Немного о доверии (джен)

Она даже не поняла, что трижды прошлась мимо стены Выручай-комнаты, пока этого не произошло. И, конечно же, деревянная дверь возникла перед ней. Несмотря на то, что расхаживала она не для того, чтобы та появилась, но Гермиона решила не упускать подвернувшуюся возможность в надежде найти что-то, что позволит ей хотя бы ненадолго успокоить разум. В голове буквально слышался голос Рона: "Ты слишком много думаешь, Миона. Мы победили! Все закончилось!"

И она знала, что он безусловно прав. Но чрезмерные размышления были буквально ее второй натурой, и этот постоянный вихрь мыслей настолько пропитал ее внутренности, что будь она даже разделена на части, то думать не перестала бы ни за что. Она толкнула дверь, испуганная и в то же время взволнованная. Было что-то волнующее в перспективе познать глубину собственных мыслей, недра, до которых иначе бы ее разум не позволил бы ей добраться. В конце концов, Выручай-комната для того и была создана.

Она осторожно толкнула дверь, ответившую ей скрипом, открывая вид на темную комнату, хотя с подобной темнотой она и была знакома. Однако некоторые воспоминания об этой комнате не вселяли в нее уверенности. Осматриваясь вокруг, она пыталась понять, а не были ли эти обломки результатом их последнего визита.

— Вероятно, нет, — произнесла тихо она сама себе. — Учитывая, что это обломки, а не пепел. Возможно, она отражает состояние замка или разума вызвавшего, — последняя мысль была самой устрашающей.

Ее разум был ее самой большой ценностью. И идея, что это все может оказаться в руинах...Нет, она даже думать об этом не будет. Но тут что-то привлекло ее взгляд, небольшой отблеск в зияющей темноте. И она сразу же направилась туда.

— Привет, — произнесла она мягко, подходя к зеркалу. Несмотря на темную пыльную комнату, оно сияло почти потусторонним светом. Она знала, что разговаривать с ним не было необходимости, но что-то подсказывало ей поступить так.

И конечно же, ответа не последовало. Она подходила все ближе и ближе, но все еще находилась достаточно далеко, чтобы четко рассмотреть отражение, а затем увидела свою собственную фигуру — неясным контуром на посеребренной поверхности. Очертания менялись по мере ее приближения и все еще оставались размытыми, как будто не в фокусе.

Фигура продолжала меняться, и Гермиона наблюдала за этим, буквально завороженная, в то время как в отражении ее тело плыло и деформировалось, становясь чем-то совершенно другим.

Каштановые волосы, растрепанные и грязные, превратились в гладкое серебро, отражающее лунный свет. Миниатюрная фигура превратилась в высокую, худощавую. Ее собственные черты исказились, превратившись в чужие.

У нее перехватило дыхание. Рациональный ум подсказывал ей бежать, но она стояла как вкопанная, словно зачарованная. Возможно, так оно и было. Мужчина перед ней показался ей знакомым. Но он не мог... не мог... быть тем, кем казался. Почему Зеркало показало ей его изображение?

Он улыбнулся ей и сделал паузу, словно смакуя то, что скажет дальше.

— Гермиона, — прошептал он.

Она сглотнула. Каждая клеточка ее существа говорила ей, что что-то не так. Изображения в Зеркале не могли говорить.

— Гермиона, — снова произнес он, только немножечко громче. — Ты боишься?

Она почувствовала, как по коже побежали мурашки, но не от страха. Возможно, причиной был холод, который, казалось, излучала поверхность Зеркала, или же пронзительный взгляд человека за стеклом, от которого, казалось, исходил этот холод.

— Нет, — ответила она. Ее голос был ровным, глаза отражали ее слова, полные любопытства, но не страха. — Я тоже знаю, кто вы, — добавила она. Что-то в ней хотело сравнять преимущество, которым он явно обладал.

— Я и не ожидал бы меньшего от самой умной ведьмы своего поколения, — ответил он.

Его ухмылка привела ее в ярость; это была ухмылка человека, который знал, что делает, который знал больше, чем показывал. Мол, все, что у тебя есть, это книги и факты многовековой давности.

— Но ты явно ознакомилась с кучкой предвзятых рассказов, не так ли? В конце концов, историю пишут победители, — острыми, словно рапира, словами он ворвался в ее мысли, точно зная, о чем она думает, буквально уничтожая их.

— Легилименция, — нахмурилась она. В ее тоне явно звучало обвинение. И осознала она только после того, как ее слова сорвались с языка.

— Да, — признался он. — Одно из немногих развлечений, разрешенных мне в этой тюрьме. Хотя, конечно, искусство все еще требует, чтобы я мог видеть своего подопытного, но это роскошь, которую мне не часто позволяют.

Слово "тюрьма" рикошетом пронеслось у нее в голове, столкнувшись с фразой, которую он произнес ранее. "Историю пишут победители". Неужели все, что она читала о нем, за всю свою волшебную жизнь, в действительности было ложью?

— Ложью? Едва ли. Спроси ты их, они бы назвали это приукрашиванием правды. Инсценировкой, если будет проще.

Она молчала, пристально глядя на него. По ее спине пробежали мурашки, которых она не чувствовала с тех пор, как впервые узнала о магии. Это как дверь в новый мир.

— Акт первый. Четверо друзей решают распространить свои знания, сделать мир лучше. В конце концов, замечательная цель.

Ну, эту часть истории она знала. Сказка, рассказанная слишком много раз, как и предупреждение о том, что будет дальше. Она глубоко вздохнула и, кивнув, предложила ему продолжить.

— Акт второй. Они построили рай для себя и им подобным. Зачатки общества для их вида. Все было идеально. Их знания бесценны для других, и все их усилия складываются в единое целое.

Гермиона слегка нахмурилась. Истории о разногласиях между Основателями рассказывались довольно часто, но вот об их гармоничном сосуществовании мало кто слышал. Хотя ведь так и должно было быть, поскольку Хогвартс — результат их объединенной магии — все еще существовал. И тут она поймала себя на мысли: а какими они могли быть до того, как их начали почитать как Основателей, до того, как они разошлись. Интересно, а они хоть веселились когда-нибудь вместе?

Его взгляд, все еще прочесывающий еще разум, слегка опустился. Ей даже показалось, что это был легкий кивок в ответ на ее невысказанный вопрос; движение было настолько легким, что она вполне могла его себе вообразить.

— Акт третий, — начал он и замолчал. Она терпеливо ждала, не отрывая взгляда. — Они разошлись во мнениях. Ругаются. Все невинные моменты прошлого теперь окрашены злонамеренными мотивами. Прошлые действия слегка искажаются, но и этого достаточно для того, чтобы повысить градус подозрительности и добавить веса своим аргументам.

— Вас подставили? — спросила она с ноткой недоверия в голосе. — Основатели несправедливо обвинили вас.

Он поморщился в притворной обиде.

— Ты зовешь их Основателями, как будто я не один из них.

— Но вы так и не ответили на мой вопрос, — возразила она, будучи непреклонной в своем желании получить ответ. — И не объяснили, как оказались здесь, в Зеркале.

— Да, меня обвинили в преступлении, которого я не совершал. Если бы обвинили того, кто действительно виноват, несколько столпов волшебного мира Британии, над созданием которых мы так усердно работали, развалились бы. Поэтому я хранил молчание и принял незаслуженное наказание: вечность в этом зеркале, пока кто-то с правильными мыслями в голове не приблизится к нему.

— Вы хотите, чтобы я поверила в то, что они все лгали и были соучастниками? Салазар Слизерин солгал бы более убедительно, — рассердилась она. Не на него, а на себя. Его слова были такими гладкими, достаточно простыми, чтобы раствориться в них. Но даже в этом случае не могло быть ни единого шанса, чтобы все, кроме него, солгали. Ведь так?

— Возможно... — начал он, но замолчал, задумчивое выражение почти смягчило его резкие черты.

— Возможно? — повторила Гермиона. Мало что раздражало ее больше, чем незаконченные предложения, в том числе несдержанные обещания.

— Возможно, Гермиона, я мог бы показать тебе. Не возьмешь ли меня за руку? — и протянул руку, которая прошла сквозь стекло, как будто его вообще не существовало. Даже этот жест выглядел элегантным, даже царственным. Его длинные, мозолистые, как палочка, пальцы слегка изогнулись, образуя идеальную выемку для ее собственных.

Ей показалось, что у нее перехватило дыхание. Предметы, которые просто отражались в зеркале, не могли пересечь стекло! Он говорил правду, по крайней мере, частично. Но верить Салазару Слизерину... Это противоречило бы всем инстинктам, которые она взращивала в себе как ведьма.

— Гермиона, — снова заговорил он, но на этот раз это прозвучало как мольба. Он шагнул вперед, и остальная его часть почти полностью прошла сквозь стекло. — Ты мне доверяешь?

Она вздохнула, не подозревая, что даже задерживала дыхание. "Нет. Я не могу. Я не буду. Я не должна…"

— Да, — прошептала она, остро осознавая, что сама не знает, почему соглашается.

Одним плавным движением он подошел достаточно близко, чтобы она могла вдохнуть его аромат. Ее глаза расширились, когда она узнала запах свежескошенной травы и нового пергамента.

— Я провел слишком много времени между библиотекой и территорией замка, — ответил он на ее незаданный вопрос. — Гермиона, — повторил он, буквально лаская слоги ее имени.

— Ты обещал мне объяснение, — напомнила она ему, чувствуя, как что-то гложет ее внутри. Она ни за что на свете не могла бы сказать, что это было приятное чувство.

— Действительно, — согласился он. — Но, полагаю, есть еще кое-что, что я хотел бы показать тебе в первую очередь, — он наклонил голову так, что их губы оказались на волосок от соприкосновения. — Ты позволишь?

Она кивнула, почти инстинктивно.

Ощущение его губ на ее губах соответствовало только ощущению его рук, обвивающих ее, притягивающих ее ближе и ближе, но все еще недостаточно близко.

— Гермиона, — улыбнулся он ей.

— Да? — это прозвучало еле слышно, больше похоже на вздох.

И он произнес последние слова, которые она когда-либо услышит.

— Ты совершила ошибку.