Золото на красном (джен)

Арья скиталась по Королевской Гавани уже несколько дней, промышляя убийством голубей и с каждым днем сильнее чувствуя голод, и все больше боялась того, что ее сцапают — и, как назло, ее сцапали ранним утром, и сделал это именно гвардеец, одетый в красное с золотом.

Несколько секунд Арья провела в тщетных попытках освободиться: гвардеец держал ее за руку совсем не больно, но словно угадывал ее движение в мгновение ока, и его бронированная рука сжималась вокруг руки Арьи тверже и сильнее, когда Арья пыталась ускользнуть. Это было настолько необычно, что Арья даже дернулась из любопытства еще раз, уже после того, как утратила надежду вырваться, и только потом пригляделась к странному человеку, с которым она решилась играть, словно ей за это ничего не угрожало.

Доспехи схватившего Арью человека были такими же странными, как и его поведение, и Арье даже захотелось поверить, что это не латник Ланнистеров. Арье уже приходилось видеть панцири, откованные как мускулистый торс, но доспехи необычного латника были куда больше похожи на человеческое тело: и на руках, и на ногах вились железные мышцы, и золотое среди красного изображало некоторые из мышц. Герба со львом на доспехах нигде не было, только в середине груди горело золотое сердце, и все забрало шлема было золотым. Арья никак не могла понять, как это забрало поднимается, и сначала даже не заметила, что в забрале вместо смотровой щели прорезаны два узких глаза, в которых горел тот же огонь, что и в сердце на груди.

— Не бойся, девочка, — наконец произнес странный латник, словно он действительно не хотел не только выдать Арью врагам, но даже ее напугать, и Арья в такую доброту все же не поверила.

— Я мальчик, — нашла отговорку Арья, думая таким образом отвязаться, а латник побарабанил пальцами по своему уху, словно показывая, что не может поверить — и от его движений шлем сам собой начал раздвигаться, расползаться на несколько кусков, и наконец забрало ушло вверх, и Арья увидела перед собой веселое лицо с усами и аккуратно выбритой узкой бородкой, которое больше подошло бы невысокому дорнийскому гуляке, а не огромному грозному рыцарю.

— Ну-ка, повтори, как ты соврала! — весело сказал дорниец, оглядев Арью своими глазами.

— Я мальчик, — упрямо сказала Арья, а дорниец ей подмигнул.

— Ладно, — согласился дорниец. — Хотя девочкой быть тоже неплохо. Давай-ка уйдем с дороги.

— Я слышал, в двух кварталах отсюда делают какую-то отвратительную шаурму, — продолжал дорниец. — Лучше, чем ничего, и я даже думаю, что мы после этой шаурмы выживем.

Арье, конечно, возразить было нечего, потому что дорниец по-прежнему не отпускал ее руку, и она пошла вслед за ним по улице, вскоре очутившись перед тем торговцем, который прогнал ее вчера вечером, когда она пыталась сменять убитого ей голубя на пирожок с мясом. На этот раз торговец был куда более любезен, потому что дорниец сунул ему в руку золотой. Дорниец принял от торговца две лепешки, набитых мясом, и вручил одну из них Арье, предварительно погрев лепешки в бронированных ладонях.

— Положа руку на сердце, ужасно, — оценил дорниец кулинарные таланты лебезящего перед ним торговца, пока изголодавшаяся Арья уписывала свою лепешку за обе щеки. — Впрочем, принеси-ка молодой леди еще одну такую ужасную лепешку. И гони всех к черту из вон той комнаты, у нас совещание.

Дорниец провел Арью в опустевшую как по мановению руки комнату и поднес ей ко второй лепешке с мясом горячей воды — вероятно, его латные рукавицы действительно чудесным образом нагревали предметы.

— Будешь мою? — вскоре предложил дорниец совсем по-свойски, протягивая Арье половину своей лепешки, словно родственник, а не однофамилец.

— Благодарю, сэр, я уже наелась, — ответила Арья, уже забыв, что она выдавала себя за мальчика, а припомнив вместо этого уроки септы Мордейн, и вдруг вспомнила и септу Мордейн, и Джори, и родной дом, и увидела как наяву лица отца и сестры.

— И всего-то? — бодро спросил дорниец, когда Арья перестала реветь и всхлипывать. Он стоял перед ней на одном колене, ее необычный паладин, и, кажется, действительно не считал большими проблемами то, что отец Арьи брошен в королевскую темницу, а сестра заперта в одной из башен Красного Замка. — Посиди здесь и никуда не уходи.

— Но ведь у них целая армия! — крикнула Арья вслед красному с золотом рыцарю, которому она теперь верила настолько, что не сомневалась, что этот человек для нее в одиночку пойдет на штурм Красного Замка, и поэтому боялась за него как за родного.

— Зато у меня есть... да даже не буду беспокоить доктора Беннера, я и сам достаточно на них зол, — ответил красный рыцарь не оборачиваясь и, выйдя во двор, неожиданно исчез.

Невинно брошенных в тюрьму узников иногда посещают в темнице светлые сны, где вместо теней прошлого и напоминаний об ошибках к ним нисходят ангелы, выводящие их из узилища или уносящие их вверх к жизни, уготованной праведникам. Такой сон снился и Эддарду Старку, и во сне вступившиеся за Хранителя Севера Старые боги рушили темницы над его головой этаж за этажом, а тюремщики разбегались с истошными криками. Наконец лорд Эддард очнулся ото сна, но грохот над его головой не прекратился, а спустя пару минут в глухую стену камеры вежливо постучали, отчего стена осела, открыв огромный пролом, в который даже было видно небо — пока почти весь пролом не загородила пухлая фигура Вариса, которого кто-то держал за шкирку.

— Этот? — спросили Вариса за спиной, и Варис, лишившийся от страха дара речи, только покивал головой, за что был вкинут обратно в пролом, а в проломе появился красный с золотом рыцарь. Рыцарь вступил в камеру лорда Эддарда, открыв тому прекрасный вид на то, как предатель Варис рачком карабкается по обломкам темницы к свету, оскальзываясь и подвывая от ужаса.

Пока лорд Эддард наблюдал за Варисом, ощущая в себе желание догнать его и наградить напутственным пинком, красный рыцарь снова постучал себя по уху, открыв лорду Эддарду то же веселое лицо дорнийца, которое только что видела Арья.

— Я Старк, Тони Старк, — представился лорду Эддарду мнимый дорниец. — Я пришел помочь.