлось расстараться — сначала из тумбочки Шестого пришлось с боем достать заначку маминых пирожков, потому что каждый раз, уходя на уроки, часть души Рона оставалась с ними — несмотря на школьные табели с довольно скромными даже на общем фоне Хогвартса оценками, в последний раз столь могучую защиту директор встречал только на замке Нурменгард, в котором крошка-Гелля прятался от поцелуйчиков.

С костью отца было сложнее — нет, у директора так-то были кровь и кости каждого мужчины-волшебника старше одиннадцати лет — в конце концов, он директор или стебелек от мандрагорки? Написал в Уставе, что каждый ученик получает от него зуботычину, прописал жертве его коронный, наработанный за годы воспитания Хагрида, хук в грызло — и коллекция пополнилась. Ну а тех немногих жителей волшебной Англии, кто избежал этой процедуры, Дамблдор отлавливал в частном порядке, и там уже бил куда основательнее, поэтому, например, от Малфоя у него были еще четыре нижних ребра — причем сам Люциус почему-то за это был директору признателен и отчаянно краснел. Однако вопрос был в другом: лет восемь назад, когда Дамблдор воскрешал очередного ученика, им оказался Чарльз Уизли, и тогда он, особо не раздумывая, провел ритуал с зубом Артура Уизли (последний, кстати, давно шамкал голыми челюстями, потому что директор еще когда только узнал, сколько у того детей, предусмотрительно выбил ему все зубы, ну и милосердно прописал стерилизующий пинок по шарам) — в итоге вместо статного красавчика получилось скукоженное урыгалище, которое Дамблдор в итоге сплавил Молли, чтоб та поселила его на чердаке будто родового упыря. Вызванная на допрос Молли под действием магического паяльника правды призналась, что из всех её детей — сын Артура только один, но в тот раз покаялась только за Чарли — тот оказался сыном Хагрида — и поскольку до зубов лесника директор уже давно не дотягивался, директор решил ограничиться его стриженными ногтями. В этот раз директору повезло, и Рональд действительно был сыном своего отца, хуже же всего было с Фредом и Джорджем, которые мало того, что проходили через ритуал по три раза каждый год, так еще и были зачаты Молли от родных братьев Гидеона и Фабиана, и от кого именно из них, та понятия не имела — хотя полностью потратив один скелет на ритуалы и принявшись за второй, директор никаких ухудшений в новорожденных близнецах не замечал, разве что иногда вместо двух детей из котла вылезали сразу четыре, но Дамблдор бонусную парочку оглушал и запасливо прятал под чары стазиса на будущее. Впрочем, когда из котла выпали сразу три пары близнецов, то он решил поугорать и выпустить их всех одновременно, из-за чего уже к следующему вечеру от Хогвартса не осталось даже руин, и директору было проще наколдовать точно такой же замок поблизости, чем чинить разрушенный. А избыток близнецов заавадила Макгонагалл, потому что в бюджете средств на дополнительных рыжих не значилось.

Затем директору пришлось отыскать плоть слуги — директор, не мудрствуя лукаво, с помощью Акцио поймал крысу Уизли и на чистейшем крысином ей пояснил, что или она совершенно добровольно отгрызет себе лапу и кинет в котел, или он держит Круцио, пока она кишками сморкаться не начнет. Крыса проявила невиданные её хозяином чудеса интеллекта и спорить с директором не стала, и даже хотела отгрызть еще одну ногу для большей нажористости бульона, но Дамблдор предусмотрительно решил сохранить у Ронова слуги побольше плоти на будущее.

С кровью врага директор вообще заморачиваться не стал — он всегда в этом качестве добавлял кровь Снейпа (учитывая, что ученики мерли в Хогвартсе как мухи, в иной день с зельевара сцеживали до литра), в редких случаях, когда ему все-таки приходилось воскрешать слизеринцев, тогда он мочился в котел сам, вычитав где-то в магловских журналах, что в моче стариков почти всегда есть небольшие примеси крови. Однако поскольку требовалась кровь, против воли взятая, зельевар всегда перед сбором крови получал зуботычину, а сам директор ссал мимо котла, но из-за старческого тремора часть капель все-таки попадала куда надо.

Кстати, и здесь Дамблдор Снейпа наебал — последний только подумал, что хрен теперь директору, а не халявный источник вражеской крови, которой он бухал в зелье иногда по целому стакану, как вдруг оказалось, что для зелья хватает и трех капель, а директор сколько крови с него за эти годы сцедил, что хватит воскресить вообще всех умерших со времен Великого Потопа.

Еще один полный страдания взгляд принадлежал преподавателю Прорицаний Сибилле Трелони. Несчастная женщина, которую трезвой помнила только собственная мать, на самом деле уже давно и наглухо завязала с зеленым змием — сейчас она употребляла исключительно перхоть единорогов, иногда позволяя себе ширнуться парой кубиков пота сытых дементоров. Магловская алхимия уже давно была бессильна унять тревоги побитой жизнью женщины, поэтому спизженные у колумбийской мафии тонны кокаина она пожертвовала домовым эльфам Хогвартса, которые замешивали на нем тесто для блинов.

Все дело в том, что в прошлом году у неё действительно проснулся Дар, унаследованный от бабки. До того дня она делала редкие Истинные Пророчества, в основном предсказывая, отпустят ей хереса в магазине в долг или нет — в чем не было ничего удивительного, ибо предсказывать она могла только в глубокой алкомедитации, а в такие моменты, кроме шансов получения новых доз горячительного, её мало что беспокоило. Но в прошлом году на её курсы шарлатанства и очковтирательства — кто бы что ни говорил, но квалификация в этой области у Трелони была запредельной, потому что во время летних каникул она отправлялась на стажировку в цыганские таборы и проходила полевые курсы по сравнительно честному стребованию мелочи у доверчивых терпил — поступил сам Гарри Поттер. Сибилла была мудрой женщиной, и потому знала, что в её бизнесе важно держаться подальше от умных и от знаменитых, Гарри подходил по второму критерию, а его подружка Грейнджер по первому. Гарри она безуспешно пыталась отпугнуть зловещими проклятьями, а с девочкой удалось договориться: за двадцать процентов прибыли, что Трелони получала с её однокурсниц, Гермиона согласилась покинуть её класс и саботировать уроки Арифмантики, Древних Рун и Магловедения, чтоб ученики решили сменить учебный план на Прорицание; также девочка получала тридцать процентов с каждого ученика, которому она убедительно "доказывала", что пророчеств не существует, на примере её кореша и подельника (но которого в долю было решено не брать) Гарри Поттера.

Потому что с Гарри Поттером сбывались вообще все пророчества, какие бы Трелони только ни пришло в голову озвучить.

На него нападет Грим? Напал. Ну как напал, он преступно стоял рядом с Гарри с открытой пастью, когда тот спарринговался с Дракучей Ивой, которая просила его потренировать перед Чемпионатом Европы среди энтов-юниоров. Его Дамблдор в таком виде в чучело и закатал, а призрак Снейпа регулярно ему рот эктоплазмой из призрачного носа мазал, чтоб было похоже на текущие слюни.

У него будет двенадцать детей? Когда у него еще на втором курсе за сотню перевалило? Будет, правда, только за один день. Половине седьмого курса пришлось сдавать досрочные ТРИТОНы и вместо выпускного всей толпой ложиться в Мунго на сохранение. После этого предсказания, кстати, Трелони перешла с хереса на водку, когда Гарри недвусмысленно стянул с неё мантию, и только клятвенное убеждение, что у него и без неё будет полный комплект, уберегло её целебный пятидесятилетний мох от надругательства.

Что Гарри умрет, упав с Астрономической башни? И такое случилось, когда он случайно локтем спихнул стоящую на краю поллитру — и нырнув за ней щучкой, так вовремя и не догнал. Мадам Помфри уже посмертный диагноз написала "умер от горя", Рита Скитер — некролог, а директор собрал с учеников деньги на венки, когда Гарри волшебным образом воскрес, как и всегда — когда в Хогвартсе кто-то открыл бутылку без него. Как обычно, мадам Помфри приклеила очередной диагноз на стенку Больничного крыла (уже в третий слой), Скитер выпустила еженедельную подшивку некрологов Поттера, а директор на собранные деньги купил себе фиолетовую мантию с изображением блюющих единорогов.

Или и вовсе напророчит, что утром он будет ходить на двух ногах, днем на четырех, а вечером на трех? Вроде бы спиздила классическую загадку сфинкса, да переврала, ан нет: утром Гарри, как положено, на своих двоих похмелялся с Хагридом из ведра, а вот днем с ним случилась оказия, когда во время страстного соития в чулане для метел с семикурсницей из Хаффлпаффа рядом в очередной раз безвременно ушли из жизни близнецы Уизли, а вместе с ними в небытие отправилась половина Астрономической башни. От громкого взрыва у впечатлительной девицы заклинило мышцы влагалища, и Гарри оказался пойман в сладостную ловушку, поэтому им пришлось этаким кентавром ковылять в Больничное крыло, на потеху первокурсникам. Ну а к вечеру его освобожденное достоинство так распухло, что волочилось по земле, а из-за наложенного гипса он мог на него опираться, как на костыль.

И даже эпохальную битву не на жизнь, а на смерть с врагом силы невероятной и удали безмерной напророчила: и на следующий день Пивз насыпал в исподнее домовиков жгучего перцв, из-за чего к завтраку была подана только первая перемена блюд. Ситуацию усугубило и то, что ушлые слизеринцы, своевременно оповещенные призраком своего декана, пришли на завтрак первыми, опередив даже Поттера и Уизли — чтоб отвлечь первого, общим решением факультета решено было пожертвовать Дырко, при виде которого глаза Поттера наливались то кровью, то мочой, и мыслить о чем-то, кроме завязывания белобрысой моли в узелок, он не мог еще минимум час; с Роном было проще — возле входа в общежитие Гриффиндора рассыпали кулек кнатов по лестнице, что надежно останавливало любого Уизли, не хуже, чем вампира рассыпанное зерно. В итоге, когда неразлучная парочка дошла-таки до Большого зала, их ждали практически пустые столы, содержимого которого едва-едва хватило бы на прокорм всех голодающих детей Африки на два года вперед. И только в подобные критически важные для выживания моменты мозги героев работали с эффективностью 146 процентов: Гарри точно знал, что навыкам пожирания материи Рона завидует черная дыра в середине нашей галактики, а потому, если он хочет хотя бы перекусить — ему надо завалить кореша и сделать это как можно быстрее. Шестой же на основании тех же фактов определился со своей стратегией поведения — единственное живое существо, которое могло составить Рональду конкуренцию в плане потребления пищи в секунду, был его заклятый подельник Гарри, но если Рон был застольный берсерк, который вгрызался в самые огромные блюда и не отступал до их полного уничтожения, то Гарри был кухонный ниндзя, и его никогда никто не видел не только с полной тарелкой, но и вообще жующим — да только Гарри успевал отъесть из каждой миски на столе, причем не только за гриффиндорским — а в слизеринские тарелки он мог еще и плюнуть по два раза. И если Рон хотел поесть — ему надо было устранить своего друга.

И была битва, которой раньше Хогвартс не видал, и небо поменялось местами с землей, и грязнокровки стали заседать в Визенгамоте, и Люциус Малфой впервые посмотрел на женщину с сексуальным интересом. Во время той битвы, кстати, профессор Снейп и умер во второй раз, после чего возник призрак его призрака, к буйной радости директора и всех деканов — потому что теперь нашлась кандидатура для ночного патрулирования замка, необходимая, чтоб отжимать у учеников контрабандное спиртное, причем сам он на дары Бахуса покуситься не мог.

Однажды Трелони решила поэкспериментировать, и хотела предсказать, что Гарри Поттера выебет венгерский шипохвостый дракон, но едва она только решилась произнести пророчество вслух, как ей померещилось, что у неё за спиной встала Смерть с косой, и весьма недвусмысленно провела костлявым пальцем по горлу. После этого Трелони пила только спирт, пущенный по замороженному лому, а Гарри она в тот день напророчила, что он получит всё, что сам желает. Через неделю, после того, как директор замумухался выкидывать из Хогвартса блядей, и письма о признании Гарри Поттера Властелином Мира и Хозяином Всех Сучек, и после того, как озеро водки посреди Большого Зала все-таки обмелело, потому что никакой магии не хватит вечно спаивать дружный коллектив из Уизли, Хагрида, Поттера и особенно Грейнджер, Дамблдор таки нашел виновницу того, что ему целую неделю пришлось работать, а не трясти мудями по запросам Визенгамота, не приклеивать учеников к кроватям на потолке, не кормить акромантулов слизеринскими первокурсниками, не мочиться в раковину в женском туалете на третьем этаже, и вообще вести себя будто магл какой-то — он сотворил с ней такое, что и привело к текущей наркотической диете прорицательницы. А Гарри через неделю передумал и отказался от мирового господства, и взамен попросил мопед.

Тем временем Гарри и директор хитро перемигивались между собой, судорожно трясли конечностями и меняли цвет волос, из-за чего три ученика выпали из-за столов в эпилептическом припадке, а еще у одной ученицы преждевременно отошли воды, хотя до начала пира она еще точно не была беременна, а утром так и вовсе была мужчиной. Тем немногим, кто понимал высоко-магический тайный язык, было ясно, что двое могущественных колдунов обсуждали, в какую именно сторону они будут крутить на детородных органах Воломорда, когда выковыряют того из-под оплеванной коряги, куда тот побежит прятаться в ссыкливом страхе. Старик настаивал, что вращать надо против часовой стрелки, потому что иначе его похоронный хук с правой искоренит темнолордовую угрозу в первом же раунде, Гарри же, в общем-то, и не возражал по сути, но настаивал на разнообразии вариантов, в частности, предлагал просверлить в плоскомордом дополнительные дырки для создания новых осей вращения. Обоих великих волшебников переполняло радушие от единства их мыслей и чувств, столько редкое для разных поколений. Поэтому Гарри и был любимым внуком директора, ну а еще потому, что он был единственным из его внучков, который пережил более чем одну пьянку с дедулей, окончившуюся семейной потасовкой, а ведь даже его сынишка-Хагрид, мир его шарикам, и тот от разбушевавшегося папаши более чем два подзатыльника удержать не мог, а вот Гарри-умница от полновесной затрещины даже не почесался, так еще и сам дедушке так обраточку прописал, что тому неделю пришлось давно подаренной коллегами вставной челюстью кашку мять, тем самым вернув старику веру в будущее поколение.

Но единство сердец и умов прервал скучный, потому что трезвый, Игорь Каркаров, который намекнул, что нехуй сиськи мять, и надо бы уединиться в кладовой, где мадам Максим уже разливала отличный французский коньяк, и вообще обсудить, как бы так остальных Чемпионов от этого живодера Поттера уберечь. Последней особо хитрой комбинацией подмигиваний директор попенял Гарри, что тот никак не пополнит их семейное древо потомком вейлы, на что Гарри, попердывая подмышкой, пытался оправдаться, что просто Малфой плохо старается, но тут на него снизошло прозрение, от которого у ничего не подозревающей Флер Делакур выступило три полка отборных мурашек по зоне бикини, а её матка в панике стала возводить три линии фортификационных укреплений.

Окрыленный дедовым благословением, Гарри вприпрыжку поскакал к комнате Чемпионов, за ним волочилась вся лавка гриффиндорцев, из-за которой пребывающий в благородной задумчивости Поттер и не подумал выйти, а за ней гриффиндорский стол, в который Рон Уизли вцепился бульдожьей хваткой челюстей, потому что Турнир Турниром, а ужин (а также остальные семь приемов пищи) должны идти по расписанию. Непотребство остановил Дамблдор, который с оглушительным кличем "КИЙ-Я!" пинком переломил лавочку пополам, высвободив внучка, попутно щегольнув стройными мускулистыми ногами и исподним в обтяжечку перед молодыми француженками, которые благодушно заулыбались, словно болгары от новостей о бесплатной водке. С ноги распахнув двери каморки, в которой, будто семья тайных алкоголиков, сгрудились остальные Чемпионы, Гарри вежливо их поприветствовал в полном соответствии с хогвартским этикетом:

— Приветствуйте Короля, сучки.

Как можно из сказанного понять, уроки этикета в школе преподавал Дамдлдор, а еще он вел уроки труда и полового воспитания, а также был деканом пятого факультета имени себя, на который не принимали никого, кто не был бы круче него — на текущий момент времени на нём почетными учениками числились: по понятным причинам Гарри Поттер — всё-таки даже директор не был таким отмороженным, чтоб лбом Авады ловить; Гермиона Грейнджер — единственное живое существо, которое перепило директора; а также Рональд Уизли, который во время приступов голода, то есть почти всегда, мог с переменным успехом сражаться с его любимым внучком хоть за жареного голубя, к которым Гарри пристрастился в детские голодные годы.

Не дожидаясь оваций и рукоплесканий, Гарри решительно выдвинулся к француженкам — мадам Максим тоже была женщиной в его вкусе: у неё были голова и задница, а остальное для обладающего поистине широчайшими взглядами Поттера было несущественно, за что его страстно любили все девушки Хогвартса и страшно ненавидели некоторые юноши. Наличие у неё объемной груди немного пугало юного Гарри, который привык к безукоризненно плоским англичанкам, и грудь больше первого размера раньше видел в основном у откормленных на хогвартских харчах мальчишках, но желание превзойти сосущего змеиную сиську Всратоморда придавало ему решимости.

— Дамы, — юноша наградил девушек взглядом, от которого даже у Ледяной Королевы Слизерина Дафны Гринграсс моментально мокрело всё под юбкой вплоть до стелек туфель, в нём метровыми буквами читалось неприкрытое обещание страстной и долгой любви вплоть до полного телесного истощения, — волей судьбы и причуды древнего артефакта, наши судьбы сплелись воедино. Это ли не повод укрепить англо-французские связи? А потому приглашаю вас обеих составить мне компанию сегодня вечером, и я покажу вам все чудеса Англии.

Игнорируя панические вопли собственной матки, Флер радостно заулыбалась, и даже невозмутимая мадам Максим раскраснелась, когда, запинаясь, давала своё согласие. Девушки удалились в уголок, пошушукаться о своём, о женском — заботливая директриса хотела убедиться, что девушка помнит противозачаточные чары, о которых Гарри никогда и не подозревал, потому что на его памяти он брюхатил каждую свою знакомую, за исключением Дырко Малфоя, после первой же совместной ночи — и до конца своей жизни он так и не узнал, что противозачаточные чары эффективны только в течение восьми часов после применения.

Каркаров же спешно инструктировал своего любимого ученика, Виктора Крама, как тому следует вести себя, чтоб дожить до конца турнира, периодически для большей убедительности указывая то на двух призраков Северуса Снейпа, то на имеющего навыки выживания в Хогвартсе Седрика Диггори, который забился в угол комнаты, лег лицом на землю и прикрыл голову руками, а также повесил на шею гниющие уши домовика, чтоб запах мертвечины отпугивал брезгливого Поттера. Поскольку Крам прекрасно помнил чемпионат мира, который едва не сорвался сначала из-за неожиданной вспышки либидо у вейл, чуть ли не изнасиловавших ничуть не возражающих болельщиков, и уверявших впоследствии, что все они почувствовали зов Бога Любви, и который в итоге все-таки был омрачен сначала безвременной гибелью Барти Крауча, который опрометчиво приказал своей домовушке украсть палочку Гарри Поттера, а потом кончиной еще дюжины косплееров Пожирателей Смерти, которые больше походили на Пожирателей Спирта, и которым просто не повезло наткнуться на неудовлетворенного быстрой расправой над Краучем Поттера. Как уверял Виктора его друг, проходивший стажировку в британском аврорате, останки неудачников собирали по всему лесу, и только личная просьба Альбуса Дамблдора, щедро оплаченная скорбящими родственниками убитых, убедила Гарри не вывешивать головы покойных в его особняке на Гриммо, только не рядом с головами почетных домовиков, а в менее приятном месте — в уборной вместо писсуаров.

В каморку зашел директор, и в ней сразу стало вдвое тесней — кроме Гарри, никто в здравом уме не стал бы приближаться к сухонькому, но вытянутому старичку, на мантии которого анимированные гипогрифы то жрут друг друга, то насилуют; Дамблдор поманил за собой Грюма, но девяносто девять процентов паранойи того было обеспечено как раз таки усилиями неугомонного Альбуса, поэтому он был верен своей идее "избегать находиться с Дамблдором и Поттером в одном помещении", и потому ограничился принудительным овладением сознанием, временно ментально захватив один из призраков Снейпа.

— Не будем ходить вокруг да около. Турнир опасный, летальные случаи составляют семьсот пятьдесят процентов от общего числа участников — туда входят также директора школ-участников и привлеченные к испытаниям ученики. Сдавайтесь сразу, Гарри мальчик не жадный, — директор откровенно кривил душой, временами от расчетливости мальчишки плакали горькими, но уважительными слезами самые пропащие гоблины Гринготтса, однако тысяча галеонов выигрыша была действительно несущественной для него — на одни только алименты у него ежемесячно уходила сумма, равная десятой части бюджета всей Волшебной Англии, — так что призовые деньги мы все вместе пропьем. А укрепить международные отношения мы и без Турнира найдем чем, — на этих словах Гарри ненавязчиво поправил мантию, продемонстрировав, что его не просто так прозвали Гарри Три Ноги; а стоящий за порогом Аргус Филч звякнул ящиком ледоводки.

— Не всё так просто, Альбус, — ответил чуть повеселевший Каркаров, открывая бутылку. — Ты просто не представляешь, сколько бабок в подготовку вбухано, — на самом деле все директора были прекрасно осведомлены о сумме бюджета турнира, как и о том, кто из них и как глубоко в него окунулся, но прямо говорить о таком было невежливо, ровно как спрашивать проститутку о её источнике доходов. — Билеты на все этапы состязаний были распроданы еще в первый день, как и права на трансляцию на сквозные зеркала. Если турнир не состоится, нас с говном съедят и даже костей потом не высрут.

— Мы тоже не можем отказаться, — согласилась с коллегой мадам Максим, полведерная фляжка коньяка прекрасно сгладила её акцент. — У меня полная карета девушек на выданье, сами знаете, как у нас во Франции плохо с подобающими супругами, — женщина горестно вздохнула, каким-то образом сумев выглядеть при этом маленькой и беззащитной, даром что одна её грудь была больше упитанного первокурсника. — На этот год у нас запланировано множество мероприятий, на которых девочки могли бы познакомиться с заслуживающими уважения джентльменами Хогвартса и Дурмстранга, и может быть, даже найти себе пару. На участие в Турнире и согласились только те, кто отчаялся найти себе подходящего партнера на родине, — одна из таких "отчаявшихся" уже вцепилась обеими руками в Гарри Поттера и недвусмысленно терлась о него бедром, и несчастной уже не выглядела, что только укрепляло позицию Олимпии.

— Да хуйня-беда, — незамутненно-радостно ответил Дамблдор. — Уберем все дуэли между участниками, и заменим чем-нибудь менее опасным и более... приемлемым для публики. Думаю, если мы выпустим детишек отбирать у драконов яйца — это будет в самый раз.

— Побойся Бога, Альбус, — кушавший уже вторую бутылку лёдоводки Каркаров похлопал по спине поперхнувшегося Виктора. — Это ж не гуманно!

— Верно, настоящие яйца отбирать не надо, положим туда золотой, — директора понимающе переглянулись, ментально выясняя, кто из них тоньше всех трансфигурирует золото в напыление, — муляж, который и надо будет забрать чемпиону. А внутрь положим инструкцию к следующему испытанию.

— А если мы не сможем получить яйцо? — робко из угла спросил Седрик, и все с удивлением посмотрели на него, начисто забыв о его присутствии.

— Ничего страшного, я всё расскажу Гарри, — заботливо откликнулся Дамблдор.

— А я Виктору.

— А я Флер.

Вопрос "А кто расскажет Седрику?" повис в воздухе, но поскольку, кроме Диггори, он не волновал абсолютно никого, разговор потек дальше.

— А ваш мальчик того, дракона-то сразу не заавадит?

— Не заавадит, — Альбус нахмурился, будто обиделся на такой вопрос от Каркарова. — У него чистейшая душа, его магия не способна на убийство.

— А с дементорами он что сделал?

— Он применил к ним силу Любви.

— Что сделал? — недопоняла мадам Максим.

— Выеб их, — догадался Каркаров. — Видимо, если им любовь не с той стороны заталкивать, то она им впрок не идет. Хорошо, а с василиском что?

— А он живой был, — открестился Дамблдор. — Пока до него Рональд Уизли не добрался, — вздрогнул директор: в последние дни рыжий повадился возле его кабинета гулять и, цепко осматривая горгулий, что-то вычитывать в маминой поваренной книге.

— Оборотень? Грим?

— Каркаров, — проникновенно начал Дамблдор, невзначай протирая регалии Верховного Судьи. — Я тебе как волшебник волшебнику говорю — Гарри никого не авадит, верь мне, как я тебе, когда ты мне в суде рассказывал, что те семнадцать Круциатусов любовник твоей бывшей жены наложил на себя сам.

— Директор, Поттеру понадобится Авада, чтоб кого-то на тот свет отправить, не раньше, чем крем от морщин Николасу Фламелю, — к неудовольствию Альбуса заметил Снейп. — А драконы нынче дороги.

— Это пусть министерство ебёт, — дипломатично возразил Дамблдор. — Я ни их Турнир, ни их сучьих драконов сюда не звал, а потому в договоре со школой есть отдельная строчка, что все уничтоженные в процессе волшебные существа считаются собственностью убившего их Чемпиона, а также его школы.

— Только вот Поттер у нас не от Хогвартса избран, — Северус Снейп, дважды покойник, двойной агент Волшебной Войны и вообще любитель острых ощущений (во второй раз в Визжащую хижину он полез с полным осознанием последствий, с парфюмом из феромонов текущей сучки и тюбиком вазелина), неожиданно понял — если он не хочет помереть в третий раз, то ему стоит очень деликатно касаться щекотливой темы, — и я полагаю, что директором озвученной школы выступил Волдеморт лично. Мы с ним делиться будем?

— А чего нет? Поделимся, — добродушно (как ему казалось) протянул Гарри, уже прикидывающий, как он выкинет из факультетской спальни остальных сожителей, чтоб было где повесить две драконьи головы — еще две он планировал по-честному отдать дедушке Альбусу. — Пусть только лично за наградой приходит. А пока не явится, Хогвартс поместит у себя туши на хранение, под процент, — улыбка перетекла в оскал, которого бы не постеснялся матерый гоблин, втюхивающий маглорожденному сейф повышенной безопасности.

— Кстати, а с чего мы так уверены, что это Волдеморт бросил имя Гарри в Кубок? — подал голос второй призрак Снейпа, одержимый духом Грюма.

— А ты думаешь, в мире существует второй подобный самоубийца, который мог бы решиться на такое? — по-детски удивился Дамблдор, радуясь, что и на второй сотне лет в жизни встречаются неожиданности.

— Ну, юный Малф... — Грюм не успел договорить, как его одержимость прервал первый призрак Снейпа, которому вовсе не улыбалось в очередной раз сшивать порванного на две половинки крестника.

— Думаю, он хотел сказать, что для осознания глубины личности Поттера необходимо личное знакомство, и что те, кто знаком с ним только по статьям в газетах, могут не в полной мере осознавать... последствия неуважения.

— В Англии таких нет, — уверенно заявил директор. С ним никто спорить не стал, учитывая, что все без исключения жители Волшебной Англии могли полюбоваться скульптурой "Министр даёт на клыка жабе", которую Гарри в трансфигурационном запале изваял из старшей помощницы Министра Долорес Амбридж. Скульптура и поныне стояла в атриуме Министерства Магии, заставляя зеленеть каждый день проходящего мимо неё Корнелиуса Фаджа. Выставлять счет за уничтоженных дементоров было опрометчивой затеей, а благодаря пронырливости Гермионы, которая накатала стостраничное возражение, ссылаясь на официальные документы, в которых дементоры прямо назывались "неуничтожимыми" и "темными существами", Министерство в итоге еще и оказалось должным выплачивать Гарри компенсацию за моральный ущерб и за клевету, а еще вознаграждение за уничтожение опасных тварей.

— Во Франции до Гарри Поттера никому не было дела, — учитывая, каким плотоядным взглядом женщина осматривала юношу, было сложно сказать, злорадствует она или радуется возможности стать первопроходцем от своей страны.

— За всех говорить не буду, — вытягивая из ящиков одной рукой бутылку лёдоводки, другой огневиски, а третьей солёный огурец, побожился Каркаров, размашисто крестясь ногой, — но подсирать далекому англичанину у нас не в чести. Да и выгоды или веселья в том нет.

— Значит, остаётся только Волдеморт, — подвел итог Альбус. — В конце концов, кто еще мог бы указать название основанной им школы?

Негромкий взрыв был ему ответом, когда Гарри расщепил все еще сжатый в кулаке бульонный атом.

Вечером в гостиную факультета Гарри не вернулся, чего, собственно, никто и не ждал — хотя его штрафные полведра первача предусмотрительно остались нетронутыми во избежание непоправимого. Утром же, как и полагается джентльмену, Поттер сгрузил с плеча бессознательно-упоенные тела Флер и Олимпии Максим школьной медиковедьме, которая уже давно работала не столько на Хогвартс, сколько на неуёмные сексуальные аппетиты Гарри. Она не жаловалась — мальчик платил ей за услуги такие суммы, какие раньше она видела только в школьных ведомостях в графе расходов на лимонные дольки, не говоря уже о вложениях в больничное крыло, которое, правда, в виду специфики запросов клиента, ныне больше походило на кабинет гинеколога и костоправа. И сейчас в гостиной факультета Гриффиндор Поттера поджидала основная часть его кодлы: обаятельная и меркантильная Гермиона Грейнджер, уже к концу второго курса пересудившаяся с каждым чистокровным волшебником Англии за исключением Уизли, с которых взять можно было только генетический материал, которым они и так были счастливы одарить любую девицу до ста сорока семи годиков от роду; бессознательный и всеядный Рональд Уизли, который будучи убежденным совой, раньше обеда и не просыпался, а до этого времени действовал в автономном и куда более разумном режиме, благодаря которому и смог доучиться аж до четвертого курса; трусливый, но злопамятный Невилл Лонгботтом, известный садист и обладатель бесконечного списка "Кому я хочу отомстить".

Отсутствовали трое: Колин Криви, Джинни Уизли и Луна Лавгуд.

Первый мужественно пожертвовал своей социальной жизнью, когда согласился выпить вместо своего брата Денниса полагающуюся всем неофитам рюмку уизлевского первача — но поскольку он был уже третьекурсник, ему накидали еще парочку штрафных. Его не спасли даже предусмотрительно натянутые семь пар семейных трусов: уже к середине попойки он скинул их все, и теперь они причудливыми стягами реяли на люстрах; под утро он и вовсе пропал — а потом возник с призраком профессора Снейпа, который тащил за ним в призрачных руках ящик алкогольного конфиската. Таких чудес не совершал даже Гарри Поттер, отчасти потому, что он о существовании Снейпа вспоминал преимущественно только перед сдачей или получением эссе по зельеварению, и потому в отличие от Криви не особо интересовался его биографией, а вот юный папараци имел на слизеринского декана огромную подшивку дел с большой коллекций колдофото, опубликуй он хоть часть которых, то зельевару пришлось бы на Девятом кругу ада прятаться от того, что бы с ним сделали озверевшие английские ведьмы, их отцы, мужья, братья, сыновья и домашние животные. Тем не менее, встречать новое утро Криви пришлось в Больничном крыле, потому что пьяный язык и постыдные секреты плохо влияют на здоровье, особенно если ты собираешься рассказать, что факультетский кот Борис, непременный глава всех застолий и посиделок, гордый обладатель персональной золотой миски для алкоголя — на самом деле не кот, а кошка, и вообще отпадный тусила, отплясывающий нижний брейк на усах, только по ночам, а днём ведет скучнейшие пары по трансфигурации.

Джинни Уизли, прозванная «Боль Шестого», но более известная как «Пол-шестого» — тихо и мирно спала в своей персональной спальне, которую ей ухитрились выцыганить у директора её старшие братья, души не чаявшие в своей сестричке, но не имевшие ни малейшего представления о том, как надо обращаться с особью противоположного пола, которую нельзя затащить себе в койку. На правах почетного Уизли Гарри вместе с Роном имел честь приобщиться к передающейся в этой семье из поколение в поколение мудрости, так, именно Фред или Джордж научили его мастурбации, показали тайный проход за женскую душевую, распили с ним первую бутылку огневиски и показали ему, как пользоваться магловскими контрацептивами — собственно, последнее и было причиной появления всё новых и новых Поттеров, ибо Уизли и контрацепция были столь же сочетаемы, как пиво и зарплата. Гарри даже был им признателен целые сутки, пока они его не поставили перед фактом, что теперь им с Роном следует перенять эстафету — и обучить всему, что они узнали, следующего Уизли — Джинни. Парни разделили обязанности: Рон должен был разработать соответствующую случаю лекцию, а Гарри же обеспечить ему время на подготовку, что он и сделал, наглядно продемонстрировав, что будет с храбрецом и недоумком, который потянет свои двадцать первые пальцы к его названой сестренке. В итоге Джинни и по сей день была уверена, что детей в капусту приносят аисты, а Рон уже закончил работу над первой фразой.

Последней была Луна Лавгуд, которую все звали "Лунатичка" за отсутствующий взгляд и странные разговоры, а Гарри звал её "Лунатичкой" за милую привычку аппарировать неугодных ей на темную сторону Луны. Уже два года Поттер пытался втянуть когтевранку в свой коллектив, но Луна с Гермионой ладили хуже, чем Рон с мылом, и обе ставили Гарри ультиматум "или я — или она". Тот благоразумно каждой говорил "мне нужна только ты", но при этом равно плотно общался с обеими, отбрехиваясь тем, что "просто не хочет сердить ведьму, которую ты сама посчитала достойной соперницей". Что более всего оскорбляло самоуважение Гарри — делили они не его, в общем-то: Гермиона сразу ему сказала, что одной женой ему не отделаться, и с каждым новым унаследованным Родом, единственным прямым наследником которых он оказывался благодаря манипуляциям Грейнджер и её юристов, число будущих супруг только росло: Луна была записана в его гарем семнадцатой по порядку и второй по старшинству. Делили они место его будущего вице-министра и вообще заместителя, потому что доступ к информации и результат её аналитики у них был одинаковый: на Гермиону пахала целая армия осведомителей из числа подневольно-освобожденных домовых эльфов, а Луне нашептывали мозгошмыги, пупочные приживалы и ушные фляки — причем нашептывали исключительно чистейшую правду.

Молодецки в один глоток употребив штрафные полведра самогона, Гарри прошествовал к банде, ненавязчиво демонстрируя обновку на наспинном (на груди свободных мест давно не было) иконостасе — анимированные значки целующейся вейлы и великанши:

— Здорово, босота.

— И ты не кашляй, черт кривой, — ответила его будущая супруга: Гарри был мальчик любвеобильный, но практичный, и то, что Гермиона за три года их знакомства ухитрилась удвоить фамильные капиталы Поттеров, привело его к мысли, что такое сокровище надо хватать себе и как можно скорее. Благо и сама девушка была не против, хотя до конца школы минимум разрешила будущему мужу взыскивать супружеский долг с третьих лиц, успев наглядеться на то, как от пары надувающих пузо прививок жидкого Поттера дуреют даже самые холодные и уравновешенные ведьмы, превращаясь в лепечущих про годовасиков-тугосерь мамашек. К тому же необходимость пить Костерост после каждой ночи постельных баталий хрупкую барышню не прельщала. — Подписывай контракт с гоблинами на устройство хогвартского тотализатора, суки, три года мурыжили, золотого дна им мало было, платиновое подавай, видите ли: "Хогварские соревнования по квиддичу приносят мало ставок". Ага, блядь, то-то старый Малфой на одной ставке против своего криворукого семени пятикратно стоимость семи "Нимбусов" отбил, в черную работали, шапуги горбоносые, но ничего, блядь, как станешь Министром Магии — так они у меня будут по струнке ходить и налоги платить.

Гарри привычно подмахнул размашистую подпись на целый лист, в которой кратко перечислялись все его титулы и, самое главное, за чье именно убийство они ему присваивались, Гермиона говорила, что это исключительно благотворно влияет на лояльность партнеров букве и духу заключенного соглашения. Но потом всё-таки поинтересовался:

— А в чем суть-то?

— Тотализатор Филиуса признается филиалом тотализатора Гринготса, со всеми вытекающими правовыми последствиями. Теперь у него будет еще один официальный источник дохода, а нам будет проще отмывать наши капиталы. Плюс совместное гоблинско-волшебное предприятие только сыграет нам на руку в политическом плане, потому что с коротышками даже официальная власть сотрудничает только с лесом палочек за спиной.

— А им-то это зачем? Много они со школьников-то стрясут?

— Ты думаешь, как грязнокровка, — фыркнула маглорожденная Гермиона. — Золото — это так, брызги, чтоб лохов впечатлять, и чтоб у гоблинов кочерыжка вставала, чтоб новых шкуродеров плодить. В качестве ставок много что принимается — услуги, редкие ингредиенты, знания. Каких-нибудь терпил маглорожденных в кабалу заберут, мажорчиков чистокровных на предмет редких семейных запасов потрясут, с кого-то пару услуг стребуют — а гоблины на этом руку погреют, за посредничество, да и в контракте есть пункт о том, что гоблинам всегда можно "уступить" выигранную ставку в обмен на золото. А их напрямую сроду на территорию Хогвартса не пустили бы, а если бы и пустили, так их бы Флитвик в паштет размазал и только им и питался бы.

— Что у нас с товарами для фанатов?

— Я уже запрягла эльфов вышивать нашивки на мантии "Поттер — наш чемпион", вырезать статуэтки, изображающими тебя с кубком огня, в который ты наливаешь шампанское и другой мерч. Назавтра у тебя фотосессия с Криви, запускаем ограниченную эротическую коллекцию карточек "Гарри Поттер — Большой Чемпион".

— Что с отчислениями за трансляцию выступления и за билеты?

— Полный порядок, — самодовольно ухмыльнулась девушка. — Поскольку они продавали билеты на Турнир Трех Волшебников, то по уже проданным билетам на твоё выступление никто попасть не смог бы, ровно как и устроить трансляцию по сквозным зеркалам. Поскольку мы с тобой не звери какие-то, — на этих словах где-то заплакал бывший азкабанский дементор, а ныне слизеринский газонюх-домовик Дементий, — то лезть в карманы простым гражданам мы не будем, а наши дивиденды с мероприятия будут выплачены из бюджета Министерства, — Гарри вспомнил официальное хранилище Министерства в Гринготсе, деревянная дверь на шпингалете вместо замка оставляла любого очевидца с уверенностью в будущем Отчизны, — и лично Корнелиуса Фаджа.

Гарри во многих взглядах расходился с действующим министром, однако в одном они были едины — облегчаться, сидя на золотом унитазе, было, несомненно, воодушевляюще. Если, конечно, при этом не вспоминать, что Малфой жаловался, что ему приходится серить в платиновый, потому что брильянтовый жопу режет.

— На тебя можно положиться, — искренне и доброжелательно улыбнулся Гарри, лицо которого в иные моменты использовалось как эталон монолитности кирпичей. — Жаль, что ты еще не можешь стать леди Поттер — это ранит моё сердце.

— Я не резиновая, — грубо, но с довольной улыбкой ответила девушка. — Пока не нагуляешься, о супружестве и речи быть не может, — горестно вздохнула она, памятуя, как их единственный чувственный опыт пришлось прерывать Круциатусом по семейным ценностям Поттера, и дальше, чем снять друг с друга исподнее, они так и не зашли. — И у нас есть другая проблема. Невилл! — Гермиона прикрикнула куда-то под диван. — Есть сведения, кому на кладбище прогулы ставят, кто этот острослов-суицидник, который на моего любимого будущего мужа склад еще не выбитых зубов открывает?

Зашуганного вида паренек частично выполз из-под дивана, несмотря на медвежью комплекцию, он как-то так сжимался, что производил впечатление недокормленного первокурсника:

— Призраки, домовые эльфы и Пивз ничего необычного не видели, — откровенно говоря, со времен поступления Поттера понятие "обычное" стало несколько расплывчатым. — Кстати, Пивз на тебя в обиде, потому что он сделал крупную ставку протухшей колбасы на тебя, а ты проиграл директору в соревновании по закидыванию подтирашек.

— Скажи ему, что я всегда могу взять реванш в соревновании по выдаче пиздюлей излишне наглым полтергейстам. А что обычного было?

— Приходил Диггори с мешком записок от своего имени, а до этого он удочкой другие записки вытягивал, Филч в кубок всю неделю отходы сливал, которые годами в замке копились, а Фред с Джорджем в него фарш из проросших щупалец скидывали. Директор тоже всю неделю сворованные у Дырко и Рона свитки закидывал.

Ни для кого не было секретом, что Дамблдор пытался укокошить Рональда Уизли, однако его друзья осознавали бесперспективность попыток Величайшего Волшебника, ибо Рона прозвали "Тараканом" не только за привычку жрать все подряд и ошиваться по чужим тумбочкам в поисках съестного. Сам Шестой же гордо полагал, что директор просто видит в нём своё отражение в прошлом — рыжий, дерзкий, сексуальный — и завидует его молодости и исправно работающему кишечнику. Его друзья проявляли чудеса такта, и не напоминали ему историю с "саморазогревающейся курятиной", после которой Дамблдору пришлось разыскивать фениксово яичко где-то в глубинах хогвартской канализации.

— Может, снова одержимость?

— Новых одержимых давненько не было вроде, — пожал плечами Гарри: по какой-то причине чуть ли не еженедельно какой-нибудь из учеников, профессоров или случайных волшебников сталкивался с одержимостью какими-то странными сущностями, утверждавшими, что они всё знают про какой-то канон, и вообще, что они впопуданцы или что-то в этом духе. Сначала дедуля Альбус применял к таким передовые магические методы допроса, после которых любое Круцио воспринималось как детская щекотка, но когда он окончательно убедился в их безобидности, а точнее, беспомощности — он просто стал их награждать обидными проклятьями на душу, вроде пятилитрового энуреза, и возвращал в родные тела посредством ведерной клизмы святой воды, налитой в ближайшем парашном рукомойнике, или другим унизительным способом, который только мог прийти в голову директору.

Гермиона с дивана и Невилл из-под него переглянулись, вспоминая, что только за прошлую неделю, за которую, по словам Гарри, происшествий не было, Дамблдор осчастливил дюжину министерских чиновников, прибывших в замок с инспекцией, нескольких студентов Слизерина и каким-то образом еще и второй призрак профессора Снейпа удачными обрядами экзорцизма, после которого "счастливчики", прихрамывая, ковыляли в Больничное крыло или сразу рыдать на свою могилку, и лишний раз напоминали себе без нужды на глаза директору не попадаться.

— Записку могли подкинуть заранее?

— Вряд ли, я лично деду жигу подавал, когда он Кубок разжигал, а до этого он самый обычный.

— И ты уверен, что это не одна из твоих подтирашек?

Гарри хотел было оскорбиться, мол, будто бы он сам себя Чемпионом Пидерастов мог обозвать, но быстро стушевался, потому что лучшие друзья — это те люди, которые видели тебя всякого, но всё еще продолжают с тобой общаться. Гермиона всё еще им с Роном поминала, как они устроили дуэль верхом на Крэббе и Забини, ставшем новым лакеем Малфоя взамен безвременно почившего Гойла, выкрикивая, что они, де, сэр Гаррольд Опездол и сэр Рональдо Кончильини сразятся за руку девы Мальфильды, которую они оторвали у довольного Дырко несколькими бутылками самогона ранее; доволен же юный слизеринец был тем, что это была пятая несимметричная рука, и вообще, если она так плохо к нему крепилась, значит она бла-а-агородному Малфою не сильно и нужна.

— Разумеется, это моя подтирашка, — ответил Гарри, демонстрируя запись №4/09/387 в учетной ведомости с приложением колдофото, — только будущий клиент похоронного бюро в ней название школы подписал, чтоб у него вместо глистов василиски по анусу ползали.

— Экспертизу по почерку уже провели?

— По хуедчерку, это тебе что, магловский сериал? — поразился наивности подруги Гарри. — Ты вообще в другие пергаменты, кроме своего, хоть раз заглядывала?

— В ваши же, как бы иначе вы, три дебила, первый курс-то закончили?

— Как и все остальные, накинули бы директору подарочных купонов в кондитерские, — пожал плечами под диваном Невилл, из-за чего означенный предмет мебели угрожающе закачался. — Ну а Рон бы сдал несколько ушей слизеринцев вместе с факультетскими галстуками, его братья так каждый год делают.

— И мы заглядывали. Все пишут примерно одинаково, как курица лапой, хули тут удивительного, ты в программе лекции по каллиграфии и чистописанию видела вообще?

— Ну а поколдовать?

— Мужик кинул, об остальном свиток умолчал. Мы уж как над ним не изгалялись, и пенисы на нём рисовали, и грозились из моих подтирашек в хагридовы назначить, и даже прозу Локхарта на него переписывали — больше ничего не сказал.

— Ну а магический отпечаток с неё снять?

— Беспонт, я фоню как ядерный реактор, забыли что ли, что мы когда Локхарта хоронили, нас в отделение замели как четырех Гарри Поттеров, и всё пытались статью за незаконный оборот маховиков и распитие полиморфки приписать? Да я когда эссе заканчиваю, у моей подтирашки личности больше, чем у Малфоя, и она в три раза живей Макгонагалл, которой под сто лет, а мужика так ни разу и не пощупала.

— И что, вообще без шансов?

— Не-а. Кто бы ни был посредник — пропал, как бумажник в клозете.

— Ну и хуй с ним, — мудро решила Гермиона. — Почему бы тогда сразу не взять за жопу плоскомордого?

— Самого-то Воломорда найти-то без проблем, где он сидит-то, мы с дедом знаем, этот придурок со своей банковской карты интернет оплачивает, да хули толку? Ну зааважу я его, он же, сука, воскреснет. И что мне, по всему свету бегать его обосратки собирать? Ты хоть представляешь, сколько у него крестражей?

— По одному за каждое покушение на его убийство, официально — где-то с сотню будет.

— А неофициально раз в десять больше, он же после каждого урока ЗоТИ бежал крестраж откладывать в ближайшую уборную. — Темная магия обладала возможностями, которые многие считали неестественными. Например, темный маг мог заточить свою душу в инородном предмете — к несчастью, в какой-то момент движения по кишке организм начинал считать фекалии именно таким инородным телом, и то, что душа Квирелла во время устраиваемых Гарри демонстраций навыков нанесения добра по площади сжималась в точку и пряталась в анусе — только ухудшало ситуацию. Обнаруживший во время поисков яйца своего феникса кучу несокрушимых какашек директор перевел их положение в разряд катастрофических, дополнительно наложив на крестражи чары непотопляемости и аппарировав их по уборным всех чистокровных маноров, Люциуса же от щедрот Дамблдора из-под завалов пришлось откапывать тролльей шахтерской бригаде. — Этак я до конца жизни буду по сливным каналам ползать.

— Ну так может его в клетку посадить? — подал голос Невилл.

— Уже пробовали, — поморщилась Гермиона, — еще хуже получается, это ж дух, и если его от якорей отсечь — то один оставшихся крестражей "просыпается". Как Гарри Квирелла-то к Рождеству уработал, так его директор сразу в оборот взял, он спиральный реактор сделать хотел, который бы на энергии расщепления души работал, но как только экранировал систему — тут же второй Волди с одной из необнаруженных какашек проснулся.

— Так вот кто все стены в подземелье калом измазал, мол, "Берегитесь наследника Гриффиндора"!

— Ты же не думал, что это я был? — грозно вопросил Гарри? Вообще к своему статусу наследника Гриффиндора он относился с неприкрытым удовольствием, потому что основным пунктом наследования значилось обладание достоинством большим, чем у верного коня. Разумеется, едва юный Поттер только услышал об этом требовании, то в сей же момент стал владельцем настолько чистопородного фестрала, что тот мог смотреть на Малфоев как на дворняг. Плюс то, что фестралы были невидимы для большинства гарриных воздыхательниц, открывало дополнительные пути к их обольщению через предложение на ощупь убедиться в соответствии Гарри наследию предка, а затем удалиться попрактиковать чары расширения пространства.

— А на кого еще бы я мог подумать? — удивился Невилл, проницательно не выползая из своего укрытия. — Ты ж весь первый курс руки после гербологии, после сортира да после Малфоя то об стены, то о соседей вытирал. В Большом Зале до сих пор с потолка надпись "Снейп — казел" оттереть не могут.

— Будто кто-то, кроме Снейпа, и пытался, — примирительно буркнул Гарри. Так доблестный профессор зельеварения в очередной раз спас дружбу юного сына Лили.

— Как бы там ни было, с Волди пора кончать. Дальше хуже будет, что ему помешает, например, дракона слабительным накормить, чтоб тот тебя обосрал с ног до головы? Или подлить тебе зелья полового бессилия? Или зачаровать мантию на самообоссываемость? Или начаровать тебе макияж как у Локхарта? Или нарисовать портрет, на котором сотня пикси тебе в рот даёт, и вывесить в Большом Зале. Или...

— Довольно, я тебя понял, — поморщился Гарри, иногда богатство фантазии его будущей женушки пугало даже его, повидавшего такое, что простому смертному видеть не положено, например, Вернона Дурсля в обтягивающем кожаном костюме и тетю Петунью в мини-юбке и с хлыстом. — Что делать предлагаешь?

— Предлагаю провести исследования возможности уничтожения души без разрушения системы крестражей.

— Если ты не забыла, с этого всё и началось.

— Гарри, ты уже взрослый мальчик, и ты должен понимать разницу между моими экспериментами и "Слышь, Альби, зацени как могу" нанюхавшегося пыли философского камня Фламеля. И начнем с того, что ни один мой подопытный от меня еще не сбегал, даже те, кто провозгласил себе Темным Лордом или Капитаном Сахарным Печеньем.

Дед Альбус не сильно утруждал себя воспитанием подрастающего поколения, искренне считая, что с момента, как волшебнику выдали волшебную палочку, он должен как-то сам крутиться, однако кое-чему он Гарри научил, например, как вскрывать любой лифчик одним щелчком пальцев, как приготовить блох из хагридовой бороды в сносный закусон под пивко, какими зельями закидываться перед квиддичным матчем, чтоб колдомедики не спалили, в каком месте лучше всего прокрутить дырочку в женскую раздевалку, чтоб получить лучший обзор, и многому другому полезному для юного волшебника. Одним таким наставлением был совет никогда не пользоваться Авадой, если надо кого-то замочить, потому что после Авады частенько остаются очень болтливые призраки, которых еще пойди поймай, чтоб провести экзорцизм, тут была нужна помощь другого призрака, собственно, для этой цели Дамблдор и держал в школе еще одного своего сына — Пивза: по школьным легендам это был Дух Несвершенных Проказ, сформировавшийся в замке еще в бородатые времена Основателей, но на самом деле Серая Леди Когтевран принесла его в призрачном подоле из общежития Гриффиндора менее ста лет назад, и как можно было догадаться — повадками он полностью пошел в папашу.

Поскольку Дамблдор не мог отрицать удобство Смертельного Проклятья — быстро, чисто, мгновенно, а вот после Адского Огня паркет от гари отскребать приходится, а иногда и паркет от полов, или даже полы от фундамента; фениксу, опять-таки, всех не скормишь, стервец после Волшебной Войны брезговал грязнокровками и жрал только вырезку из чистокровок не менее чем в третьем поколении; после Бомбарды на моющие средства и мазь от радикулита для Филча разоришься. Директор пробовал даже Патронусом доводить жертв до самоубийства, но те иногда вместо суицида уходили в запой, потом в загул, а потом устраивались на работу чиновниками в Министерство Магии. И поэтому он решил сделать какое-нибудь светлейшее заклинание для полного уничтожения души, ради чего он призывал демонов из Ада, высиживал сдвоенную пару по Истории Магии в собственной же шараге, а также подсыпал хну в шампуни учеников. И главной проблемой, вставшей на пути исследователя, было — а хуй его знает, просто ты подопытного угрохал или всё-таки уничтожил душу? Сначала директор призывал Смерть на каждый эксперимент, но уже через неделю последняя пожаловалась на больную печень и откупилась от Альбуса Самой Старшей Палочкой, сказав, что обычной Старшей Палочкой ему только в жопе ковыряться, а вот новая чисто для реальных колдунов. Потом директор вспомнил, что Фламель часто выводил его в леса Франции помочиться на могилы старых врагов, и рассказывал, что перед тем, как ухлопать очередного сопляка, забывшего, кто на шабаш Эликсир даёт, сначала отрывал от того кусок души и вселял в его ночной горшок, в обнимку с которым покойного и хоронили под бдительным присмотром мстительного алхимика, что и привело его к идее, как создать идеального подопытного. И даже быстренько отыскал добровольца — слизеринского терпилу Томми, которого сыны мажорчиков глумливо прозвали Темный Лорд Волдеморт, и вечно выставляли крайним во всех факультетских косяках, начиная от вызова вейл-проституток и браконьерства единорогов для ночных шашлыков, и заканчивая обоссанными портретами у гриффиндорской гостиной.

Классическая система создания крестража предполагала его сотворение во время убийства, однако Томми был нюня и слабак, и даже комара толком-то тапком прибить не мог, не то что кого-то заавадить. Надо было использовать другой ритуал, и для повышения шансов на успех предприятия Дамблдор пригласил на сеанс алкомедитации автора метода и своего подельника Николаса Фламеля, более известного среди волшебного населения как Коля Кипяток за изобретение огневиски и Коля Рыгало — за рекорд по самой продолжительной отрыжке после сливочного пива. У того уже была рабочая схема для принудительного сотворения крестража, да только три века беспробудного пьянства и наркотического прихода от пыли философского камня, помноженные на бутыль лучшей настойки на драконьей крови от Альбуса, дали осечку: дневник Риддла — куда он записывал описание своих скучнейших будней и воздыхания о его любимой Миртл Уорден, с которой он хотел прогуляться под ручку по улице в Хогсмите, хотя каждый знал, что не только за ручку, но и за многое другое девушку можно было подержать в любое удобное время в женском туалете на третьем этаже — как и положено, стал крестражем, вот только одним дневником дело не ограничилось, и куски души с Риддла стали отваливаться, как перхоть с оборотня в ночь полнолуния.

Николас Фламель был почтенным волшебником старой закалки, а потому Круцио считал плебейской и неспортивной забавой, предпочитая достигать схожих эффектов более затейливыми методами — в конце концов, чтоб создать крестраж другого человека, надо этого несчастного запугать просто до полусмерти, и только то, что в один момент оба естествопытателя удалились блевать со стен замка, стараясь попасть в какого-нибудь напыщенного носителя зеленой мантии, и дало Тому Риддлу единственный в его жизни ШАНС. Размазывая по лицу сопли и слезы, он наконец-то осознал — в Хогвартсе ему места нет, и потому взял яйца в кулак, спиздил из директорского кабинета столько рыжья, сколько унести мог — и диадему Когтевран, и чашу Хаффлпафф, и свое же, еще на первом курсе «конфискованное» тогда еще преподавателем трансфигурации кольцо — и трясясь от страха, роняя в артефакты куски своей души — сбежал в Албанию, где тихо и мирно жил почти до конца семидесятых, когда его жизнь выписала очередной невероятный фортель.

Небольшим положительным эффектом всего мероприятия стало то, что директор после всего этого в кои-то веки расстарался на благо учеников, и еще на первом курсе создавал почти каждому ученику по крестражу, благодаря которым он и мог их впоследствии неоднократно воскрешать. Из системы выбивался Рон Уизли, к которому классические методы добычи крестража оказались неприменимы: Пушка он и не подумал пугаться, а вот животину почти с месяц пришлось отпаивать успокоительным после того, как на него накинулась зубастая рыжая тварь, одной пастью пуская больше слюней, чем цербер тремя; когда Дамблдор открыл на Рона сезон охоты, после того, как Шестой почти извел хогвартскую популяцию единорогов под ноль — рыжий играючи уходил от Авад, как и любой другой взрослый Уизли, воспитанный за одним столом с полудюжиной братьев и сестер; и даже когда директор напоил детеныша венгерского дракона старящим зельем, Рональд за секунду ухитрился из обломков Хагридовой хижины трансфигурировать разделочный стол и полный набор инструментов свежевателя, и уже почти-почти пустил дракона на стейки и на кожу для дамских сумочек. В итоге директор на втором курсе просто назначил Рону отработку во время ужина, и тот едва палочку не отбросил от угрозы голодной смерти. Крестражем Рона Уизли стал его персональный пятнадцатилитровый обеденный тазик.

Заклинание-аналог Авады директор так и не придумал, потому что отвлекся на предложение Фламеля вырастить породу русалотавров (у них ничего в итоге не получилось, но с тех пор и русалки, и кентавры зовут себя друзьями Дамблдора, потому что сами эксперименты им понравились), и поэтому ему пришлось сделать себе из глотки и желудка дементора артефакт-душесос, инструкцию по изготовлению которого он и передал Гарри на третьем курсе. Кстати, ученик превзошел учителя, когда создал свою версию артефакта на основе одного магловского изобретения, которое обычно не продавали несовершеннолетним лицам, из-за чего артефакту приходилось сосать не только души.

Была только одна проблемка:

— У тебя есть идеи, как сделать это, если до сих пор мы и тени оригинального Володи не видели, и постоянно только с пробудившимися крестражами дело имеем? — артефакт исправно уничтожал любую попавшуюся ему душу, кроме души Грейнджер, вместо которой на засасывательный вызов являлся один из закабалённых девочкой демонов, и давал куску дементора пизды; кроме души Гарри, потому что сколько бы дементор ни всосал — у юного Поттера оставалась её еще целая прорва, а уж последующих пястюлей мальчик мог выписать таких, что демоны из глубин Гермиониной души звали его "Поттер-сенсей" и брали у него платные уроки агрессивной самообороны, а также душ Уизли, которые были настолько бедные и настолько рыжие, что даже количество души в их телах уходило в отрицательное значение, из-за чего уже они начинали вытягивать душу дементора из артефакта. Огрызки души же Волди уничтожались артефактом как положено — но каждый по отдельности, что глобальной пользы не приносило: на втором курсе Гарри пришлось двести пятьдесят четыре раза отвлекать деда от его праведных трудов, из-за чего тот, в который раз сдернутый с очередной престарелой вдовушки, на летних каникулах выпустил из Азкабана всех Упиванцев, после чего Гарри мог наделать себе столько артефактов-душесосов из присланных на защиту замка Министерством дементоров, сколько ему было надо. И хотя надо было Гарри столько, сколько в Азкабане сроду не водилось, но мальчик милостиво поумерил свою жадность.

— Зуб даю — надо петушиную метку копнуть как следует, там ответ, — побожилась девочка, метко плюнув прямо на колдофото декана Слизерина, висящее на другом конце гостиной, профессор на фото стоически снес унижение. — Помнишь, мы труп Снейпа легилиментили, когда материал для документальной комедии по его биографии собирали? И ты тогда Легилименсом в Метку ебнул и заорал, мол: "Чтоб у вас яйца опухли!"? — в ответ Гарри посмотрел на неё взглядом священнослужителя, которого обвинили, что он сбежал от проститутки не заплатив. — Не помнишь. А вот в "Пророке" на следующий день писали, что половина Лордов заседать изволили не на своих родовых тронах, а в тазиках со льдом, широко расставив ноги.

— И ты нам об этом только сейчас говоришь? — возмутился Гарри.

— Ну и что ты с этим знанием делать собирался, дубинушка ты моя? — почти ласково угомонила будущего муженька Гермиона. — Заставил бы их налысо побриться? Или сделать тебя верховным первоебырем священного культа Афродиты? Или принять закон об обязательном вступлении чистокровных в брак с кентавром на правах младшей жены? Это же никакой прибыли не принесет, а я, тем временем, уже почти разорила Малфоев, Ноттов, Паркинсонов, Флинтов, скупила собственность дюжины угасших чистокровных родов, ну а еще протолкнула проект новой платиновой монеты гармионий, курс будет один к одиннадцати по отношению к галеону. Теперь нашими с тобой лицами будут открываться любые двери в Волшебном мире.

Тут Гарри мог бы добавить, что неплохо бы хотя бы галеоны и сикли дублировать в бумажной валюте, потому что привычным магловским жестом засовывать банкноты танцующей на столе девушке было невозможно, высыпанные между ягодиц словно в свинью-копилку монеты просто звонко падали на пол, однако что-то ему подсказало, что не этих слов от него ждут.

— Этого я и ожидал от умнейшей ведьмы всех времен, — после проклятья Зудящих Бубенчиков Гарри решил отказаться от личной характеристики Гермионы как "самой пронырливой, въедливой и коварной ведьмы", хотя он по-прежнему считал её более соответствующей истине, но что поделать? Иногда для выживания приходится поступаться честностью. — Полагаешь, есть возможность вскипятить все крестражи разом — и заодно спалить подключенного к сети Волди? Даже если у нас получится — то он-то от сети экранирован, его может и не зацепить?

— Экранирован, да не полностью, иначе с чего он еще живой? Насколько мне известно, у него хобби же было — каждый день новую форму суицида испробовать — и все живехонький, то есть крестражи все еще удерживают его проссанную душонку на земле. Ну а что сами крестражи пробуждаются — думается мне, это разновидность защиты от нелетального выведения из строя, вот заобливиэйтили бы мы его по полной, превратили в панду, наградили проклятьем вечной течки — и отправили бы в Китай восстанавливать популяцию — так один из крестражей бы оригинал отыскал, расколдовал, щенков от груди бы отнял, память вернул — и снова-здорово Володя! И когда он за экраном прячется — система ложно срабатывает — и активирует страховочную систему, пробуждая один из крестражей.

— Предлагаешь переловить всех Упиванцев и одновременно их Круциатусами запытать? — светски полюбопытствовал Невилл: в их рабочей группе именно он был ответственным за проведение допросов третьей категории интенсивности.

— Можно, конечно, — задумалась девочка, прикидывая, сколько отступных можно выручить с и без того материально страдающих от налога на чистокровность Упиванцев, — но делу не поможет — себя-то Володя метить не стал, он ебнутый, но ссыкун и не дурак. Пытать надо крестражи.

Молчание было ей ответом, даже известный садист Лонгботтом, который ухитрился запытать призрака Кровавого Барона, зачитывая вслух любовные дневники Серой Леди, и садового гнома Уизли, которого не брал даже Круциатус, усадив того с похмелья возле самогонного аппарата, не мог придумать, как можно истязать разумную фекалину. Все с надеждой посмотрели на Рона, который в режиме утреннего автопилота выказывал проблески свойственной Уизли скрытой гениальности, но которая в обычное время направлялась на поиски пищи и путей для отлынивания от домашней работы. Тот будто почувствовал направленное на него внимание и три палочки, и сонно пробормотал:

— Кто к нам с чем зачем, тот от того и того.

Мудрость слов звенела в утренней тишине. Иногда гений рыжего был слишком глубок для простых смертных, не имеющих границы с пятым измерением, проходящей сквозь желудки всех Уизли. Быстрее всех смекнул, что к чему, многоопытный Поттер, памятуя высказывания Снейпа с прошлого вечера:

— А ведь верно. Кубок-то не просто сделал меня Чемпионом — он же еще и принял к участию еще одну школу. Я не просто Чемпион из ниоткуда, я — Чемпион Школы Пидорасов, — Гермиона с Невиллом на всякий случай отвели глаза: иногда, разобидевшись, Гарри становился очень чувствительным, истеричным и занудным, и вновь утешать его и повторять, какой он крутой и замечательный, было очень тоскливо. К их счастью, Гарри сейчас был сосредоточен на другом. — Гермиона, вспомни, что говорится в правилах о назначении судей?

— По одному представителю от Школы Чемпиона, один от правителя земли, на которой проводится Турнир, и один независимый судья, — отчеканила девушка.

— А в случае неявки судьи, что будет?

Девочка щелкнула пальцами — и перед ней возникла одна из её домовушек. Получив короткое распоряжение, та исчезла — и вновь возникла с Уставом Турнира Трех Волшебников.

— То же, что и с отказавшимся от участия Чемпионом — он лишится магии.

— Серьезно? — удивился Гарри: он не мог понять, как старый хрыч Дамблдор решился на такое подписаться, — Никаких смягчающих обстоятельств не предусмотрено?

— У судьи могут быть заместители, — пожала плечами девочка. — Их имена помещают вместе с именем основного судьи на один лист — и также помещают в Кубок.

— И кто у нас судья от "моей" Школы? — Гарри ухмыльнулся, как оборотень, которого заперли в ночь полнолуния в детском доме.

— Никто, Школы же не существует.

— Кубку это не помешало признать её существование. Ему не помешало и то, что записка была дописана не моей рукой. А значит...

— Если мы кинем пергамент с подписью Всратомордого, дописав, что он — судья, то мы обяжем его явиться на соревнования ... ну или просто Кубок лишит его магии. А без магии все его крестражи также утратят силу! — поняла Гермиона.

Интересоваться, где они вообще возьмут подпись Володи, никто не стал: скопидомство директора было легендарным. Даже недоеденным остаткам пищи, которые случались в школе в те годы, когда в её стенах не было ни одного Уизли, Альбус давал второй шанс — в основном, конечно, пытаясь их скормить слизеринцам на следующий день. Потерянные вещи, мантии, перья, учебники, младшие сестры и братья учеников, еще не закабаленные другой Школой — в широком понимании директора, это были любые вещи, которых ученики своевременно не хватились — грудами лежали в Выручай-Комнате, ожидая часа, когда они снова вернутся в строй, пройдя горнило Секонд Хэнда. И это еще Гарри никому не рассказал о целой картотеке с пергаментами, подписанными каждым из когда-либо учившихся в Хогвартсе учеников, благодаря чему директора Школы всегда имели возможность проводить или отклонять любые законы.

— Верно, — с доброй улыбкой голодного крокодила подтвердил Гарри. — А даже если припрется не сам, а один из его крестражей — плевать, запрем его в будке Пивза, никуда он оттуда не сбежит — двух одновременно активных крестражей мы пока не встречали, так что всё равно придется ему лично заявиться. Значит, надо мне дедулю навестить. Пусть еще маляву черканет, что я в той Школе студентом по обмену числюсь, как наиболее подходящая кандидатура, которая может свои тылы в окружении сберечь. А у нас от Школы Пидарасов по обмену целый факультет, должна же и от Слизерина польза быть. От мужской его части, — проявил великодушие к своим пассиям Гарри.

— Некоторые из мальчиков, — уточнила Гермиона, в который раз за день отыскав шанс стрясти отступных с чистокровных, — Малфой и его макаки — так точно. И их декан заочно второе образование там же получал, его в ту Школу и так бы без экзамена взяли, пусть ему земля стеклом битым будет, собаке сутулой, — девочка снова метко харкнула на колдофото ненавистного преподавателя, всё еще злясь на то, что тот еще на первом курсе успел раньше неё оформить на себя патент на средство против облысения, случайно созданное Лонгботтомом при варке кишечно-опорожняющего зелья: единственное темное пятно на её безупречной репутации. И что через неделю профессор безвременно покинул своё бренное тело и так удачно изменил своё завещание, по которому всё его имущество и все патенты на изобретения переходили к лучшему маглорожденному ученику, поступившему в Хогвартс в этом году — чистейшее совпадение. В конце концов, не мальчик уже, шпион двух Темных Лордов, а также самопровозглашенный Мастер Темных Искусств — мог бы и проверять пергаменты на наличие мелкого и скрытого текста, прежде чем на них расписываться.

— А Володя там почетным учеником был, после того, как его из Хогвартса выперли за то, что высиженным на своих яйцах василиском первокурсниц пугал, а после еще там стажировку проходил как живое пособие по необходимости прерывания неудачной беременности на ранней стадии развития эмбриона. Надо бы еще в прессу об этом стукнуть.

— Гарри... — замялась Гермиона. — Скитер уже о тебе спецвыпуск выпустила, — если быть точным, то всего о Гарри выходило около семи различных приложений к "Пророку", при этом основная газета за последние три года усохла с обычных трех десятков страниц еженедельного издания до восьми, максимум (когда резвящиеся на свободе ПСы или хандрящий Дамблдор переавадили больше народу, чем полагается) десятистраничного ежемесячного издания. Первым по популярности было издание "Удачный выстрел", в котором печатались сведения об очередной гордой носительнице потомка Поттеров под сердцем, и о величине полученных ею алиментов; вторым — "Туда и обратно" — еженедельная подборка некрологов Поттера, составленная из интервью последних собутыльников Гарри перед очередной его трагической гибелью: огромная популярность издания обеспечивалась не только регулярностью путешествий Поттера в мир иной, но и невероятным разнообразием приведших к трагедии событий. Третий, "1000 и 1 труп", состоящий в основном из колдофото — подборка об очередных несчастных, которые составляли Гарри компанию только на половине пути на тот свет и обратно — выпускался совместно с "Придирой", потому что даже профессиональные патологоанатомы и магозоологи не всегда могли опознать, чему именно не повезло скрестить нити судьбы с Мальчиком-Который-Всех-Переживет. Остальные же выходили без четкой периодизации, например, как журнал "50 оттенков синего", в котором публиковались выдержки из личного лабораторного журнала Гарри, который со второго курса тестировал экспериментальные сорта "лучшей бормотухи Поттеров" на полусотне недобровольцев с Хаффлпаффа.

В этот раз Гарри держал в руках спецвыпуск "Гарри Поттер и все-все-все", который под его взглядом медленно обугливался. Не то чтобы Гарри был прямо-таки убежденным натуралом — странно было бы это слышать в адрес человека, который покрыл половину списка магических животных, пусть в большинстве случае таковыми они были только из-за лени министерских бюрократов, которым тупо в падлу было менять еще при Мерлине писаные законы. Однако на сколдованных Скиттер колдофото какая-то уж больно обабенная и наштукатуренная версия Поттера наслаждалась касаниями Малфоя, который даже был похож на мужчину, а не на самого себя, почему-то живого Снейпа, Дамблдора и Рона Уизли — и вот покушение на свой статус убежденного "актива" Поттер терпеть не мог.

— Опровергать мы не будем, — суровым, будто последняя нитка, сдерживающая две половинки трусов, голосом заявил Гарри. — За последние четыре года я уже побывал девочкой, сыном Снейпа, внуком Волди, бабушкой Смерти, перенесшимся в будущее Грин-де-Вальдом, Годриком Гриффиндором, помолодевшим Джеймсом Поттером, маглом Дэниэлом Рэдклиффом, боггартом Всратоморда, котом под оборотным, Штирлицем, главой культа Ктулху, Джейсоном Вурхисом и кем только еще. Попиздят и заткнутся, хотя, конечно, в этот раз обидно. Кстати, где сейчас офис "Пророка"?

— Пока нигде, — пожала плечами Гермиона. — После твоего последнего визита они не стали восстанавливать постоянную редакцию, разве что землю под ней с мылом вымыли да простерилизовали Адским Огнем. Думаю, они в переносном здании кучкуются, иначе бы я их уже, — парой энергичных жестов девочка продемонстрировала, что бы она с ушлыми журналюгами сделала, Гарри впечатлился. — Не думаю, что они рискнут повторно под Фиделиусом прятаться, учитывая, чем это для них кончилось в прошлый раз.

Фиделиус, конечно, мог скрыть точный адрес, и обычно этого было достаточно, чтоб уберечься от недостаточно мотивированного или недостаточно могущественного волшебника. После того, как Гарри ознакомился с расследованием Скиттер, по которому выходило, что Эвансы, предки его матери, были потомками домовых эльфов Малфоев, а сам Гарри был бастардом некоего Злодеуса Злея, проблем с мотивацией у него не возникло. Так что, конечно, Фиделиус мог скрыть здание от восприятия волшебника, но вот если весь район, в котором могло бы находиться здание, на пятьдесят метров затопить в жидком поносе — тут никакие Чары Хранителя не уберегут. Эта акция на целых полгода утихомирила неугомонную Скиттер, поскольку ей пришлось столкнуться с гневом как соседей "Пророка" — в Англии Поттер давно считался чем-то вроде силы стихии, и поэтому на него никто не обижался — так и с неудовольствием почти всей остальной Волшебной Англии, потому что Гарри в запале не стал искать легких путей, и вместо того, чтоб Расширяющими чарами увеличить одну кучку фекалий — он саппарировал говно прямо из задниц у всего живого в радиусе тысячи километров, что привело к множеству случаев обширного схлопывания кишок, из-за чего особо пострадавшим волшебникам пришлось натурально дуть друг другу в жопы через трубочки.

— Придется работать по старинке. Хэдвиг! Девочка моя любимая, — позвал Гарри свою сову, которая в это время доедала какого-то опрометчиво забытого хозяином-первокурсником питомца. Звонко клацая когтями по мраморному полу, птица вальяжно подошла к хозяину, покровительственно глядя на него сверху вниз. — Одной сучке вислогрудой снова надо клумбу на плечах удобрить, ну а еще глазки повыцарапать, а то, видно, бракованные, видят чего не было. Можешь еще руки ей откусить, они ей всё равно без надобности, правда, у неё же такое замечательное Перо есть, — Хэдвиг выжидающе на него посмотрела, и Гарри опомнился. — Ах да, я ж обещал. На, вот, на днях с дедом слабали тебе волшебное кольцо, оболочка из нефритового ануса китайского голема, а сердцевина из семенного канала твоего бывшего. Только если на людях колдовать будешь — то сразу Обливиэйтом прикладывай, ну, или авадь наглухо, — участливо посоветовал добрый мальчик Гарри. — А то тебя еще в Школу студентом запишут, учиться заставят.

Хэдвиг понимающе ухнула, ебанула в стену Бомбардой, пробив её насквозь, и полетела по одним совам ведомому адресу, неся полные кишки доброго и вечного пожелания плодородия Рите Скиттер и её коллегам.

— Бр-р-р, ну вот, теперь у нас в гостиной сквозняк, — поежился под диваном Невилл.

— Сходи еще раз Шляпе "Спасибо" скажи, что не слизеринец, — отрезал Гарри. — У тех бы не сквозняк, а сразу реконструкция "Титаника" случилась, один Малфой бы и всплыл из подземелий, — но пролом в стене всё-таки починил, справедливо полагая, что если ей надо будет, то его сова не будет против проебурить стенку еще разок-другой. — Ладно, делу — время. Пора нам с Рыжим на дозаправку, — упомянутый Уизли мгновенно вскочил и уже был готов дать драпу, но Гарри вовремя перехватил его и уже закинул удила с седлом. — Потом у нас ЗоТИ, верно? Пора у старика Аластора узнать, будет ли его Глаз лучше работать, если его ему в жопу, поближе к мозгу затолкать, — старого мракоборца Гарри активно не любил, по той причине, что тот ближе всех подбирался к возможности укокошить мальчишку раз и навсегда. По той же причине Гарри его уважал, хотя и пытался скрыть это за нарочитой грубостью. — А вечером к деду договариваться пойдем.

Третьей и последующих частей, скорее всего, не будет.