Под кожей (гет)

Раздражённо фыркнув, Гермиона остервенело воткнула иголку в неумело натянутое полотно и тут же отложила вышивку в сторону. Она совершенно не понимала, зачем вообще подписалась на эту авантюру: она ведь не верила, что это сработает. Гневно посопев для порядку, Гермиона снова взяла в руки ещё совершенно чистую канву и, вытащив иголку, принялась отсчитывать от центральной пометки необходимое количество крестиков. Руки немного дрожали от досады, и ей приходилось несколько раз начинать с начала. Раздражение в груди вспыхнуло с новой силой: она обещала Полумне, что попробует, совершит этот дурацкий обряд, а та всегда видит, соврали ей или же сказали правду, так что отвертеться точно не получится. Придется вышивать.

Когда договор с Луной был заключен, Гермиона при ней тут же купила обычный маггловский набор для вышивания в ближайшем книжном магазине, добившись лишь одобрительного кивка. Она даже не смотрела на картинку тогда, хватая первый попавшийся набор, который криво лежал. А взяла его во второй раз в руки, как и обещала, в сочельник, когда все гадают, когда духи особенно благосклонны к смертным и готовы указать им путь. И вот сейчас перед Гермионой на схеме раскинулась чёрно-белая роза, которая в готовом виде должна была принять приторный чайный оттенок. Закатив глаза, Гермиона мысленно посетовала на свою надсмехающуюся над ней «удачливость»: из огромного выбора различных вышивок взять самый банальный и распространенный рисунок, который даже по цвету ей не нравился, что уж говорить о сюжете, — такое могло произойти только с ней. Впрочем, если бы Гермиона не выпендривалась, долго доказывая, что идея Полумны — полнейший бред, и выбрала бы вышивку нормально, а не ближайшую и то от злости, возможно и рисунок был бы интересным, и смог бы на время отвлечь Гермиону от тяжёлых печальных дум.

Еле переборов искушение взмахом палочки превратить эту чёртову розу во что-то более-менее приличное — Луна сказала, что обряд не приемлет стороннего вмешательства, возможна только лишь та магия, которая идёт от сердца, — Гермиона заставила себя, наконец, воткнуть иголку в нужное место и, закрепив первым стежком нитку, начать.

Вскоре монотонное занятие успокоило Гермиону, заставив привести свои мысли в порядок. Злость на Полумну начала потихоньку проходить — та хотела ей лишь добра, — Гермиона была сама виновата: довела друзей до того, что они стали ей советовать уже даже старинные обряды, надеясь хоть так помочь Гермионе найти свою вторую половинку.

Ожидаемое раздражение не появилось, и Гермиона лишь вздохнула, делая очередной на ее взгляд бесполезный стежок. Прошло уже пять лет с тех пор, как она рассталась с Роном, и Гермиона чувствовала, что потихоньку начала уже жалеть о содеянном. Тогда она была точно уверена, что не сможет уживаться с этим человеком. Они хотели от жизни разного и прекрасно понимали, что совершенно не подходят друг другу. Но были вместе, несмотря ни на что, в чем-то были даже счастливы, крепко держась друг за друга, пока Гермиона не сказала: «Стоп!» — и не разорвала их затянувшееся на два года притворство о счастливой семейной жизни. Благо расписаться они не успели — Гермиона просила повременить, чем очень раздражала Молли, но Рон не настаивал, видимо тоже ощущая некоторые сомнения, за что Гермиона была очень ему благодарна. Разошлись они легко, не без боли, но и без взаимных обид. Общаться не перестали, только некоторые темы в диалогах с того момента попали под негласное, но всем известное табу. Гермиона ушла в работу и какое-то время была очень даже счастлива, пока не поняла, что осталась совершенно одна. Гарри с Джинни родили дочь, Джеймс так вырос, что уже умело летал на метле, Рон со своей супругой воспитывали двухлетнюю Розу, а Гермиона…

Чертыхнувшись, она засунула уколотый палец в рот, желая слюной остановить набухшую каплю крови. Имя дочери Рона вызвало совсем не те ассоциации, которые ожидалось, и Гермиона вновь с ненавистью уставилась на моментально опостылевшую ей вышивку. Возможно, если бы тогда не был сделан этот, перевернувший всю ее жизнь с ног на голову выбор расстаться, сейчас Гермиона не вышивала бы, чтобы привязать к себе суженого, а качала бы на руках уже свою Розу.

Отбросив уже надоевшие мысли, от одиночества вечно шастающие по кругу, Гермиона задумалась о сути обряда. Звучало все как-то просто: в сочельник целиком вышить одну небольшую (или большую, тут как успеешь) картинку, которая якобы пришьет этими нитями твою душу к душе твоего суженого. Знакомы вы или нет, значения не имело, но если обряд был совершен, рано или поздно «жених» нашелся бы сам, придя по связующей вас картине, найдя тебя хоть на другом краю света. Звучало чересчур бредово, но Гермиона обещала выкопавшей этот обряд откуда-то из старых книг Полумне, что обязательно попробует, и выбора не было.

Наконец вытащив палец изо рта и бросив тоскливый взгляд в окно, Гермиона снова повернулась к вышивке. Хотелось гулять. На улице было на удивление сказочно: непривычная для Лондона погода порадовала всех в предпраздничный день, устлав все вокруг крупными снежными хлопьями. Настоящая сказка, ожившая на миг. А Гермиона дома. Одна. Вышивает.

Нахмурившись, она в сердцах чересчур сильно воткнула иголку в канву, вновь уколов палец, и вдруг обомлела. На треть готовая роза перед ней вдруг стала окрашиваться в алый. Кроваво-красный цвет, сливающийся с цветом ее собственной крови. Отшатнувшись, Гермиона чуть не выронила иголку, наблюдая, как краснеет прямо в руках, привязанная к ней нитка. Казалось, кровь пропитала собой каждый клочок вышивки, оставив лишь девственно-белой канву. Роза тут же приняла агрессивные очертания, казалось, она дышала вдруг наполнившей ее магией.

Гермиона недоверчиво сжимала пяльца, рассматривая свою работу. Там, где цвета изначально менялись, и алый цвет немного менял оттенки, словно она ранее вышивала по схеме именно этой самой кровавой нитью. По коже побежали мурашки. Гермиона осторожно сделала стежок, но ничего не почувствовала: вышивка была словно такой же, только цвет изменился, став куда более страшным. Зародились сомнения: а что, если вышивка действительно сработает? Что если и правда найдется мужчина, который будет привязан к ней таким образом навсегда? Гермиона постаралась отбросить эти мысли, но словно бы дышащая канва в ее руках не давала сосредоточиться, заставляя сомневаться в своей адекватности.

Абстрагировавшись, Гермиона засунула иголку под стежки и обрезала красную нитку. Затаив дыхание взяла новую желтоватого оттенка, как в наборе, не представляя, какая мешанина получится из цветов, и, закрепив на иголке, решительно воткнула ее в канву. От места прокола будто бы разлилась кровь, тут же окрашивая нитку в нужный красный, и Гермиона почувствовала, как по ее рукам течет нечто тягучее и горячее. Испуганно осмотрев руки, она убедилась, что ей кажется, но все же со страхом вновь взялась за набор.

С каждым новым стежком Гермиона убеждалась, что Полумна не соврала. Это действительно была магия: древняя, полузабытая, но невероятно мощная магия, которая уничтожит любого, кто бросит обряд на полпути. Чувство страха и ожидания подстегивало, и Гермиона взялась за рукоделие с новой силой, уже ни на что не отвлекаясь. В голове крутились мысли о мужчине, которого она таким образом обрекает. Ведь у него может быть семья. Дети. Что, если этой своей дурацкой выходкой она испортит кому-то жизнь?

Гермиона дрожала от ужаса и нетерпения.

Вышивка в ее руках дышала, как живая, роняя капли крови каждый раз, когда Гермиона прокалывала иголкой канву. Время уходило — до полуночи оставалось не так много времени, и Гермиона торопилась, желая поскорее закончить обряд. Ведь неизвестно, какое проклятье падёт на нее, если она сойдёт с пути даже в силу того, что просто не успеет закончить работу. Древней магии плевать на такие мелочи, ей важен сам факт: да или нет.

Вскоре Гермиона уже совсем привыкла к необычности своей вышивки, теперь даже отметив, что такой цвет ей начинает даже нравиться. Роза выходила не такой, как в многочисленных маггловский наборах с красными розами, нет. Цвета были куда более глубокими, насыщенными, они переливались, затягивали, придавали розе что-то такое неуловимо-притягательное, что она казалось великолепной. Живой.

Последний стежок Гермиона сделала за полчаса до полуночи, облегчённо выдохнув: успела. Руки дрожали от долгого и непривычного занятия, шея болела, а все тело затекло от сидения в неудобной позе. Роза была идеальной. Казалось нитки сами выравнивались и вставали на свои места, доводя красоту работы до какого-то абсолюта. Гермиона улыбнулась. Теперь, когда роза была готова, она была довольна своей работой. Даже если суженый не найдется, такая красота несомненно украсит ее пустоватый дом. Возможно, она потом даже ещё что-то вышьет, только уже без всякой магии.

В ожидании полуночи, Гермиона отправилась на кухню, достала бутылку красного вина, нарезала сыр и вернулась обратно в кресло, даже не захватив бокала. Она давно уже научилась пить прямо из бутылки, не растрачиваясь на манеры в своем одиночестве.

Роза стояла на столе, как безмолвный собеседник, наблюдая за происходящим. Гермиона чувствовала себя глупо, но послушно сидела рядом, молча потягивая вино и в ответ наблюдая за переливами кровавых лепестков в свете зажженной свечи.

Оставалось уже несколько минут, когда Гермиона поняла: ее сердце гулко бьётся от страха и ожидания, она действительно верит, что в полночь что-то произойдет, и пути назад не будет. В темноте верилось во все это сильнее, и Гермиона не рискнула зажигать свет. Лишь топила свою обеспокоенность в вине, совершенно забыв об уже подветрившемся сыре.

Часы пробили полночь, и наступила оглушающая тишина. Гермионе показалось, что роза сверкнула как-то по-особому и затаила дыхание, но ничего не почувствовала. Все вокруг осталось таким же, даже никакой магической волны не было, что убедило бы Гермиону: сработало.

Выждав несколько минут, Гермиона раздражённо поднялась, чтобы отнести пустую бутылку в мусорку и включила свет, развеивая сомнения. Зря она занималась подобной ерундой. Злость на себя переполнила ее с головой. Гермиона чуть не разбила бутылку — так сильно она поставила ее на пол рядом с мусорным ведром.

В дверь позвонили.

Бутылка упала, издав жалобный гулкий звук, и покатилась по холодному кафелю.

Гермиона прислушалась. Она была уверена, что ей показалось.

В дверь позвонили снова.

Вздрогнув и тут же нащупав в кармане палочку, Гермиона направилась к двери и выглянула в глазок. Лицо ее удивлённо вытянулось, но она тем не менее открыла дверь.

— Что ты здесь делаешь, Драко? Сегодня же выходной, мы не дежурим, — голос ее прозвучал как-то жалко и слишком устало.

Драко оглянулся, шагнул внутрь, заставив Гермиону ошеломленно отпрыгнуть, и уверенно закрыл за собой дверь. Потом так же молча под пристальным взглядом снял пальто и принялся расстёгивать черную рубашку. Гермиона охнула: такого она точно не ожидала от Малфоя.

Расстегнув пуговицы до половины, он откинул полу рубашки, потянув за воротник, и обнажил левую часть груди. Гермиона остолбенела. На его коже в районе сердца отчётливо отпечаталось свежее и до боли знакомое кроваво-красное изображение.

— Гермиона, — тихо позвал Драко, привлекая ее внимание, — твоя роза у меня под кожей.