Я - дракон (гет)

Когда все началось? Точнее, как так вышло, что он — один из самых могущественных драконов — оказался в плену… любви?

Акнология стоял у скалы и с горечью во взгляде смотрел в небеса, где кружилась красная драконица. Её рубиновая чешуя сверкала на солнце, будто огранённые бриллианты, окроплённые кровью; её янтарные глаза пылали яростным огнём, исходящим из самого сердца, а пламя, вырывавшееся из её раскрытой пасти, проникало в самую душу, опаляя нещадным жаром.

Акнология так и не понял, как это случилось, но точно знал: он пропал. Возможно, даже навсегда. Потому что, как бы он ни сопротивлялся, его тянуло туда, в небо, к ней. Он хотел взмыть к грозовым тучам так сильно, что чесались под кожей нераскрытые крылья. Вся его драконья суть рвалась наружу, неистово продираясь через закалённое веками одиночество, и утробно рычала, жаждая обладать — и отдавать, до конца, до самой последней искры яростного пламени, что пылало в его душе.

Но ведь он ненавидел драконов! Ненавидел всей своей чёрной душой, ненавидел так сильно, что был готов уничтожить мир — лишь бы они исчезли! Так почему же… Почему же эта драконица стала для него исключением?

* * *

Это, в общем-то, был обычный вечер.

Пустынная местность, где давно никого не было. Тут вполне могла бы обосноваться какая-нибудь тёмная гильдия — обстановочка была как раз подходящая. Древние руины не то замка, не то церкви, давно уже поросли мхом и плющом; проплешины мёртвой, как будто посыпанной солью земли, перемежались редкой, жухлой и жесткой травой. Гигантские рытвины в земле свидетельствовали о временах, когда здесь бушевали битвы; яростные и настолько масштабные, что их следы сохранились до сих пор. Посреди пустоши из земли торчал огромный металлический шпиль. В его скошенную верхушку был вмурован камень, на котором золотом высечен непонятный древний знак. Всё это выглядело настолько заброшенным, что казалось: здесь нет ничего живого.

Но Акнологии нравились подобные места — здесь он чувствовал себя как дома. Ему казалось, что тут его жажда драконьей крови утихает, и возвращается разум, некогда чистый и светлый, а ныне… Ныне он был тем, кто он есть — или тем, кем считал себя. Королём драконов, убийцей драконов, драконом-палачом…

Сегодня он решил немного побыть в человеческом обличье, вспомнить, каково это — быть человеком: развести костёр, приготовить обычную пищу... Но он не смог заставить себя. Туман, затаившийся в низинах, был настолько густ, что в нём растворялись очертания предметов и не было видно даже собсвенных ног. Он укутывал его мощное драконье тело мягким прохладным покрывалом. Безмятежная тишина убаюкивала, и Акнология ощущал, как внутри растекалось умиротворение, которого он прежде никогда не испытывал, — потому-то он свернулся клубочком, словно котёнок, и, укрывшись крылом, закрыл глаза.

Кто бы знал, что его планам не суждено было сбыться!

Взошедшая луна подглядывала из-за туч лукавым вуайеристом, жаждущим удовлетворить свои низменные желания. Туман уже заполонил всю низину, оплетая каменные глыбы, и тлеющим дымком стелился по земле. Вдали послышался тихий шелест ветра.

Акнология поначалу не обратил на него внимания, решив, что это какая-то большая птица, но чем ближе и громче становился звук, тем отчетливее он понимал, что место, так понравившееся ему, вскоре станет полем битвы — к нему летел дракон.

Акнология встал на все четыре лапы, поднявшись во весь свой гигантский рост. Расправил огромные чёрные крылья, сверкнул полными боли и гнева глазами, чувствуя, как внутри разгорается ненасытная ярость и жажда убивать крылатых, и взревел.

Любопытная луна испуганно спряталась за грозовыми тучами.

Чего никак не ожидал Акнология, так это того, что из-за туч вынырнет она — красная драконица. Каким-то шестым чувством, непонятным чутьём, он понимал, что это именно она. Её алая чешуя блестела в лунном свете, воспламеняя кровь и пробуждая жажду битвы. Из её открытой пасти вырывалось ярко-оранжевое с красными прожилками пламя. Всепоглощающее и обжигающее. Как из самых дальних глубин ада. В её глазах сверкал такой безудержный гнев, что Акнология мысленно содрогнулся — точно такие же чувства он каждый день ощущал внутри себя.

Она напала внезапно. Спикировала сверху, сложив крылья, вцепилась когтями ему в загривок, раздирая шкуру. Акнология яростно взревел, — не от боли, а от ненасытного желания убивать. Растерзать, разорвать на мелкие куски, уничтожить! — и он рванулся вперёд, вырываясь из хватки. Резко развернулся и кинулся к ней, намереваясь одним ударом мощного хвоста расколоть её череп надвое.

Но она, не дожидаясь удара, отлетела назад и в следующий миг оказалась прямо перед ним.

Из её пасти вновь вырвалось пламя. На этот раз белое и ослепительное. Акнология дёрнулся вперёд, уворачиваясь от белых языков пламени, что лизали кромку его крыльев.

А драконица с невероятной скоростью снова спикировала вниз. Акнология оскалился, чувствуя, как его кровь закипает от жажды битвы. Он был готов к бою, и у него было оружие — сила дракона, таящаяся внутри него. За мгновение до столкновения с землёй драконица издала громкий шипящий звук и распахнула крылья. В этот момент он настиг её.

Мелькнула мысль, что она почти того же размера, что и он сам. Что борозды и грубые шрамы на её шкуре до боли напоминают следы от драконьих когтей. Но даже это не остановило его. Он хотел только одного — убивать.

* * *

Они дрались друг с другом словно обезумевшие, даже толком не зная, за что борются.

Он увернулся от её атаки и, едва не проскользив по земле, сделал сальто назад. Но в следующий миг уже летел вниз. Дробя камни плечами, Акнология приземлился в сотне метров от драконицы. Встав на задние лапы, он расправил изодранные крылья и с вызовом посмотрел на неё. Он чувствовал всю ту энергию, что веками копилась в нём, и она рвалась наружу из горла яростным рёвом.

Драконица напала снова.

Акнология сшиб ею каменные опоры развалин, погрёб её крыло под обломками и торжествующе взревел, выпуская ей в морду чёрно-фиолетовое пламя, — и каково же было его удивление, когда из-за огненной завесы она бесстрашно бросилась на него. Клацнув клыками перед самой его пастью, она едва не откусила ему нос. Акнология едва успел увернуться от её зубов, как она вновь, и с ещё большим пылом, атаковала его. В её глазах не было даже намёка на страх — в них бушевало только яростное пламя. Внутри Акнологии шевельнулось новое чувство, похожее на восхищение, которое теперь соперничало со слепой яростью разорвать и убить.

Сцепившись в клубок, драконы катались по земле подминая кустарник и разрывая траву когтями. Они оба дрались остервенело, до крови, будто оба решили: ещё один миг, и они не смогут остановиться. Они кусались и рвали друг друга, отрывая целые куски плоти и почти тут же регенерируя, питаясь пламенем друг друга.

Акнология взревел от боли, когда драконица с хрустом вонзила когти ему в бок. Он резко ударил её лапой по морде и оттолкнул. Той удалось подняться, и она вновь накинулась на него, но он вцепился в её левое крыло и отшвырнул в сторону.

Если бы всё это происходило в иной реальности, где он не был собой, то он восхитился бы: такая самоотверженность, такая звериная грация, такая жажда убийства! Но сейчас его мозг был занят лишь одной мыслью: избавить мир от ещё одной крылатой ящерицы, отравляющей существование всему сущему. Он подмял её под себя, пытаясь добраться до её горла, или хотя бы вцепиться зубами в её травмированное, сломанное в нескольких местах крыло, — но так и не смог дотянуться. Драконица была подвижна, как ртуть, и он едва успевал за ней; но как будто что-то в нём сопротивлялось этой битве. Она уперлась всеми лапами, отшвырнула его в каменные остатки фронтона, и боль яркой вспышкой прострелила по всей его спине.

Акнология уже не ревел. Он был полон мрачной решимости покончить с драконицей раз и навсегда, чтобы прекратить существование ненавистного сородича. Встав на все четыре лапы, он зарылся когтями в землю, чтобы точно не сдвинуться с места, когда это место превратится в пепел и пыль. Внутри него наравне с пламенем и жаждой убийства бушевала магия — именно её Акнология и собирался призвать.

Сконцентрировав всю свою магию в одной точке, дракон соединил её с пламенем, вкладывая в пульсирующий сгусток энергии всю свою ненависть, боль и жажду крови. Выдох пламени он не почувствовал — просто ещё мгновение назад он видел в нескольких метрах перед собой красную драконицу, точно так же раскрывшую и застывшую в угрожающей позе, а в следующее мгновение всё вокруг заполнило испепеляющее пламя.

Акнология искренне считал, что у него получится. Он привстал на задних лапах, расправил крылья, не обращая внимания на боль в сломанных костях. Он до последнего не прекращал изрыгать смертоносный магический огонь, даже когда вокруг него всё начало дымиться и расползаться, и его самого охватило пламя. Но Акнология всё равно не останавливался — он уже был на пути к своей цели и отступать не собирался.

И неожиданно понял, что всё ещё ощущает драконицу.

Акнология резко втянул воздух и с силой выдохнул в небо — в этот момент, заполненным магией под завязку, он явственно ощущал каждое живое существо в этом мире. И он знал, что на этот раз ему не повезло, знал, что проиграл, но от осознания этого не было ни капли сожаления.

Это было то, чего он жаждал с самого начала, и что будет преследовать его всю оставшуюся жизнь. Именно этого он хотел. Именно ради этого Акнология и начал борьбу. Чтобы снова увидеть её...

Первый шаг дался тяжело. Второй — легче.

Через четыре гигантских шага он оказался нос к носу с ней. Красная драконица крутилась волчком и выдыхала вокруг себя белое пламя, — и это работало! Его смертоносный огонь не касался её, и драконица не останавливалась, чтобы так продолжалось и дальше. То ли от усталости, то ли от удивления, но Акнология захлопнул раскрытую пасть. Красная драконица отпрыгнула от него и оскалилась, одновременно хлопнув крыльями и подняв небольшой ураган, при этом сама она замерла, настороженно наблюдая исподлобья и готовясь к новому раунду.

* * *

Прервались они на рассвете. Тела обоих были в крови и свежих шрамах. Изможденные, выдохшиеся драконы, так и не определившие победителя.

Красная драконица стояла на трёх лапах, расправив крылья, поджав одну лапу, и угрожающе рычала, в любой момент готовая вновь опалить Акнологию своим огнём. Тот же стоял напротив, не понимая, как такое возможно — ведь от его пламени не было спасения. И он решился.

«Я — Акнология», — представился он.

И теперь с любопытством смотрел на неё, — уже без желания убить, не пытаясь причинить вред, а лишь вознамерившись разгадать её тайну.

Драконица медленно сложила крылья, села на землю и ответила горделивым взглядом янтарных глаз.

«Камос», — услышал он в ответ.

Камос. Так её звали. Багровая как закат, предвещающий беду; алая как свежепролитая кровь; с пламенем жарче, чем самое яркое пламя Преисподней, — она была великолепна. И идеальна. Ещё никто не мог в одиночку противостоять ему, но то, что Камос не только смогла продержаться так долго, но ещё и неоднократно ранила его, — вызывало неподдельное восхищение!

Акнология осторожно приблизился к Камос и повторил её имя. Снова и снова. Он не мог прекратить перекатывать новое рокочуще-шипящее слово на языке, словно пробуя на вкус и на разные лады. Драконица благосклонно фыркнула, выпустив из ноздрей облачко горячего пара. Тогда Акнология мягко ткнулся носом в её нос и глубоко вдохнул — от её запаха закружилась голова — кровь, страсть, но было что-то ещё... И это «что-то» опьяняло и сводил с ума. Дракон помотал головой и даже сел, во все глаза рассматривая Камос.

Драконица в долгу не осталась и в свою очередь мазнула носом по шее и выдохнула куда-то в основание крыла. Затем сделала глубокий вдох, впитывая его запах. Странная, на самом деле, особенность драконьей физиологии, — у дракониц запах всегда был сильнее на кончике носа, в то время как у драконов — на сгибах крыльев, у самого основания. Камос сделала несколько частых вдохов, затем чихнула, выпуская из ноздрей белый пар, и оскалилась во все три ряда запачканных кровью зубов.

«Это моя территория. Что ты тут забыл?», — надменно спросила она.

Акнология даже растерялся.

Он никогда не задумывался о паре, тем более о драконице в таком ключе. Ему всегда казалось, что, будучи самопровозглашённым палачом всех крылатых сородичей, он не может, просто не имеет права... на что-то, кроме своей «миссии». И тем не менее, от близости Камос, от внутреннего согревающего тепла, от того жара, что исходил из её груди, от еле слышных звуков клокочущего в ней пламени — всё внутри него переворачивалось. Как переворачивалось само мировоззрение. И Акнология не знал, что ответить, — и, как обычно поступал в таких ситуациях, — отдался инстинктам.

Сам от себя не ожидая, ткнулся носом в нос Камос и прорычал. Тихо, утробно, почти заглушая низкими вибрациями голоса слова:

— Я пришёл за спокойствием…

* * *

С того судьбоносного для них обоих дня прошло достаточно времени. Акнология сумел понять, что не всё, что причиняет боль, стоит сразу же уничтожать. А всё потому, что не всё, что причиняет боль ему, причиняет её и другим.

Камос многому учила его, но прежде всего она учила его быть собой.

И сейчас, стоя в своём человеческом обличье на утёсе, нависающим над их логовом, он думал о недавних словах Камос.

«Полетай со мной».

Это было то предложение, на которое Акнология не мог дать ответа. Пусть он и имел человеческий облик, но драконий был ему ближе. Акнология не мог точно сказать, в каком из них ему комфортнее. Ведь когда дракон предлагает драконице полететь вместе с ним — это… Это нечто большее, чем предложение встречаться. Это нечто намного более значимое и важное, чем брак или любые другие узы, о которых могли слышать люди.

Полететь с кем-то означало отдать себя во власть того, кто у тебя в рабстве. Это означало связать себя не только физически и энергетически, но и духовно. Всеми, абсолютно всеми доступными способами. Так, что даже смерть будет неспособна разлучить полетевших вместе.

Но, задумчиво наблюдая за Камос, парящей среди белых пушистых облаков, Акнология понимал, что не сможет больше… отказаться от неё. Не сможет — без неё.

И он решительно шагнул вниз с обрыва.

Рёв Камос разрезал небеса, оглушая, словно громовые раскаты, и она алой молний спикировала вниз. Акнология видел, что драконица не успевала его догнать, и в её глазах зарождалось пламя, настолько яростное и безжалостное, что оно было готово спалить весь мир.

Акнология понимал, что она вряд ли простит его за опрометчивый поступок, но ничего не мог с собой поделать, — это было выше его сил. Он падал, не обращаясь в дракона, хотя знал, что в любой момент его крылья подхватят тело, и он в несколько взмахов сам взмоет в небеса.

Ветер трепал его обшарпанный плащ, хлопал им на ветру, будто ребенок, радостно играющий в ладушки. Трепал и без того спутанные волосы. Акнология раскинул руки в стороны, словно желал охватить весь видимый мир — или только Камос, в янтарных глазах которой наворачивались слёзы.

Земля внизу неотвратимо приближалась — всё ещё перерытая и перекуроченная их битвой, с рытвинами и подпалинами, с оплавившимися камнями…

«Полетай со мной», — звучало в голове Акнологии.

«Полетай со мной», — пел неугомонный ветер.

За мгновение до падения яркая вспышка разорвалась над горизонтом, разгоняя тучи и выжигая стелющийся по земле туман. В следующее мгновение, подхватив в свои объятия алую драконицу, в чистое, безоблачное небо с солнцем, сияющим так ярко, что болели глаза, взмыл чёрно-фиолетовый дракон, а его победный рёв огласил окрестности.

* * *

В тот вечер многие могли наблюдать невиданную доселе никем картину: брачный танец двух драконов. Это не было похоже ни на что, ни на одну фантазию, ни на одно, даже самое безумное, предположение.

Два дракона — огромный и массивный чёрный, переливающийся фиолетовыми узорами, грубый и какой-то слишком резкий во всех своих формах; и более изящный и плавный алый, как рубины, с золотистыми прожилками на крыльях. Они взмывали вверх и падали вниз, расправляя крылья в последний момент; кружились вокруг одной им понятной точки, касаясь друг друга лишь кончиками крыльев. Взлетали по спирали, обнимаясь лапами, извивались в потоках ветра и пушистых клочках белых облаков, переплетались хвостами. Они как будто были продолжением друг друга, и смотреть на этот танец было даже больно — настолько он был прекрасен.

— Папа, а почему дракончики танцуют в небе? На земле ведь удобнее.

— Нет, дорогой, — покачал головой отец ребенка. — Этим двоим удобнее в небе.

— И всё же, Нацу, как тебе удалось вернуть Камос?

— Я оставлю это при себе, дорогая, — и молодой мужчина с розовыми волосами поцеловал свою жену, подхватил на руки ребенка и неспешно скрылся в каменном переходе большого здания гильдии, который стал для них домом. А эту историю он, возможно, потом расскажет кому-то… Но точно не сейчас.