Эту нить нам не разрубить (гет)

Гарри не знал, куда себя деть. Дни назад он желал только одного — победить Волан-де-Морта, даже если ради этого придётся отдать собственную жизнь. Всё лучше, чем потерять ещё одного доброго друга. Теперь его имя снова было у всех на устах, а он что и сделал, так выжил и хотел покоя. Собственно, в первый же день Победы всеобщий герой добрался до полуразрушенной спальни и спустя минуты забылся сном. Кто-то из друзей, скорее всего, предусмотрительная Гермиона, оставил на прикроватной тумбочке тарелку с едой и питьё. Гарри стоял поутру у окна и долго вглядывался в окрестности школы: в Запретный лес, где виднелись обгоревшие стволы деревьев, в разрушенный мост, словно его накануне надкусило огромное чудовище, в чёрные, фиолетовые, синие и другие, похожие на кляксы, пятна на траве, возникшие от множества ударившихся об землю заклинаний. За окном светило солнце, но было пустынно и уныло.

Долгожданное мирное время наступило, и никто почему-то не объяснил, что с ним делать, и как после всего того, что произошло, сиять от радости. Гарри ходил как неприкаянный по школе и инстинктивно кивал на приветствия, пожимал чьи-то руки, на автомате отвечал, что у него всё хорошо, и даже скромно улыбался. Цель всей его жизни оказалась достигнута, а дальше он как-то и не думал, вернее, думал, но это было очень давно, годы назад, словно бы в другой жизни, где ему хотелось стать борцом с тёмными магами. Одного, при том сильного, он одолел, и это теперь почему-то не вызывало желания броситься на поиски всех его приспешников и засадить их в Азкабан.

Он просто чертовски устал, хотелось думать Гарри, но дни шли, и становилось понятно совершенно другое — в нём что-то переменилось после Победы. Если он и устал, то от прежней жизни, где ему была отведена лишь одна роль. Теперь на него, точно цунами, обрушилась свобода, с которой он пока не понимал, что делать.

Гарри хотел бы, как в прежние времена, посидеть и поболтать с Роном, но теперь не мог долго находиться в его обществе. Невольно ощущал себя виноватым в том, что дорогая ему семья Уизли лишилась матери и одного из сыновей в лице вернувшегося в трудную минуту Перси, и, видя слёзы в глазах друга, хотел провалиться под землю. К Джинни Гарри и вовсе не решался подойти, как и думать о чём-то романтическом с ней. Сама мысль теперь казалась нелепой. Его «геройство» и прежние чувства вряд ли оправдывали жестокий поступок по отношению к ней месяцы назад. Гарри прекрасно помнил, как бросил её прямо на похоронах Дамблдора. Если она до сих пор не врезала ему за это, то только из великодушия.

Можно было, конечно, посидеть в Большом зале и пообщаться с сокурсниками, но большинство из них поглядывало на него с восхищением и с жадностью желало послушать через что ему пришлось пройти. Для них поход за крестражами, побег из дома Малфоев, ограбление банка Гринготтс и многое другое — это лишь увлекательные истории, а для него — страшные испытания, где он мог потерять дорогих ему друзей. Если кто и мог понимать Гарри, то единицы. Невилл, к примеру, времени зря не терял и первые часы мирного времени проводил с Полумной. Теперь их можно было видеть прогуливающихся у озера, застать в теплице, где они помогали профессору Стебль подлечить саженцы, или идущими к Запретному лесу, где Полумна любила подкармливать фестралов. Гарри был за них рад и с тоской поглядывал им вслед.

Гермионе сейчас тоже приходилось несладко. Дни назад Рон во весь голос прокричал, что она его девушка, но после событий в Большом зале об этом, кажется, забыл. Гермиона уверяла, что это её совершенно не задевает — у её парня ведь страшное горе, нужно это понимать и пожалеть его, — но Гарри молчал и видел грусть в её глазах. Рон не разделил с ней своего горя, словно бы то, что её родители живы и здоровы, сделало её неспособной понимать, как ему плохо. Гарри не знал, что ей сказать, и это молчание их в большинстве случаев устраивало — рядом друг с другом хотя бы не было столь паршиво и одиноко.

— Перестань. И ты, и я ни в чём не виноваты, и ты сам это прекрасно знаешь.

Голос подруги заставил его вздрогнуть и вынырнуть из мыслей. Он обнаружил, что неподвижно сидел на стуле, пока подруга занималась сортировкой книг на столе. Она-то уж никак не могла остаться без дела и вызвалась помочь мадам Пинс в библиотеке. Гарри опустил руку, которой прошедшие минуты подпирал голову, и, вопросительно сдвинув брови, уставился на Гермиону.

— Вот только не делай вид, что не понимаешь, — ответила она и кинула какую-то потрёпанную книжку в коробку на полу. — Знаешь, тебе станет гораздо лучше, если ты поговоришь с Джинни, а не будешь её избегать…

— Да я не…

— …и продолжать бегать ко мне.

Гарри от возмущения заглотил воздух, но не нашёл слов и сомкнул губы. Гермиона пододвинула к нему стопку книг, а вторую взяла в свои руки. Через пару мгновений она ушла к полке в другом конце зала, и ему ничего не осталось, как взять свою половину книг и двинуться за ней.

В библиотеке, как и во всём замке, сейчас стоял кавардак. Мадам Пинс, что было для её сдержанной натуры обычно не свойственно, в первые дни хваталась за голову, обнаружив тот или иной испорченный фолиант, заставляющий её сердце обливаться кровью. Первым делом она бросилась наводить порядок в Запретной секции, уверенная в том, что справится и сама, но из-за бардака всё перемешалось между собой, и ей потребовалась помощь. Теперь в библиотеке шёл учёт всех повреждённых, целых или же исчезнувших книг, их сортировка и расстановка по секциям.

Гермиона обычно применяла простые заклинания для проверки, а если оказывалось, что под обложкой содержалась магия или же в воздухе появлялся дурной знак, используемый в качестве предупреждения, то оставляла такую книгу для самой мадам Пинс. Все остальные экземпляры она очищала, чинила и расставляла на полках сама. Казалось, это занятие не только отвлекало её от печальных мыслей, но и приносило удовольствие. Будь рядом Рон, он наверняка бы упрекнул её в том, что она работает как обыкновенный маггл и вместо того, чтобы использовать заклинание левитации, таскает книги сама и забирается по лестнице, но его рядом пока не было, а Гарри и сам любил физический труд больше, чем размахивание палочкой, и не задавал глупых вопросов.

— Дело вовсе не в Джинни, — сказал он, оказавшись рядом с подругой, но замялся и не смог продолжить: Гермиона слишком хорошо к нему относилась, и ему не хотелось, чтобы она, бросив всё, вновь занялась его проблемами.

— А в чём же? — спросила она, поднявшись на стремянку. — Думаешь, я не вижу, как ты на неё смотришь?

Он скривил губы и глянул на неё снизу вверх. Гермиона сегодня пожаловалась, что вся её «дорожная» одежда так и не вернулась из стирки, и потому облачилась в обычную школьную форму. Взгляд Гарри коснулся её оголившихся и поцарапанных ножек и невольно скользнул под юбку.

— Гарри!!!

Книги грохнулись на него раньше, чем он успел понять, на что именно засмотрелся. От удара Гарри ойкнул, покачнулся и выронил свою стопку из рук. На щеках Гермионы полыхал румянец, когда она спустилась и вперила в него сердитый взгляд. Гарри смутился и стал подбирать разбросанные на полу книги. Подруга, поджав губы, уселась рядом на корточки.

— Прости, я… вовсе не думал, — неловко пробормотал Гарри, укладывая уже пятую книгу поверх других.

От волнения он поспешил и неудачно схватил следующую за страницы. Последовал рваный звук, и Гермиона стукнула его по руке.

— Гарри, что ты делаешь?!

Худенькая блёкло-серая книжка в твёрдом переплёте выпала из его пальцев. Гермиона схватила волшебную палочку и взмахнула, намереваясь всё исправить, но заклинание почему-то не подействовало. Гарри пригляделся к обложке и понял, что маги не удосужились даже написать название книжки. Он открыл её и увидел, что порванные им страницы девственно-чистые.

— А о чём она вообще? — спросил он вслух и стал листать дальше.

Гермиона придвинулась ближе и нахмурила лоб.

— Странно, я что-то не помню, чтобы держала её в руках.

Ближе к середине обнаружился поблёкший от времени текст, и того было немного. Можно было видеть большие наклонные буквы с красивыми завитушками. Гарри слова показались знакомыми.

— Это латынь? — спросил он и коснулся пальцем последней строчки: — Testor ego… кхм…

Гермиона прикоснулась к страницам сама и немного подвинула его руку.

— Testor ego in aeternum*, — повторила она, — да, вроде похоже.

В тот же момент буквы вдруг вспыхнули и исчезли. Гарри почувствовал, будто пальцы обожгло, и выронил книгу, схватился за палочку и направил её вниз. Стоило только ему опустить глаза, как он увидел, что текст на странице сохранился, всё такой же бледный, красивый и небогатый на слова.

— Мне что, только что привиделось что-то? — настороженно спросил Гарри и не сразу понял, почему подруга не ответила. — Гермиона?

Он отвёл глаза и увидел, что она с удивлением и испугом разглядывала своё запястье.

— Что это, Гарри? — спросила девушка и показала ему свою руку. — Оно… немного жжётся.

На запястье Гермионы красовался тёмный символ, чем-то напоминающий знак бесконечности. Гарри осторожно коснулся его пальцем и в тот же миг ощутил, как его собственную руку отчего-то защипало. Он развернул её к себе и увидел, как на запястье проявился такой же символ.

Гермиона охнула, вместе с ним пронаблюдав за этим.

— Мерлин, только бы не проклятие! — испуганно проговорила она, вскочила на ноги, подобрала странную книгу и схватила Гарри за руку. — Пошли быстрее к мадам Помфри!

Он сжал её ладонь в своей и поспешил за подругой. После всех злоключений так нелепо угодить под воздействие какого-нибудь страшного проклятия совсем не хотелось.

Примечания:

*Клянусь навсегда.