Жимолость (гет)

Лаборатория Зельеварения напоминала цирковой балаган или магазин вредилок от Зонко. Профессор Слагхорн даже не делал попыток утихомирить свой излишне оживленный седьмой курс: сегодня в учебном расписании значилась Амортенция. И произведенный ею фурор по значимости можно было сравнить лишь с чарами Патронуса.

Семнадцатилетний Северус склонился над котлом и усердно делал вид, что не замечает творящейся вокруг него суматохи. Ему с лихвой хватило собственного позора в прошлые годы, когда Лили явила всему свету свою трепетную лань, а через несколько секунд вылетевший из палочки Северуса ворон склонил голову, потоптался на месте…и превратился в близнеца этой самой лани.

Снейп не верил в подобные совпадения. Но и изучать поведение Патронуса подробнее тоже не хотел. Они с Лили давным-давно не разговаривали. Вновь натыкаться на ее полный презрения взгляд Северус не горел желанием. Когда-то ему хотелось сохранить хотя бы дружбу. Сейчас он мечтал исчезнуть ото всех куда-нибудь, где ему не будут смеяться в лицо и исподтишка всаживать нож в спину.

Потому-то и тайна собственной Амортенции сейчас его не интересовала.

Будь его воля, он бы вообще вычеркнул из учебной программы столь опасное зелье. Кто знает, как будут себя вести вечером его надышавшиеся паров однокурсники?

Лили радостно хлопала в ладоши и громким шепотом пересказывала Марлин свою композицию: апельсины, яблочный пирог, средство для полировки метел, морское побережье.

Снейп спрятал за волосами свои наполненные отчаянием глаза: яблочные пироги пекла для Лили миссис Поттер, о природе средства для полировки метел даже спрашивать было ни к чему, как и о морском побережье: Джеймс Поттер возил ее на каникулы во Францию.

Апельсины всегда были любимым ароматом Лили. Вспоминалось, как Северус как-то собственноручно изготовил для нее духи и, жутко смущаясь, вручил ей на день рождения. Лили откупорила флакончик, понюхала и…заткнула его пробкой.

— Жимолость и персики. Это всё невероятно мило, Сев, но я люблю апельсины. Ты же знаешь.

Снейп закончил страдать над своей Амортенцией и сделал осторожный вдох: свежескошенная трава, старый пергамент, весенний бриз и жимолость. Как предсказуемо! И как невероятно.

Северус с трудом подавил в себе желание расколотить котел о стену, набрал необходимое количество зелья в пробирку и пошел сдавать его Слагхорну.

Что ж, не все заслуживают пресловутого «долго и счастливо». Снейпу не хотелось углубляться в темы, связанные с любовными зельями или парными Патронусами.

* * *

Время шло. Седьмой курс, как и связанная с юношескими годами относительная невинность, давно остались в прошлом. Снейп жил словно бы по наитью, больше не задаваясь вопросами без ответов, и шел только вперед. Туман сгущался в его не слишком наполненной солнцем жизнью, и порой, коротая вечера у камина, Снейп поигрывал остатками напитка, любуясь игрой отблесков пламени на стенках бокала. Настойка из двенадцати трав, сваренная собственноручно, обладала яркими нотами жимолости.

Снейп смеялся над иронией судьбы: нет, он не верил в любовь, не при его образе жизни. Злодеям не пристало мечтать, а служба шпиона была слишком опасна, чтобы предаваться подобного рода вольностям.

Он ненавидел Амортенцию, потому, едва начал работать учителем в Хогвартсе, он первым делом вычеркнул опасное зелье из расписания. Ни к чему детям эти знания, совершенно ни к чему. К тому же, мир, стоявший на пороге войны, требовал от юных ведьм и волшебников гораздо более серьезных умений, чем какие-то любовные чары.

Снейпу много раз приходилось наблюдать унылые физиономии своих семикурсников, купивших в Косом переулке образец любовного зелья и узнав собственные сакральные ароматы. И ни разу Снейп не видел, чтобы кто-то из них остался доволен результатами своих открытий.

Он не строил планов на жизнь, он лишь пытался выжить. И выиграть, даже если ему и сдали скверные карты. Его ночи были освещены равнодушной луной, а дни напоминали движение на ощупь в туманном лесу, где не видать ни тропы, ни выхода. Однако Северус шел вперед, упрямо склонив голову.

Порой, глубокой полночью, когда Хогвартс дремал и видел беспокойные сны, Северус бродил по его коридорам, ежась от леденящего ветра, и видел, как вокруг него сгущаются тени призраков из прошлого и чувствовал, как воздух пахнет апельсинами.

Он был уверен, что выживет, хоть и не понимал, для чего живет. Северус не привык сдаваться. Пусть не ради чего-то, пусть вопреки всему, но он сумеет одержать победу. А весной он полол в своем саду сорняки и высаживал в нем жимолость. И вдыхал ароматы свежескошенной травы. И пил свою настойку из двенадцати трав.

* * *

Всё началось год назад, когда она уверенно переступила порог Хогвартса, готовая доказать всему миру, что героиня войны заслуживает свое право на счастье. Гермиона Грейнджер уверенно смотрела вперед, вежливо обходила некорректные расспросы и отвечала, что не нуждается в словах сочувствия.

Она преподавала Маггловедение, и к вящему удивлению Северуса, даже слизеринцы с удовольствием посещали ее предмет. Конечно, это стоило Грейнджер всей изворотливости, на которую только была способна героиня войны, однажды обведшая вокруг пальца саму Беллатрикс.

В учительской царил послеполуденный сонный полумрак. Минерва и Вектор на двоих составляли план расходов на текущий год. Спраут вполголоса рассказывала сказки своим бесконечным растениям, вполуха слушала отчет Невилла об экзамене у второго курса, и вполглаза посматривала на летающие за ней спицы с самовяжущимся ярким шарфом. Помона продолжала одевать всех лишенных тепла: хоть скучавших по дому первокурсников, хоть осиротевших детей постарше, хоть замдиректора, также известного, как профессор Снейп.

Вышеозначенный завуч сосредоточенно смотрел на доску с нардами: Флитвик давно пристрастил Северуса к этой игре. На сей раз на кону стояла та самая настойка на двенадцати травах, и Снейп очень не хотел с нею расставаться. Флитвик, в свою очередь, пообещал в случае проигрыша сопровождать учеников в кинотеатр: Грейнджер, во что бы то ни стало, решила приобщить детей к маггловской культуре и каждую неделю таскала их то в музей, то в кино, то в театр.

Толпу ошалевших от свободы и впечатлений детей должен был сопровождать кто-то посерьезней их излишне воодушевленной учительницы.

Сама Гермиона вслух составляла культурную программу для детей на ближайший месяц. Снейп заслушался. Что ж, ему вовсе не жаль было проигранной настойки. Несколько часов спустя он попросил Флитвика позволить ему сопровождать Гермиону и детей в кино в ближайшие выходные.

А вечером Грейнджер увязалась за ним на ежевечернее патрулирование коридоров. Дул омерзительный холодный ветер, пронизывавший до костей. Снейп кутался в мантию, но его не спасал ни шерстяной сюртук, ни спрятанный под ним жилет, ни, собственно, верхняя мантия. Он смотрел на Грейнджер, обряженную в легкую блузку и зеленый кардиган, и ежился.

Хогвартский ветер, кажется, обладал собственным сознанием, потому предпочитал игнорировать чары, которыми Снейп на пару с Флитвиком пытались изгнать его с территории школы.

Гермиона сначала отстраненно наблюдала за их стараниями, словно знала что-то такое, что опытным профессорам было неведомо. А потом навязалась Снейпу, когда наступил вечер.

Она делилась с ним ничего не значащими историями, спрашивала совета по поводу поддержания дисциплины, даже похвалила нескольких его слизеринцев. Он отвечал односложно, периодически вставляя в ее рассказ какую-нибудь колкость. Гермиона не обращала внимания на его ядовитые комментарии, она давно уже поняла, что таким образом Снейп скрывал свою боль и неуверенность от всех.

Сильный порыв ветра едва не сбил ее с ног. Она подышала на озябшие пальцы и плотнее закуталась в излишне тонкий кардиган. Снейп разбудил в себе джентльмена, доселе дремавшего беспробудным сном где-то в районе селезенки, и уже хотел предложить ей свою верхнюю мантию. Но Гермиона отрицательно покачала головой и, дотронувшись до стены замка, что-то ему прошептала. В следующую секунду промозглый холод сменился очаровательным весенним бризом.

— Но, как? — прошептал ошеломленный Северус. — Как вам это удалось? Этот проклятый сквозняк не берут никакие чары!

Гермиона загадочно улыбнулась:

— Всё просто, сэр, каждый из нас жаждет хоть немного тепла. Даже Замку нужен друг. Признаться, я скучала.

После обхода Снейп долго согревал в пальцах свой бокал с настойкой и размышлял над ее словами.

* * *

Гермиона сумела заразить своим энтузиазмом всех вокруг. Дети перебивали друг друга, выпрашивая у нее комиксы, которые она целыми пачками свозила в Хогвартс. Помона охотно делилась с нею секретами вязания на волшебных спицах. А Минерва однажды попросила помощи с экономикой, окончательно запутавшись в расчетах. Профессору Флитвику по душе пришелся кинотеатр.

Что касается Снейпа… он бережно хранил стопку пергаментных листов высшего качества и чернильницу с бесконечными чернилами, которые Гермиона подарила ему на Рождество. Северус, в свою очередь, небрежно сунул ей в раскрытую ладонь флакончик духов, тот самый, с ароматом персика, жимолости и нотками весеннего бриза. Гермиона была вне себя от счастья.

Каждый свободный день она старалась провести в обществе Северуса. Они спорили до хрипоты, доказывая друг другу, что растертые ягоды шиповника имеют куда больше лечебных свойств в противопростудных зельях, чем раздавленные ребром ножа. Гермиона проверяла свои эссе, однажды по ошибке схватив и сочинения, которые дети писали для Северуса. Как показала его инспекция несколько часов спустя, Гермиона оказалась еще более строгим преподавателем, чем он сам. Вечером он выразил ей свое восхищение. Она, застенчиво улыбаясь, пригласила его в кухню, чтобы накормить своими фирменными оладьями и вареньем из жимолости.

Ближе к весне он набрался смелости и пригласил ее на прогулку к Черному Озеру. К концу первого часа их вечернего моциона Гермиона не выдержала, она схватила Снейпа за руку и посмотрела ему в глаза, гордо выпятив подбородок:

— Знаете, Северус, у меня к вам чувства, и они явно выходят за пределы дружбы или обычных приятельских отношений. На днях Рон Уизли попытался в третий раз сделать мне предложение, и я могла бы согласиться. У меня был бы дом, окруженный розовым садом, двое рыжих детей, муж, похожий на уютный свитер сродни тем, что вяжет мадам Спраут. Но все мои мысли остались бы здесь. В наших походах по коридорам, когда дул промозглый ветер, а я куталась в вашу мантию, что сводила меня с ума ароматами сандала и древесного угля. Я ненавижу Амортенцию, она все эти годы дразнила меня, совсем как вы это делаете своими невыносимыми комментариями.

Северус слушал ее, затаив дыхание и боясь озвучить пришедший на ум вопрос:

— А чем…чем пахнет ваша Амортенция?

Гермиона ступила ближе и обняла Северуса за талию, пробурчав ему в мантию:

— Сандаловое дерево, древесный уголь, пергамент и жимолость. Скажите на милость, какие шутки провидения могли подсунуть мне столь изощренный букет? Имбирное печенье и жидкость для полировки метел были бы куда привычнее. И гораздо скучнее.

Северус осторожно заключил ее в объятья, словно бы она была лесной феей, пришедшей, наконец, чтобы указать ему дорогу из того ядовитого сада, в котором он блуждал столько пустых лет.

— Я убегала из Школы на выходные, а мне чудились ваши с профессором Флитвиком партии в нарды. Я уезжала на каникулы, но мне снилась библиотека, где мы подолгу просиживали над «Самыми сильными зельями», подтверждая или опровергая собственные теории. Я сидела в своих комнатах и куталась в одеяло, а свеча на моем подоконнике пахла сандалом. Считайте меня сумасшедшей, Северус, но мне не прожить без наших разговоров, без вашего сарказма и поддержки.

Он прижал ее ближе и, приподняв подбородок, заглянул в глаза:

— Свежескошенная трава, старый пергамент, весенний бриз и жимолость.

Гермиона кивнула, без лишних пояснений догадавшись, что он имеет в виду.

— Я тяжелый человек, Гермиона. Во мне столько тьмы, что ни свечам, ни всем включенным в Британии лампочкам ее не разогнать, но я научился обуздывать своих демонов, и я не позволю им вас обидеть. Если только вы окажетесь достаточно разумной, чтобы оставить некоторые двери закрытыми. Я не обещаю букетов и пылких признаний. Мы будем ругаться, будем спорить, но обещаю, мы никогда не будем расходиться по разным углам Замка. Я буду срываться и язвить, но я обещаю стать лучше, терпимее, мудрее. И в моем саду вместо роз цветет жимолость.

Гермиона прижалась щекой к его ладони, запечатлев на ней поцелуй.

— Будет непросто, но мы попытаемся, потому что я так устала от бесконечных битв со всем светом в попытке доказать всем, что я чего-то стою.

— Вы стоите гораздо большего, чем можете себе вообразить. Вам не придется сражаться с миром в одиночку, в этом можете быть уверены. Однако с моей репутацией вам придется нелегко. Будут насмешки. Будут перешептывания за спиной, потому что вряд ли кто-то согласится выступить против бывшего Пожирателя открыто. Но я не всегда смогу быть рядом, чтобы закрыть вас собой. На вас будут показывать пальцем. Жалкие репортеры будут писать изобличающие статьи.

Снейп всё говорил и говорил, словно пытался доказать самому себе тщетность подобных рассуждений, а его руки лишь ближе прижимали Гермиону, стремясь укрыть ее от холода и осуждений мира, который так ничего и не понял.

Гермиона закатала рукав кофты и продемонстрировала ему шрам, оставленный от кинжала Беллатрикс.

— Мне не привыкать, Северус, я давно научилась не обращать на сплетни никакого внимания. Что до журналистов, то я еще на четвертом курсе сумела запугать Риту Скитер и усадить ее в банку. Она — незарегистрированный анимаг, и я нахально этим воспользовалась.

— Уйдет Скитер, придут другие, — возразил Снейп, прикоснувшись к ее губам осторожным поцелуем.

— Мне всё равно. И прежде чем вы пуститесь в пространные рассуждения на тему того, что вы мой бывший учитель, и вообще на двадцать лет старше, и я могла бы найти себе более сговорчивого возлюбленного, я хочу сказать, что свой выбор я сделала.

— И в мыслях не было, — прошептал Северус, чувствуя, как ее близость разжигает в его венах давно забытый пожар.

И потом были поцелуи, объятья, неровное дыхание, страсть и нежность, ароматы персиков и свежескошенной травы, тонкие ноты сандала и треск поленьев в наспех разведенном костре. Дул весенний бриз. И предрассветный дождь смыл страх и сомнения.

Северусу было тепло.

И лань вновь сменилась вороном.

И расцвела жимолость.