Всему свое время (джен)

Лёд окружал его, холодный и сияющий, точно россыпь бриллиантов. Ледяными были стены, пол, ажурные витражи и изогнутые витые лестницы с умопомрачительно красивыми резными перилами. Только потолка не было.

Величественные ледяные плиты устремлялись прямиком в темные ночные небеса. И оттуда разноцветными фейерверками лилось вниз северное сияние. Где-то на периферии сознания зиждилась мысль, что, несмотря на теплые оттенки, оно совсем не греет. Воздух трещал от мороза, и волосы Ханса, застывшие от намерзшего на них инея, тоже похрустывали.

Посиневшие пальцы ворочались с трудом, но боли не чувствовалось. Он стряхнул налипшую на ресницы белую крошку и поднял на королеву взгляд.

С его места — на полу подле трона — она выглядела удивительно высокой и царственной. Золотистые волосы пышно вились по плечам, выбиваясь из иссиня-снежной гаммы напоминанием о теплом солнечном свете.

Разве могут у снежной королевы быть такие солнечные волосы?

Казалось, дотронешься до них — и лёд сразу спадет. Но Ханс не смел.

Она улыбалась ему с холодной отстраненностью и смотрела так, точно видела насквозь его душу. Он и сам видел — в сотне разбросанных повсюду ледяных отражений. И заиндевевший человек с жестким лицом ему не нравился.

Ханс точно помнил: он что-то совершил и оказался здесь не случайно. Но королева была добра.

Она завернула его в свою ледяную мантию, и он перестал дрожать. На полу рядом с ним сияющей горой высились ровные, гладкие куски льда, еще больше,чем все остальное в этом дворце, похожие на драгоценные камни. Восхитительные в своем блеске и геометрической правильности.

— Если ты сможешь сложить из них слово «ЛЮБОВЬ», я отпущу тебя, — улыбнулась королева. — Ты сможешь взойти на корабль и вернуться на Южные острова с товарами из моей страны и гарантией доброго союза.

Замёрзший разум продирался сквозь смысл слов с трудом. И все же, несмотря на окружающую красоту, Ханс чувствовал, что хочет — ему нужно — отсюда уйти.

Первая ледышка легла в руку.

— Помни, — мягко прозвучало за спиной, — все слова, сложенные в моем дворце, должны идти от сердца.

Ханс даже не обернулся. Только в раздражении дёрнул плечом. Что может быть проще, чем сложить из сосулек одно глупое слово?!

ВЛАСТЬ — непонятно как получилось у него. Этого не могло быть! Ведь он собирал буквы правильно! Ханс попробовал ещё раз. А потом ещё...

Минуты перетекали в часы, часы — в дни, и сияние льда слепило, когда на смену ночной тьме приходило бьющее из отсутствующего потолка солнце. Но замерзший, укутанный в стужу Ханс не чувствовал ни голода, ни усталости. С увлечением впавшего в детство ребенка он создавал слова. Льдинки вырывались из рук и скользили, покрывая прозрачный, как зеркало, пол словами.

МОНАРХИЯ, ДЕНЬГИ, ВЛИЯНИЕ, КОРОНА... Множество куда более интересных слов, чем пресловутая ЛЮБОВЬ.

Ханс пробовал все известные ему языки, но проклятое слово точно издевалось, превращаясь в последний момент во что-то еще.

Королева то исчезала, то появлялась, холодная и строгая. Но ее незримое присутствие чувствовалось постоянно. Точно всё в этом дворце было её глазами.

В очередной раз, когда он был почти у цели, она приблизилась сама. Склонилась над его плечом, вглядываясь в созданные Хансом надписи. От нее веяло запредельной стужей и убаюкивающим неземным покоем.

— У меня никак не выходит, — признался он ей с неловким смущением.

Словно ученик, не способный решить простую задачку.

По лицу королевы скользнула мимолетная улыбка. Понимающая, наполненная лёгкой грустью, и в самой глубине — почти неуловимым разочарованием.

— Ничего, — холодные пальцы ободряюще сжали его плечо. — Я дам тебе столько времени, сколько потребуется.

Синие глаза смотрели прямо в душу с любопытством исследователя-натуралиста. Словно он был редким насекомым в коробке, совершенно не похожим на тех, что ей приходилось встречать раньше.

Под ее взглядом скользкие ледышки вырвались из онемевших рук, с гулким стуком заскакали по полу, разбивая наполовину собранное слово. И его составные части тоже брызнули в разные стороны, поражая остальные надписи ледяной картечью. Пару минут, невыносимо громких после безжизненной тишины снежного дворца, свихнувшийся лед сталкивался друг с другом, рикошетил, подпрыгивал и разлетался на составные куски.

И слова Ханса ломались, трансформируясь в другое, одно-единственное, холодное и торжественное слово: ВЕЧНОСТЬ. Оно бесконечно повторялось, отражаясь от стен немым обещанием: время на ускользающую ЛЮБОВЬ у него будет.