Оставленная жить (гет)

Давным-давно, когда земля ещё е была молода и неизведанна, жило на свете одно могущественное племя. Его люди были грубы, а воины — безжалостны. Слабым не было места среди сильных, и от них избавлялись без сожаления. Немощных и безнадёжно больных умерщвляли: так велел Закон, принятый предками. Страх надёжно удерживал каждого — будь то мужчина или женщина — в повиновении.

Хранителем верховного Закона и человеком, безраздельно властвовавшим над племенем, был колдун. Никто не знал его возраста. Высокий, сильный, со спутанными длинными черными волосами, он был похож на одного из зверей, водившихся в Бескрайнем лесу. Его голос напоминал рык и заставлял дрожать колени даже самых храбрых воинов. Колдуна боялись, потому что именно он предавал смерти любого, кто по причине болезни или вследствие наступившей дряхлости уже не мог принести пользу племени и становился обузой. И никому не приходило в голову воспротивиться бесчеловечному обычаю, ведь так велел Закон.

…Тот год выдался тяжелым. Все посевы почти полностью сгнили от непрекращающихся дождей и недостатка солнечного тепла. Зверьё ушло далеко в лес, и охотники возвращались со скудной добычей. Набеги на соседние поселения тоже нередко заканчивались неудачей: воины ослабели от недостатка пищи. В довершение несчастий с Гиблых болот нагрянули полчища мелких крылатых кровососов, которые принесли с собой лихорадку, погубившую треть племени.

День и ночь горели костры, и колдун, нацепив на себя шкуру седого волка и вычернив лицо сажей, сверкал глазами цвета холодных болот, взывая к жестоким богам и умоляя их пощадить племя. На большом плоском камне у подножия мрачного идола высотой в три человеческих роста, вырезанного из потемневшего от времени дерева, не успевала высыхать кровь: в жертву приносились не только последние быки и овцы, но и люди. Однако бессмертные боги были глухи к мольбам, насылая одно испытание за другим.

В одну из безрадостных стылых ночей у недавно овдовевшей женщины родилась дочь. Слишком болезненная, чтобы выжить среди сильных, она была обречена.

Колдун, взяв ребенка, бросил холодный взгляд на собравшуюся перед его жилищем толпу и на обессиленную мать, едва державшуюся на ногах после тяжелых родов. Затем поднял девочку повыше и показал её всем.

— Она слаба и немощна, — сказал он.

По Закону больного младенца надлежало сразу после рождения предать смерти ради блага племени. Такого ребенка сбрасывали с обрыва, в одно мгновение прерывая его ещё не успевшую начаться жизнь.

Колдун подошёл к краю каменистой площадки. Рядом встали двое воинов. Девочка, сучившая ножками от холода, жалобно пискнула. В тот же момент произошло необъяснимое: факел в руках одного из воинов потух, словно кто-то резко окунул его в воду. Это отвлекло колдуна, уже занесшего малышку над пропастью и готового разжать руки.

Как вдруг…

Содрогнулась земля, уходя из-под ног людей. А вслед за этим небеса прочертила молния, похожая на исполинскую ветвь, объятую огнем. Невыносимо яркая белая вспышка осветила все вокруг так отчетливо, как будто ночь сменилась солнечным днем. Испуганные люди, закрыв головы руками и зажав уши, повалились на колени, всхлипывая и подвывая, как раненые животные.

Никто и никогда ещё не видел такой жуткой грозы. Небо над головами полыхало лесным пожаром. Отовсюду слышался гул, будто хрипло дышала земля, силясь сбросить со своей груди жалких людей.

Мужчины и женщины рвали на себе волосы. В тягостную минуту всеобщей беспомощности перед буйством небес содрогнулись и самые отважные.

Колдун отошел от края обрыва, крепко сжимая в руках новорожденную, которая не издала ни звука. Он наклонился к лицу девочки и тут же резко выпрямился, понимая, что произошло нечто странное.

— Это знамение!.. Знамение… Она — дочь Неба, — зашептали вокруг люди, которые едва оправились от потрясения, вызванного небывалой стихией. Некоторые из них стали подползать на коленях к колдуну, протягивая руки к девочке. — Если ты убьешь её, боги покарают нас!

Он положил ребенка на сгиб левой руки и провел ладонью над её лицом, шепча заклинания. От напряжения его лоб покрылся испариной. Крупные капли пота заскользили и по черным от сажи щекам. Люди зачарованно наблюдали за ним, понимая, что колдун спрашивает совета у великих богов.

Неожиданно его мрачное лицо исказила судорога, и он обвел жителей племени взглядом, в котором виднелся страх.

— Она слепа, — выкрикнул он, соображая, что ему предпринять, и как можно объяснить сей странный знак. Наконец, набрав в легкие побольше воздуха, изрек: — Она родилась зрячей, но сейчас слепа. Это значит, что боги гневаются. Они говорят, что их глаза закрыты для нас... Мы должны принять этого ребёнка и вырастить его, чтобы искупить свою вину.

Толпа зашумела. На новорожденную смотрели с изумлением и испугом. Никто не мог вымолвить ни слова.

Ослепшая девочка по-прежнему молчала, устремив пустой взгляд в небо, в котором медленно гасли всполохи недавней грозы. Колдун закутал её в козью шкуру и, снова подняв малышку на вытянутых руках, сказал:

— Отныне ты будешь зваться Любовь, что значит «Оставленная Жить». Ибо сказано в древних преданиях, что однажды в этот мир придет дитя, перед которым отступит сама смерть.

…Любовь осталась в племени, но её жизнь текла вдали от сверстников. Для девочки и её матери построили самый нарядный и большой дом. Вот только навещал их один колдун: всем остальным под страхом казни запрещалось даже подходить к жилищу «дочери Неба». Другие матери отгоняли своих детей от слепой девочки, и вскоре те стали бояться Любви и избегать её.

Колдун учил её всему, что знал, надеясь со временем заслужить награду тех сил, которые пожелали, чтобы Любовь появилась среди обычных людей. Он внимательно наблюдал за ней, все больше и больше уверяясь в том, что она не такая, как все. Ни у кого в племени не было таких светлых волос, как у неё, и ни в одних глазах — будь то мужские, женские или детские — безмятежное летнее небо не оставило такого яркого следа.

Она жила, ограждённая от людей безжалостной волей своего несостоявшегося убийцы. Колдун пытался объяснить ей высокое положение, отличающее девочку от остальных представителей человеческого рода. И сам верил в её божественную сущность. Ведь с появлением Любви череда несчастий и бед, терзавших племя, необъяснимым образом сменилась благоденствием. Поля из года в год начали давать хороший урожай, скот плодился, приумножая стада, а в окрестных лесах вновь было полно зверья.

Но ничего этого Любовь не знала. Она росла в мире своих фантазий и грез — странная, непонятная, так отличавшаяся от всех, кто когда-либо рождался под солнцем. Девочка слышала голоса людей, которые тотчас замолкали, стоило ей подойти поближе. Вынужденное одиночество рано заставило повзрослеть её душу.

Она часто уходила в Бескрайний лес, блуждала там до темноты и возвращалась обратно невредимой, находя дорогу к селению так легко, словно её вело внутренне око. Звери не трогали её. Безмолвные и беспощадные создания, готовые растерзать любого, кто посягнет на их спокойствие, они обходили её стороной, чувствуя в Любви силу, превосходящую мощь их лап и смертоносных клыков.

Так шло время.

Рано возмужавшие юноши, ровесники Любви, уже начали сражаться друг с другом в устраиваемых колдуном состязаниях. Победитель получал право увести с собой здоровую и крепкую девственницу, которая созрела для будущего материнства. Так девушки становились жёнами, чтобы продолжить род храбрых мужчин. Каждая из них хотела родить больше сыновей и вырастить для племени новых воинов и охотников.

И только Любовь, уже встретившая свою шестнадцатую весну, по-прежнему оставалась одна.

Она совершенно не походила на других девушек племени — смуглых и плотно сбитых. Её светло-русые, золотящиеся на солнце волосы сбегали на спину мягкими волнами, а синие-синие глаза в темной оправе из длинных прямых ресниц блестели, как зрячие. Невысокая, тонкая в стане, с неразвитой еще грудью и хрупкими запястьями, она казалась жителям племени слабой и болезненной. Но свои мысли люди предпочитали держать при себе.

Колдун, опекавший девушку, недавно потерявшую мать, поседел и осунулся, но его глаза по-прежнему сурово сверкали, а голос оставался таким же раскатистым, как и шестнадцать лет назад. Он проник во многие тайны природы, знал необычайные свойства растений и камней, способные как излечить человека, так и умертвить его сокрытой в них силой. Несколько молодых мужчин, которые не сумели добыть славу в бою, служили ему: они рассказывали обо всем, что происходило в племени, подслушивали, выслеживали и передавали своему повелителю все слухи, сплетни и сомнительные разговоры. Неудивительно, что власть колдуна с помощью его верных слуг росла день ото дня.

Единственной, кого он опасался, была его воспитанница. Он видел, как Любовь меняется, все больше отдаляясь от него. Девушка не понимала, зачем ей нужны все те непонятные и пугающие навыки, которым обучал её мрачный наставник. А он не мог постичь, что её отвращает его жестокость. Колдун прочил её в свои преемницы, ведь она была способна держать людей в повиновении одним лишь своим именем. Для этого ей не нужны были ни обряды, ни знания, ни Закон. Ни он сам. Однако Любовь страшилась предназначенной для неё роли.

Но произошло нечто, что заставило колдуна на время забыть о том, к чему он готовил свою ученицу. Он стал испытывать к девушке странное тяготение, которое не мог объяснить. Сознавал, что она вопреки его воле приобрела над ним ту же власть, что имела над людьми и животными. Он не знал, как это случилось, но только чувствовал, что девушка сделалась ему необходимой как вода и хлеб. И он скорее убил бы её собственными руками, чем согласился на то, чтобы она добровольно исчезла из его жизни. При мысли о том, что она однажды может покинуть племя, и ей никто не сумеет помешать, в жилах колдуна вскипала кровь. И каждый раз, когда он думал об этом, что-то тяжёлое, болезненное ворочалось в его груди и вставало на дыбы потревоженным медведем.

…Стояло тихое погожее утро. Ночью прошел короткий, но сильный ливень, и все цветы, трава и листва деревьев влажно блестели в солнечных лучах. Любовь шла по лесной поляне, вдыхая запахи нарождавшегося дня. Подол её простого платья вымок, но она не обращала на это внимания. Её ладонь скользила по цветам, спрятавшимся в высокой траве, и девушка улыбалась, ощущая покалывающие прикосновения к коже мокрых стеблей.

Сегодня она проснулась на рассвете от предчувствия чего-то важного и необыкновенно хорошего. С первыми лучами солнца, которых она хотя и не видела, но всегда ощущала, девушка тихо вышла за границу селения. Такие прогулки очень сердили её опекуна, но Любовь знала, что он не может ей их запретить. Она чувствовала себя неловко рядом с ним, и её пугало его напряженное молчание.

Куда лучше и спокойнее было здесь — в лесу, куда не решался заходить никто, кроме охотников. Люди боялись диких зверей, но ни волк, ни медведь, ни вепрь не осмеливался подойти к ней. И она знала, что ей нечего бояться.

Как бы она хотела поделиться с кем-нибудь, кто её смог бы понять, всем, что её переполняло! Она рассказала бы о пении птиц, таинственных звуках и шорохах густого леса. О том, как свеж и вкусен воздух после дождя, и как упруга земля, если по ней идти босиком. О том, что если подставить ладони под солнечные лучи, а потом провести ими по лицу, то можно умываться светом.

Кусты дикой жимолости зашевелились, и в следующий миг смуглая уверенная рука отвела ветки в сторону. Блеснули черные глаза, которые, не отрываясь, следили за девушкой на поляне. Послышался тихий шепот: «Будь, что будет». Человек разговаривал сам с собой, будто желая приободриться и побороть последние сомнения.

Спустя минуту на поляну вышел юноша. Это был один из лучших охотников племени, известный своим бесстрашием. Он был высок и жилист. Его худое лицо потемнело от загара, а правую щеку пересекали несколько длинных тонких шрамов, когда-то оставленных звериными когтями.

Бесшумной походкой он приблизился к девушке и остановился в нерешительности. Его храбрость улетучилась, когда Любовь, чей слух был необычайно чутким, почувствовала присутствие незнакомца.

— Кто здесь? — её губы тронула неуверенная улыбка. — Дайте мне руку!

Охотник, помедлив, протянул ладонь и вздрогнул, когда его огрубелой кожи коснулись прохладные пальцы. Потом девушка нащупала лицо юноши и стала бережно касаться его щёк, лба, подбородка, как будто стремилась что-то прочесть по ним.

— Это не мой учитель… Я не знаю, кто это, — в её голосе он различил растерянность. — Кто ты?

— Я… я тот, — он облизал пересохшие губы, — кого ждет смерть, если колдун узнает, что я был здесь.

— Смерть? — рука девушки, оторвавшись от лица охотника, застыла в воздухе. — Но за что?

— За то, что посмел подойти к тебе, — не удержавшись, он приподнял несколько белокурых прядей и прижался к ним изуродованной щекой, прошептав: — И за это тоже.

Любовь напряженно замерла от неизвестного ей прежде ощущения. Многие тысячи иголок пронзили её тело, но мимолетная боль тут же сменилась обжигающим грудь теплом. Глаза девушки расширились, как будто она изо всех сил старалась преодолеть слепоту и, наконец, увидеть того, кто был перед ней. Поняв всю тщетность своей попытки, она опустила голову.

— Зачем ты говоришь мне все это? — едва слышно произнесла она.

— Затем, что ты похитила мою душу… Я не могу смотреть на других женщин… не могу выбрать себе жену. Потому что здесь, — он прижал её руку к своей груди, — больно, стоит только мне увидеть тебя.

— …И горячо, — эхом отозвалась девушка, вспомнив свои ощущения, когда юноша коснулся её волос.

— Да.

Любовь молча прислушивалась к звучанию его голоса, а потом неожиданно отстранилась и замотала головой:

— Уходи.

Лицо охотника окаменело, его щека дернулась, и шрамы на ней побелели. Он хотел что-то ответить, но не смог произнести ни звука, поперхнувшись воздухом. Затем развернулся и, опустив плечи, пошел прочь, а его крепкие ноги то и дело спотыкались на скользкой от влаги земле.

Они оба не знали, что уже не существовало способа разорвать нить, крепко связавшую их. Вскоре охотник, презрев опасность, вновь появился перед Любовью. Она опять его прогнала, и он ушел, чтобы снова вернуться.

И однажды у неё не хватило сил противиться неизбежному.

Что она чувствовала, когда была рядом с юношей, когда дотрагивалась до него и ощущала ответные прикосновения, исполненные трепета? Любовь не могла объяснить. Ей казалось, что её подхватывает теплая ласковая волна, которая устремляется ввысь — к самому солнцу. И всё тело — до самых кончиков пальцев — ликует и наполняется легкостью. В её сердце умещался целый мир, а разум парил выше быстрокрылых ласточек.

Но что было важнее и лучше всего — рядом с юношей она словно прозревала. Темнота перед её глазами светлела, дробясь на разные цвета, которым Любовь не могла дать названия. Ей чудилось, что когда-то очень давно, как будто ещё до рождения, она уже видела нечто подобное, а теперь вспоминала, заново узнавая саму себя.

Когда они были вместе, Любовь точно могла сказать, хмурится ли он, улыбается или смотрит на неё тем особенным жарким взглядом, от которого у неё вспыхивали щеки и дрожали ресницы.

Они уходили подальше в лес, чтобы никто не заподозрил, куда отлучается молодой охотник и почему обратно всё чаще возвращается без добычи. Он рассказывал ей о поединках с дикими зверями, о том, в какую непроходимую глушь несколько раз забирался и каких немыслимых чудищ видел там. А Любовь, прислонившись к его плечу, слушала. И чувствовала, что может сидеть так целую вечность, внимая словам и ощущая блаженное тепло.

Все это было так ново, так остро, что обоим было мало тех коротких свиданий, которые изредка выпадали. Стоило им увидеться, как время останавливалось, а потом летело ужасающе быстро, неминуемо приближая минуту разлуки.

Короткие встречи кружили им голову все сильнее, и они стали забывать об осторожности. Им было так хорошо вместе, что они не понимали, чем это может грозить.

…Их выследил один из доносчиков, который все рассказал своему повелителю. Выслушав его, колдун страшно переменился в лице, издав протяжный, полный ненависти вопль. Он едва подавил в себе желание наброситься на своего слишком ретивого слугу и вырвать ему кадык. Но сначала необходимо было убедиться в правдивости его слов.

Он не верил, что рассказанное возможно. Ведь он всегда был самым могущественным, самым сильным и беспощадным. Только он один имел право быть рядом с Любовью. Ему принадлежала власть над племенем. И девушка, «дочь Неба», была опорой этой власти. Лишиться Любви сейчас означало для колдуна потерять всё, к чему он стремился столько лет.

Так неужели какой-то мальчишка посмел посягнуть на то, что безраздельно принадлежало ему, верховному колдуну, жрецу огня и воды, повелителю племени? Неужели охотник отважился ослушаться? Его, перед кем трепетали даже камни?

Но в голове билась пойманной птицей мысль, которую колдун не осмелился бы высказать вслух: «Что она нашла в этом юнце? Чем он лучше меня?»

Он позвал с собой несколько верных воинов. Доносчик двинулся вперед, показывая дорогу.

— Они там, мой господин.

Человек, дрожа, указал на заросли, и колдун услышал счастливый нежный смех, который не спутал бы ни с чьим другим.

Он медленно раздвинул ветки непослушными руками. Ему хватило одного взгляда, чтобы понять: произошло то, чего он всегда боялся и что предчувствовал весь последний год.

Охотник ослушался его приказа, но что было ещё хуже — с ним была Любовь, в глазах которой колдун увидел конец всем своим надеждам.

Юноша и девушка сплелись в объятиях, лаская и дразня друг друга. Засмеявшись, они упали на землю, всё еще не разнимая рук. Их ложем был ковер из цветов и трав. Даже ветер стих, не смея нарушить идиллию.

Губы колдуна затряслись от бешенства. Медведь в его груди пробудился, встал на дыбы и зарычал.

— Убейте его! — сказал колдун бесцветным голосом. — Только его одного.

На свою беду молодой охотник как раз поднялся, раскинув руки в стороны, и улыбнулся своим мыслям.

Полуденную тишину разорвал тонкий свист. Несколько выпущенных воинами стрел нашли свою мишень.

Увидев, что его приказ выполнен, колдун повернулся и быстро зашагал к селению. Воины, переглянувшись, двинулись вслед за ним.

На поляне, истекая кровью, умирал охотник. Любовь слышала хрипы и, не понимая, что случилось, испуганно гладила лицо юноши.

— Что с тобой? Ответь мне! Не молчи! А что… это? — жалобно спросила она, когда её рука коснулась чего-то теплого и липкого.

Юноша сделал отчаянную попытку поднять голову и на последнем дыхании жизни вытолкнул из горла слова:

— Это… смерть.

Его голова бессильно качнулась в сторону, и тонкая алая струйка вытекла из уголка перекошенных страданием губ.

Ответом ему был крик, который уже не мог вернуть отлетевшую душу охотника обратно в страну живых.

Гибель молодого и полного сил юноши переполошила всё селение. Жителей попытались убедить, что он пал в неравной схватке с матёрым вепрем, но правда всплыла в тот же день. Девушка в окровавленной одежде, в которой не сразу узнали неприкосновенную «дочь Неба», на виду у всех прошла к жилищу колдуна.

Увидев Любовь, он вышел к ней, с выражением отвращения наблюдая за своей воспитанницей. Несчастная, услышав его шаги, тут же обернулась к нему.

— Ты погубил его… — сказала она ломающимся голосом.

— Его смертельно ранил вепрь.

— Ты лжешь! — тоненько выкрикнула она и, возвысив голос, выплюнула ему в лицо обличающие слова: — Ты погубил его, потому что знал, как он дорог мне… Ты завидовал ему, потому что у него было то, что никогда не принадлежало тебе!

— И что же это такое? — произнес он посеревшими губами, силясь надменно усмехнуться.

— Мое сердце.

Люди остолбенело наблюдали за происходящим. Они увидели, как после слов девушки колдун сжал кулаки и сгорбился. Когда он поднял голову, в его глазах была такая пустота, что жители племени содрогнулись.

— Убийца! — из глаз Любви струились слезы. — Я проклинаю тебя!

Покачнувшись, точно горькая речь лишила её последних сил, она обвела людей мертвым взглядом и направилась в сторону леса.

И никто из них не посмел остановить её.

Колдун не пытался её догнать. Он не произнес ни слова, неотрывно глядя в спину уходящей девушки. Поднявшийся ветер трепал его длинные поседевшие волосы. И тогда люди впервые увидели, что перед ними немощный старик, такой же смертный человек, как они сами.

Любовь больше не вернулась. Её искали пятнадцать дней и ночей подряд, но так и не смогли найти.

И тогда колдун, который не хотел верить в то, что Любовь покинула его, осознал ужасную для него истину. Затосковав и почернев лицом, он долго не выходил из своего логова, а потом неожиданно исчез, никому ничего не сказав. Его истерзанный дикими зверями труп обнаружили несколько дней спустя на поляне Бескрайнего леса, со всех сторон окруженной зарослями жимолости…

Много лет прошло с тех печальных событий. Но только в селении, где когда-то жила Любовь, однажды произошло чудо. Между юношами и девушками племени, чтившими память «дочери Неба», стало возникать новое, необъяснимое чувство, которое люди по прошествии времени назвали любовью. Потому что оно было так же хрупко, так же отчаянно и слепо, как та, которую когда-то нарекли «Оставленной жить».