296 минут (джен)

Номер в мотеле выглядел по-спартански. Зеленые обои. Ветхая кровать. Допотопный телефон с трубкой на проводе. Тусклые занавески. Телевизора нет. Вместо него — мини-бар, забитый дешевым виски, к которому Сэм не притронется, потому что это все равно что мертвому припарка.

Что трезвый, что пьяный — удавиться тянуло примерно одинаково.

Сэм задернул шторы и растянулся на кровати поверх покрывала. Измотанный долгой дорогой, он надавил на глаза костяшками больших пальцев и разрешил себе отключиться на пару часов, прежде чем начнется охота на ведьм. Точнее, всего одну ведьму.

Детский рев разрезал тишину резко и внезапно. Ребенок надрывался где-то совсем близко, прямо рядом с Сэмом. Но какой, к черту, ребенок?! На стойке регистрации мотеля ясно было указано: никаких детей!

Сэм открыл глаза и почувствовал, как сердце заледенело. Следующие несколько секунд он терпел приступы то нарастающей, то затихающей паники и пытался хоть раз моргнуть.

Сэм больше не лежал на кровати в занюханном номере мотеля. Он сидел в кресле самолета, вдыхал спертый воздух эконом-класса и совершенно не помнил, как так вышло.

— Твою мать… — пробормотал Сэм спустя секунд двадцать и почувствовал, что горло саднило.

Опять. Уже в четвертый раз. И как надолго он «выпал» на этот раз? День? Два? Пять? Десять? Сэм дернулся в кресле, пытаясь проверить собственные карманы, но оказался туго пристегнут ремнем. Значит, он отключился еще на взлете.

Сэм выругался себе под нос и отстегнулся. Однако стало немного свободнее. Теснота и духота связали его без всякого ремня. Да еще и пальцы на левой руке — указательный, средний и безымянный — слушались еле-еле и болели, словно Сэм шарахнул по ним молотком. Кое-как, извиваясь ужом, он отыскал смартфон, глянул на дисплей и вздрогнул.

Восемнадцатое марта. А в мотель Сэм заселился второго марта. Шестнадцать дней как не бывало. Новый рекорд. В прошлый раз он проморгал чуть больше недели и до сих пор не представлял, чем тогда занимался.

В одном ряду с Сэмом, то ли спереди, то ли сзади продолжал завывать ребенок. Сэм поморщился. Казалось, голова у него вот-вот расколется. Такое бывало и раньше, каждый раз после вот такого туманного пробуждения. Вот только все предыдущие три раза Сэму везло: он очухивался в бункере. Сейчас же летел черт знает как высоко — даже считать не хотелось.

Ребенок вдруг замолчал, и Сэм облегченно выдохнул. Затылок все еще рвало на куски, но хоть в ушах больше не звенело. Он сжал переносицу, закрыл лицо руками и кое-что понял.

Первое: кожа горела. Второе: на правой щеке тянулись несколько мелких царапин. Кот его цапнул, что ли? Хотя шестнадцать дней назад никакого кота у Сэма не было. Только пес, которого Сэм больше не звал Чудом, потому вычеркнул это слово из жизни.

Ладно, черт с ней, с царапиной. Сэма больше интересовало, куда он летел и как давно. Он вновь порылся в карманах и нашел часть посадочного талона. В момент, когда Сэм вчитался в почему-то пляшущие перед глазами буквы, он явственно услышал, как собственный мозг пошел трещинами.

Он летел из Сан-Франциско в Торонто. Прямым вечерним рейсом. Время в пути: четыре часа пятьдесят шесть минут. И он проспал уже половину. До посадки в аэропорту Торонто оставалось чуть больше двух часов.

Что Сэм делал в Сан-Франциско? А забыл в Торонто?

Мозг и память на этот счет упрямо помалкивали. Последнее, что Сэм помнил: номер мотеля в крошечном городке на озере Мичиган. Он приехал туда из Канзаса, чтобы найти и прикончить местную ведьму. Но отключился, устав с дороги. Так Сэм убил ее или что-то пошло не так?

Он стиснул зубы и думал добраться до туалета: что-то подсказывало ему, что выглядит он, мягко говоря, плохо, и он хотел в этом убедиться. Но Сэм не успел даже пошевелиться. Самолет, прежде летевший ровно и гладко, задребезжал и вильнул в сторону. Сэма вжало в кресло, желудок завязался узлом. В соседнем ряду вскрикнули две или три женщины. Загорелый мужчина там же пролил воду мимо рта. Где-то снова зарыдал ребенок.

Воздушная яма. Просто воздушная яма.

Не прошло и тридцати секунд, как самолет вновь заскользил по небу как фигурист на льду.

Сэм выдохнул и поднялся. Он сидел почти в хвосте самолета. До туалетов было рукой подать. Но это расстояние далось неожиданно тяжело. Сэм больше качался, чем шел. Ему едва удавалось сохранять равновесие, хотя самолет не трясся и не вилял. Он прошел мимо семейства, чье чадо исступленно пинало спинку впереди стоящего кресла и никак не реагировало на просьбы родителей прекратить. Затем мимо парочки, которая смотрела фильм на планшете, отгородившись от всего мира наушниками. Затем мимо мужчины с зеленым цветом лица, которого явно вот-вот стошнит.

Наконец Сэм протиснулся в маленькую свободную кабинку, посмотрел в зеркало, и отражение сработало как пощечина. Если прежде на подкорке сознания еле-еле билась мыслишка, что Сэму приспичило в Канаду, чтобы просто отдохнуть от родных Штатов, то сейчас эта и без полудохлая мысль окончательно испустила дух. Из зеркала на Сэма смотрел труп с мертвыми глазами, болезненно серой кожей и заострившимися чертами лица.

Последний раз он выглядел так после божьих испытаний, и закончилось все не очень хорошо. Куда Сэм ввязался на этот раз?..

Одной рукой он провел по торчащим ключицам, по выступившим на шее сухожилиям, а другой, кончиками пальцев, скользнул по царапинам на щеке. Неглубокие, почти затянувшиеся и точно не от кошачьих когтей. Может, это он сам, когда кожа зудела?

Сэм прислушался к себе. Нет, кожа горела, но не чесалась. Стало быть, с чего ему себя царапать? Он включил воду, выкрутил температуру до максимального холода и плеснул в лицо. Раз, другой, третий. В кожу словно вошли сотни ледяных иголок, и стало легче. Но уже через минуту нахлынули мышечные боли и чудовищная резь в глазах.

Сэм прикусил щеку изнутри, чтобы не вскрикнуть, и не устоял на ногах: сполз по стене и тяжело задышал. Он понятия не имел, сколько времени прошло — казалось, не меньше часа, — прежде чем мышцы расслабились, а боль в глазах утихла. Только в голове по-прежнему гудело как после хорошей пьянки.

Сэм кое-как выпрямился. Его снова закачало, и он вцепился в край раковины. Второй рукой он смахнул волосы с мокрого лба и, уставившись в свое страшное отражение, постарался думать более-менее логически. Ему плохо — это факт, и в таком состоянии он бы вряд ли куда-то полетел без крайней необходимости. Но он полетел — и надо срочно вспомнить причину.

Новых приступов боли не было, и Сэм уже хотел вернуться в салон. Но увидел в зеркале, а затем и почувствовал, как из носа закапала кровь. Две, три, четыре капли. Он снова включил воду и умылся. На пару с ледяной водой ужалила мрачная мысль: забавно, если он сдохнет прямо здесь и сейчас черт знает от чего.

Когда Сэм вышел из туалета, самолет снова угодил в воздушную яму: сначала рванул вниз, потом — резко вверх. В салоне зашумели: зарыдали дети, на этот раз — двое или трое. Кто-то ругнулся басом. Кто-то всхлипнул. Сэм не издал ни звука и, хватаясь за спинки кресел, добрался до своего места.

Загорелось табло «пристегните ремни», мимо с той же просьбой прошла стюардесса. Но больше встрясок и болтанок не произошло, и минут через пять, чувствуя боль в челюсти и жжение в глазах, Сэм вытащил смартфон.

Два часа до приземления в Канаде. Ноль мыслей о том, зачем его туда понесло.

Сэм потер виски и велел себе успокоиться. Да, ему хреново — аж хотелось выпрыгнуть из своей полыхающей шкуры. Да, мозг снова взялся за ножницы с корнем вырезал шестнадцать дней его сломанной, иссушенной слезами жизни. Да, с тех пор, как это началось на двадцать восьмой день со смерти Дина, Сэма не отпускало ощущение, что он медленно сходил с ума. Хотя прежде Сэм самоуверенно полагал, что после мясорубки Люцифера его кукушка выдержит все. Но это не повод потерять жалкие остатки контроля и пробить брешь в броне, за которой Сэм из последних сил прятал свое вспыхнувшее по-новой безумие.

Безумие. Провалы в памяти он звал именно так, потому что в них было что-то страшное, неконтролируемое, злое. Они начались внезапно и необъяснимо. Когда это случилось первый раз и из памяти выпали три дня, Сэм списал все на напряжение и горе, что уже двадцать восемь дней бегали по венам вперемешку с кровью, и понадеялся, что все пройдет. Во второй раз мимо него невидимкой промчались уже шесть дней. И Сэм не запомнил ни часа, ни минутки. В третий раз он отключился двадцать второго января, а проснулся первого февраля. В бункере, целый и невредимый — но с омерзительным ощущением, что ему вскрыли череп и поковырялись там чем-то острым и холодным.

Сэм боялся и стыдился этого, поэтому до сих пор не признался ни одной живой или мертвой душе.В конце концов, что он мог сказать? «Я опять схожу с ума. У меня провалы в памяти. У тебя нет волшебной таблетки от этого дерьма?»

Голова разрывалась от пульсирующей в висках крови. Сэм стиснул челюсти. Стало только хуже.

К черту безумие. К делу.

Что Сэм помнил? Он помнил, как в феврале до него дошли слухи о том, что в городках на берегу озера Мичиган с начала года царила какая-то чертовщина. Люди гибли, сходили с ума, решались на зверские преступления. Они будто стали марионетками в руках кровавого кукловода. На девяносто пять процентов Сэм плевать хотел на этих людей и происходящие с ними беды. Своих проблем хватало, начиная жесточайшей бессонницей и заканчивая полным непониманием, как отныне и до конца своих дней жить без Дина. Сам Дин, наверное, знал, но инструкцию не оставил. А Сэм застрял, не в состоянии двигаться дальше. В одиночку. Против целого мира, который без Чака, может, и стал чуть лучше, но все же не избавился от грязи и уродства.

Однако оставались еще эти гребаные пять процентов, которые за шкирку выдернули Сэма из анабиоза и вытолкнули из бункера. Вперед, разбираться, что там стряслось на озере Мичиган. И Сэм разобрался. Диагноз оказался банален: ведьма расшалилась. Разрекламировала себя как колдунью-экстрасенса-гадалку, три в одном, широкий спектр услуг, и народ повалил к ней со своими заботами и желаниями. Ведьма продала проклятых штуковин на круглую сумму, мол, купите, и все в жизни наладится — и начался чертов хаос. Оскверненные проклятьем безделушки: деревянные фигурки, украшения, старинные книги, игрушки, — убивали похлеще пистолетов и ножей. А чем больше было жертв, тем сильнее становилась ведьма.

Быстро и без лишней возни напасть на след старой карги помогла Ровена. За милую душу сдала «подружку» и рассказала о ней кое-что интересное. Звали ведьму Бертой, и Ровена поклялась, что двести лет — отнюдь не в переносном смысле — ничего о ней не слышала. Последний раз они виделись в Шотландии, и Ровена жалела, что еще тогда не прикончила ее со всей присущей ей оригинальностью. Сэма история их «теплых» отношений волновала чуть больше, чем никак, и Ровена скорее перешла к делу: как же убить эту Берту. Тут обошлось без сюрпризов. Проверенные временем антиведьмовские пули гарантированно обеспечивали Берте путевку в самое пекло Ада.

Об этом Ровена рассказала по телефону. Сэм уже хотел приступить к созданию пуль, но Ровена его придержала и предупредила, что Берта достигла больших успехов по части проклятий. Она когда-то хвасталась, что ей под силу наложить проклятье не то что на человека, даже на ангела. Ровена в те давние времена не верила в существование ангелов и не отнеслась к ее словам всерьез. Но с тех пор многое изменилось, и если в словах Берты была хоть капля правды, Сэму могло очень не поздоровится, попади он к ней в лапы. Проклятых вещиц в ее логове наверняка столько, что не сосчитать, и Сэму стоило действовать очень осмотрительно, иначе опомниться не успеет, как сам угодит в Ад с его-то прошлым.

Ровена говорила без тени иронии, совершенно серьезно и даже обеспокоенно. Сэма ее волнение даже немного тронуло, и он заверил, что будет осторожен. Но про себя подумал, что все будет, как будет. Еще на сороковой день со смерти Дина Сэм решил, что, случись с ним какая-то напасть вроде проклятья или другой магической дряни, он не станет искать спасения. Сдохнет так сдохнет.

Так он и очутился в мрачноватом городке, где от рук ведьмы пострадал едва ли не каждый десятый житель, а сама она обитала где-то на отшибе. Сэм провел за рулем больше десяти часов, и ему позарез требовался отдых. Он провалился в тревожный сон без снов. А проснулся уже в тесном кресле самолета. Вот, пожалуй, и все, что Сэм запомнил.

В салоне раздался звуковой сигнал, а затем заговорил приятный и спокойный голос. Сэм попробовал вслушаться, но слова наезжали друг на друга, и получалась полная неразбериха. От этого закружилась голова, и Сэм на некоторое время потерял ощущение реальности. Когда мозг перестал болтаться в голове, как ему вздумается, Сэм вновь уставился в смартфон.

До конца полета оставался час и сорок пять минут. Цифры отрезвили и заставили сосредоточиться.

Раз Сэм в самолете, значит, уехал из того городка. Вряд ли от того, что ничего не вышло. Скорее он прикончил ведьму и вернулся домой. А все ли прошло гладко? Может, ведьма ударила по нему проклятьем, поэтому Сэм сейчас чувствовал себя больше мертвым, чем живым? С его везением — не исключено. Но даже если Сэм проклят и вот-вот сдохнет, причем тут Сан-Франциско и Торонто? Он поклялся себе не спасаться, следовательно, сейчас должен загибаться в бункере, а не строить из себя смертельно больного путешественника, которому перед кончиной захотелось увидеть достопримечательности Канады.

В затылок словно вцепилась мощная лапа монстра и вгрызлась в кожу острыми когтями. На мгновение Сэму почудилось, что его сейчас вывернет, но через две секунды немного полегчало, и он, игнорируя боль и жар, принялся проверять журнал вызовов: кому звонил он и кто звонил ему в эти стершиеся из памяти шестнадцать дней.

Звонков хватало. В основном — исходящие. Охотникам из разных штатов. Джоди, Донне, Алекс, Бобби в том числе. По пять-семь минут каждый. О чем они говорили? Чего Сэм от них хотел?

Ровене он звонил вечером третьего марта. Примерно через сутки после его отключки в мотеле. Они разговаривали двенадцать минут. О чем? Сэм прикончил ведьму и рассказал об этом? Его действительно прокляли, и он, несмотря на свое убийственное решение, просил помощи? Или ведьма все же удрала, и Сэм требовал от Ровены новых вводных? Неужто она в Канаде, а Сэм шел по ее следу?

Палец, дрожа, замер над иконкой телефонной трубки. Сэм понятия не имел, разрешено ли звонить на борту. И знал по опыту, что дозвониться до Ровены в Ад можно, но непросто. Через три секунды он убрал палец и стал шерстить мессенджеры. Возможно, он с кем-то переписывался.

Свежих чатов тоже оказалось немало — шесть. Последняя переписка датирована семнадцатым марта, то есть вчера. С Клэр. Она писала, что с псом все отлично. Значит, он у нее. Сэм оставил его с Клэр еще шестнадцать дней назад или позже? Впрочем, это неважно. Сэм просмотрел ранние сообщения: три фотографии пса с довольной мордой, пара попыток затесаться к Сэму в напарники, одно короткое и датированное десятым марта «ты в порядке?» и его ответ «как всегда». Что бы это значило? Сэм как-то выдал, что он нихрена не в порядке уже месяцев пять и отныне это его обычное состояние?

Сэм стиснул зубы и пролистал дальше: девятое, восьмое, седьмое, шестое, пятое, четвертое марта. И вдруг — всякий раз непонятное «по девчонке ничего» от Клэр, будто она отчитывалась. Сэм ее о чем-то попросил? Наконец он дошел до третьего марта, и что-что стало проясняться.

Сэм написал ей вечером. Судя по времени, сразу после разговора с Ровеной. Сначала рассказал, что нашел и убил ведьму. Затем, что спалил ее дом дотла, а вместе с ним уйму проклятого хлама. Следом попросил еще немного подержать у себя пса. А потом спросил о какой-то девчонке.

Сэм: Нашел у ведьмы дома девчонку. Сказала, что ее зовут Ким и что ведьма держала ее взаперти. Я ее освободил и отпустил. Она мне наврала. Она кто угодно, но точно не пленница. Дома у ведьмы я нашел что-то вроде журнала учета со всеми проклятыми штуками. Описанием и снимками. Ведьма, видать, страдала перфекционизмом. Я его пролистал уже в мотеле. Там был деревянный кулон в виде книги. И точно такой же кулон висел у этой девчонки на шее. Ей лет шестнадцать на вид, но мозгами явно старше. Мелкая. Короткие темные волосы. На виске что-то типа шрама. Но не уверен, не разглядел. Не встречала ее?

Клэр: Ого! Не знаю такую. Она с головой поссорилась, проклятые вещи носить?

Сэм: Я о том же. Хочу найти и спросить. Если она ведьма, прикончу.

Клэр: Составлю компанию?

Сэм: Нет. Если хочешь помочь, поспрашивай у знакомых охотников. Может, кто-то ее знает или хотя бы слышал. Этот кулон очень опасен. Не для нее, так для окружающих. Если она сунется с ним в какой-нибудь транспорт, случится авария.

Что?

Он просмотрел другие переписки. Везде примерно то же самое. В доме ведьмы он нарвался на какую-то девчонку. На шее у нее болтался проклятый кулон. И теперь он ее искал, потому что откуда-то выяснил, что этот кулон может прикончить уйму народа. Вычитал в журнале ведьмы? Проконсультировался у всезнающей Ровены? Впрочем, неважно.

Сэма пробила крупная дрожь. Самолет опять затрясло, как на экстремальных горках: то вверх, то вниз. И все повторилось, как под копирку: крики, ругань, детский рев. Сэм выронил смартфон — хорошо, на соседнее пустое кресло, а не на пол. Второй рукой стукнулся о подлокотник. Тут же три ушибленных при непонятных обстоятельствах пальца прошило болью, и Сэм охнул. И вдруг перед глазами промчалось нечто вроде короткометражки на быстрой перемотке. Девчонка с короткими темными волосами, удивленными большущими глазами и татуировкой черного треугольника на плече пытается закрыть дверь. Но рука — рука Сэма! — не дает, держит. Девчонка ругается, огрызается, фыркает, как дикий лесной зверек, тянет несчастную дверь изо всех сил, не щадя ярко накрашенные ногти, и прищемляет Сэму пальцы. Он вскрикивает, отдергивает руку, как ошпаренный, и бьет кулаком по закрывшейся двери.

Сценка закончилась. Болтанка тоже. А перед глазами у Сэма все прыгали и прыгали в безумном танце два разрушительных слова: случится авария. Он зажмурился, что было сил, чтобы никого не видеть, и с огромным трудом, невзирая на удушающую боль в голове, притянул за невидимые ниточки две неутешительные истины и одно вроде бы беспочвенное, а с другой стороны, вполне вероятное предположение.

Самолет — это транспорт. Авария — это жертвы. Следующая встряска может закончиться крушением.

Тогда Сэм наконец умрет. Это, пожалуй, хорошо. Но с ним умрут сотни человек. Это, пожалуй, не очень хорошо.

Когда-то, если смотреть по календарю, не так уж давно, а если смириться с ощущениями, лет пятьсот назад, старина Гарт назвал Сэма и Дина героями. Герои годятся только для одного: для спасения всего остального — нормального — человечества. Еле живая интуиция подсказала Сэму сквозь тяжесть, лихорадку и боль, что именно поэтому он очутился в этом самолете. Не так уж важно, что произошло за шестнадцать дней беспамятства. Вполне возможно, Сэм никогда об этом не вспомнит, как не вспомнил о содержимом трех других «провалов». Важно другое: Сэм должен спасти этот самолет от катастрофы.

Хрен знает как. Но должен. Потому что ни на что прочее он не годен.

Сэм почувствовал, как против воли губы дрогнули в мрачной дьявольской ухмылке, за которой трусливо жалась паника. В горле застрял то ли вопль, то ли вой. Скрюченное проклятьем сознание точно треснуло надвое. Одна часть твердила, что только что выданная мозгом идея вполне жизнеспособна, иначе на кой черт Сэм полетел в Торонто, до которого ему прежде дела не было? А другая голосила, что это бред с первого до последнего невысказанного слова, потому что у Сэма до предела подскочила температура и мозг уже варился на медленном огне.

Сэм не знал, кого слушать. Зато знал, что ему на девяносто пять процентов плевать на этот самолет и его пассажиров. И на себя, живого лишь на первый взгляд, тоже плевать. А еще знал, что жалкие пять процентов не дадут ему просто отсидеться в кресле. До благополучного приземления в аэропорту Торонто — если это бред сварившегося мозга. До катастрофы — если права интуиция.

Сэм позволил себе посидеть в прострации целых две минуты. А затем схватил смартфон с соседнего кресла и посмотрел на часы.

Полтора часа до приземления. Черт знает сколько до падения. И, пожалуй, не больше получаса, чтобы выяснить, тут эта девчонка и кулон, которые напрочь вылетели из головы, или Сэм все не так понял.

Он закрыл глаза и представил ее, какой она появилась в его вспыхнувшем воспоминании. Внешность подростка. Короткие волосы. Большие глаза. Татуировка. Лучше, чем ничего. Но безобразно мало, чтобы всерьез надеяться на удачу. Однако выбора не было, и Сэм встал, чувствуя себя тысячелетним стариком.

Самолет летел спокойно и гладко. Но Сэма потряхивало, и с ним дрожало все вокруг. Люди между рядами, поднявшиеся, чтобы размяться, кресла, иллюминаторы, таблички, надписи, лампочки освещения, раздельные шторки — казалось, еще чуть-чуть, и они закружатся в бешеном хороводе. Примерно за три кресла от своего места Сэму остро захотелось пить и лечь и умереть. Пить, пожалуй, чуточку сильнее. Но стюардесса куда-то запропастилась, а он нисколько не был уверен, что выпитая вода не попросится обратно.

Кресло за креслом Сэм пробирался вперед почти от самого хвоста и надеялся, что девчонка сидела где-то близко. В этом эконом-отсеке или в соседнем. Но не в бизнес-классе. Он наблюдал мужчин и женщин, взрослых, детей, стариков, американцев, мексиканцев, азиатов, европейцев. Большинство спали и похрапывали. Другие тихо переговаривались. Хныкал ребенок. Несколько оголодавших шуршали упаковками сэндвичей, чипсов и сладостей. Некоторые, сидя под тусклым освещением, пялились в экраны смартфонов. Не меньше шестидесяти человек — только в этой части самолета.

Сэм приближался к крыльям, а мотор шумел все сильнее. Но даже этот гул и рокот не перекрывали грохот его мыслей: они все трупы, если он не отыщет среди них девчонку по имени Ким.

Вскоре Сэм перебрался на другую сторону прохода. И снова стал разглядывать пассажиров. Таращился на затылки, руки, вещи, надеясь, что в голове щелкнет, и он наткнется эту Ким. Чувствовал запах влажных салфеток, несвежих носков, еды, мешанину десятка духов и гнал от себя навязчивую мысль, что все это бесполезно, и девчонка, может, и собиралась лететь в Торонто, но на посадке заметила Сэма и передумала. Или случилось что-то другое из сотни вариантов. Она отказалась от своих неведомых планов. Она проспала. Она забыла, как добраться до аэропорта. Она, в конце концов, просто умерла.

Рядом с эвакуационными выходами сидели двое стюардов и увлеченно о чем-то болтали. На Сэма они не обратили никакого внимания. Он сам глянул на них лишь вскользь. Мимо прошел тучный мужчина лет шестидесяти и обдал Сэма резким запахом одеколона. Его слегка замутило, и он невольно отвернулся. И вдруг, несмотря на очередной приступ жжения в глазах, кое-что привлекло его внимание.

Ряд у иллюминаторов. Пассажирка лет пятнадцати. С виду обычная девочка-подросток с короткими темными волосами. Сэму уже попадались три такие же. Мода у них, что ли, на короткое и темное? Она укрылась пледом, несмотря на духоту. Глаза закрыты, но поза напряженная — дураку ясно, что прикидывалась. В памяти ничегошеньки не шелохнулось. Напротив, то короткое воспоминание несколько поблекло, и Сэм не смог четко представить лицо девчонки.

Терять было нечего, он подошел к ней и сел рядом — благо место пустовало — и заблокировал пути побега. На всякий случай. И тут Сэм уловил знакомый аромат. Вишня, кажется. Впрочем, неважно, даже если бы от нее несло помойными котами. Главное, Сэм уже встречал этот запах.

— Ким? — позвал он, и каждая буква саданула по горлу как наждачка.

Девчонка не подала виду. Даже веки не дрогнули. У Сэма не было ни времени, ни желания, ни сил на чертовы прелюдии, и он потряс ее за плечо. Правое, то самое, судя по его жалким воспоминаниям, на котором набита татуировка. Сэм хотел сдернуть с нее плед и убедиться, что прав, но она наконец подала голос:

— Я закричу.

— А я тебе что-нибудь сломаю. Как насчет руки?

Сэм посмотрел в ее большие глаза. Такие же удивленные, как в его блеклой короткометражке. Вновь ни хрена не вспомнил — будто они никогда не встречались вживую. Он грубовато сбросил с ее плеча плед и вгляделся в татуировку. Треугольник, а в нем круг и тонкая вертикальная палка. Гарри Поттер. Дары Смерти.

— Фанатка? — спросил Сэм прохладно и придержал ее за плечо, хотя деваться ей было некуда.

— Ты уже спрашивал. Забыл? Склероз замучил, да? — язвительно гаркнула Ким.

— Вроде того, — Сэм кивнул, и мышцы шеи отозвались болью. — Не напомнишь? Прямо со дня нашего знакомства.

Ким хмыкнула. Сэм поддался ослепительной вспышке злости и схватил ее за горло. Несильно, но резко. Она замолчала и посмотрела на него несколько напугано.

— Ты какой-то бешеный, — пробормотала Ким, когда Сэм убрал руку и заметил, что на шее остались следы от его пальцев. Лучше бы там висел проклятый кулон.

— Я вообще-то безобидный. Но память подводит, и это меня не радует. Так ты напомнишь?..

— Что?

— Все.

История вышла короткой.

Сэм наткнулся на Ким в дальней комнате ведьминого дома. Там, где эта карга хранила большую часть своих проклятых «сокровищ». Ким наплела Сэму, что с утра сидела в какой-то темной каморке и боялась каждого шороха. И вдруг услышала вопли — ведьма орала проклятья, когда Сэм всадил в нее четыре пули, начиненные смертью, — и отважилась выбраться. Ким плохо ориентировалась в доме и забрела в первую попавшуюся комнату, а через минуту ее уже нашел Сэм. Она представилась своим настоящим именем и неплохо изобразила несчастную жертву. Делов-то — большие грустные глаза, слезы, всхлипы, трясущиеся руки и коленки. Все велись. Сэм тоже клюнул, хоть и не сразу. Сперва долго смотрел на нее и все расспрашивал, кто такая, откуда, сколько лет, как нарвалась на ведьму, что она хотела. Ким уверенно выдала, что живет на противоположном берегу озера Мичиган. Что ведьма заманила ее в дом хитростью. Что ей всего шестнадцать. Что родители, наверное, уже с ума посходили. Что до правды, у Ким была квартирка в Сан-Франциско, родителей она никогда не знала, и ей было чуть за двадцать, хотя так и не скажешь, и она всячески эксплуатировала свою подростковую внешность. А в дом к ведьме Ким забралась сама, чтобы прикарманить несколько проклятых вещиц и продать. Работа у нее такая. Когда услышала крики ведьмы, поняла, в чем дело, и сыграла роль юной бедняжки.

Сэм, она поняла по уставшим, даже как будто бы неживым глазам, не горел желанием с ней возиться. Ей такой расклад был лишь на руку, и они разошлись на ближайшей автобусной станции. Ким тогда почуяла, что они, возможно, еще встретятся, потому что сразу поняла, с кем столкнулась, но понадеялась, что случится это нескоро, и она успеет распродать добычу. Собственно, отчасти так и произошло. Ким передала покупателям шесть из семи проклятых вещей. Остался лишь кулон в виде книги из редкого вида дерева. Покупатель попался ворчливый и наотрез отказался приехать в США. Но предлагал двойной гонорар, двести тысяч американских долларов, за доставку кулона в Канаду. И, разумеется, Ким не смогла ему отказать. А если точнее, деньгам, которые сами просились на банковский счет.

Она уже во всю мечтала, как их потратит, когда Сэм позвонил ей в дверь и потребовал по-хорошему отдать кулон. Ким по-хорошему попросила идти в задницу. Когда он не внял ее словам, она сначала расцарапала ему щеку, что оказалось весьма затруднительно ввиду разницы в росте. А затем с огромным усилием вытолкала из квартиры и безжалостно чуть не превратила его руку в кровавый обрубок. По крайней мере, ей так казалось, судя по завываниям Сэма за дверью.

— Вот как-то так, — закончила Ким. — Но как ты меня вычислил? Я все глаза проглядела на регистрации. Тебя не было!

— Без понятия, — вяло, еле ворочая языком, сказал Сэм. — Я по-прежнему ни черта не помню. Так где кулон?

— Я его не отдам, — Ким по-детски выпятила губу и помотала головой. — Двести тысяч…

— Где кулон? — упрямо повторил Сэм.

В следующую секунду самолет устрашающе подпрыгнул, скрежет металла и гул двигателей смешался с разноголосым женским визгом. Ким тоже вскрикнула разок-другой. Прямо Сэму в ухо, отчего он невольно отпрянул и вновь приложился ушибленной рукой о подлокотник. У него вырвался стон. На глазах сверкнули слезы. Не от боли, а от очередного приступа жжения в глазах — подозрительно сильнее, чем прежде.

— Это из-за него, — прохрипел Сэм, когда самолет снова послушно поплыл по небу. — Из-за кулона.

— Да че за бред? Это просто воздушная яма или турбунентность… — отмахнулась Ким.

— Турбулентность, дура, — раздраженно рыкнул Сэм сквозь очередной приступ мышечной боли. — Этот кулон вызывает транспортные катастрофы. Нахрена ты его вообще на себя напялила в доме ведьмы?

— Ты бредишь, — фыркнула Ким и посмотрела на него, поморщившись. — Я знаю про этот кулон все. Да, он может убить, может разорить, может сломать человеку жизнь. А может превратить жизнь в сказку, если активировать секретный механизм на корпусе…

Гребаная лайт-версия Бэлы Талбот! Сэм закатил глаза. Ким действовала ему на нервы почти так же, как мысль о незавидной участи этого самолета. Она заговорила о каком-то чудо-механизме, который якобы превращает эту смертоносную хрень в волшебную кнопку «деньги, золото, бриллианты, удача, долголетие и все-все-все, что душе угодно».

Ким замолчала, только когда самолет в очередной раз рванул вниз со зловещим скрипом. Какой-то парень возле туалета не удержался на ногах и пропахал носом пол. В салоне опять завизжали. Дверцы нескольких багажных полок распахнулись. Ручная кладь попадала вниз. Самолет стал двигаться неровными скачками, а затем рухнул в воздушную яму и через мгновение подскочил, словно получил пинок в стальное брюхо. Валяющаяся в проходе ручная кладь подпрыгивала и дребезжала. С сердцем Сэма происходило примерно то же самое. Ким вцепилась в его руку мертвой хваткой и закрыла глаза. Когда ее лицо стало примерно таким же серым, как у Сэма, ему даже стало ее чуть-чуть жаль.

— Кулон, — процедил Сэм, когда самолет прекратил бесноваться, а стюардессы принялись поднимать разбросанный багаж.

— Я поняла, ты хочешь денег. Я могу поделиться!

От былой жалости не осталось и следа. Вместо нее раздулся — вот-вот лопнет — обжигающий, как кипяток, и колючий, как тысяча иголок, гнев. Сэм вновь едва не схватил Ким за шею — такую тонкую, что ничего не стоит ее с хрустом сломать, — но сдержался и лишь прошипел ей в ухо, чтобы никто другой не услышал:

— Мне не нужны деньги. Я сомневаюсь, что доживу до конца месяца. Мне плевать, как именно я попаду в Ад. Верхом на крыле этого самолета или сдохнув в собственной постели. Но мне жаль всех этих людей. Совсем немного, но все-таки жаль. Поэтому я не дам этому гребанному самолету так просто рухнуть. Отдай мне кулон, или ты тоже умрешь.

Сэм отодвинулся от нее и понял, что перед глазами плывет. Голос Ким послышался откуда-то издалека. Она чуть ли не плакала:

— Откуда ты знаешь про катастрофы? Я об этом первый раз слышу!

— Не знаю. Не помню. Неважно. Давай сюда!

— Что ты с ним сделаешь?

— Уничтожу.

— Как?

— Это моя забота.

Перед глазами немного прояснилось, и Сэм протянул руку. Ким посмотрела на него как-то странно. С неприкрытой жалостью. Видать, его речь не прошла бесследно. Затем покачала головой и вытащила из-под пледа вторую руку, которой до этого не шевелила. Шнурок кулона был несколько раз обмотан вокруг запястья. С виду и не скажешь, что эта штука убивает. Ким принялась медленно снимать его, и Сэм вяло порадовался ее какому-никакому благоразумию.

И в это мгновение самолет опять слетел с катушек. Он точно врезался в бетонную стену. Всех швырнуло вперед. Тем, кто был пристегнут, повезло больше. Лишь ремни впились в животы. А те, у кого инстинкт самосохранения хромал на обе ноги, послетали со своих мест или впечатались носами в спинки впереди стоящих кресел. У Сэма дернулась голова, хрустнула шея, он врезался коленями в спинку переднего кресла и почувствовал, как содралась кожа. Самолет стал крениться вправо. Сорок градусов, пятьдесят — еще немного, и кувыркнется.

— Нам конец, — сквозь гул, скрежет и вопли пискнула Ким.

— Не исключено, — пробормотал Сэм, ощущая во рту кислый привкус адреналина.

Они переглянулись, и Сэм буквально силой сорвал с ее запястья чертов кулон. И вдруг самолет резко выпрямился. Салон заорал пуще прежнего, словно все поверили, что это всего лишь издевательская пауза перед роковой болтанкой. Но потянулись секунды. Десять, двадцать, тридцать — самолет летел по всем правилам, тихо и мирно.

Визги и всхлипы стихли. Только мужчины тут и там бормотали под нос хлесткие ругательства. Стюардессы прошлись по салону, убеждаясь, что с пассажирами все в порядке. А затем стали подбирать свалившиеся в проход вещи. Еще через минуту салон загудел голосами и нервным смехом.

Но Сэм-то знал, что это действительно затишье перед концом, и надо срочно уничтожить эту штуку. Плевать на попытки стюардессы вернуть его на место. Плевать на загоревшиеся таблички «пристегните ремни». Плевать на раздавшийся черт знает откуда и внушающий успокоение голос кого-то из членов экипажа. Он вскочил и, прихрамывая, рванул к ближайшему туалету. Втиснулся в кабинку, кинул чертов кулон в заплеванную раковину и вытащил из потайного кармашка рубашки маленькую зажигалку. Кулон был, в общем-то, крошечный, и Сэм понадеялся, что надымит не больше, чем от сигареты.

Щелчок. Вспыхнул огонек и за десять секунд с тихим треском проглотил книжонку на шнурке. Сэм вцепился в раковину и выждал пару минут, пока кулон стремительно превратился в грязную горстку пепла. Затем трясущейся рукой включил воду и смыл останки проклятой безделушки.

Все.

Он осел на пол, прислонился спиной к чему-то жесткому и почувствовал, как сознание медленно уходит. Сэм был готов поддаться и отключиться. Возможно, ненадолго. Возможно, навсегда. Но у него осталось маленькое дельце: проверить часы. Сколько до посадки? Он нашел смартфон в кармане и уставился на дисплей — чудовищно яркий, до рези в глазах. Цифры заплясали, и Сэму понадобилась вечность, чтобы рассмотреть их.

Сорок девять минут до посадки. Успел. Сэм закрыл глаза и провалился в черноту.