Цена победы (джен)

Семилетняя Гермиона вешает ловца снов над своей кроватью.

— Сладких снов, — желает ей мать, подтыкая одеяло под бока дочери.

Пока Гермиона устраивается поудобней, она краем глаза замечает замкнутую петлю амулета, и ее разбирает любопытство: застревают ли когда-нибудь хорошие сны между стеклянными бусинками и перышками? А потом спрашивает себя — нужно ли ей вообще ловить сны? Может, существует где-то волшебная страна, где сны летают, не встречая на своем пути никаких препятствий?..

* * *

Хогсмид. День холодный, ветреный. Под деревом, неподалеку от «Сладкого королевства» стоит Люциус. Где-то на заднем плане играет музыка — скоро Рождество, но Гермиона не улыбается. Она давно уже не улыбается. Смотрит устало и жестко, заострившиеся черты лица делают ее старше своих двадцати четырех лет. Она вручает ему последний список грязнокровок, желающих присоединиться к делу, и быстро убирает свою руку, чтобы ненароком не прикоснуться к его.

— Je t'admire, — произносит Малфой, и она удивляется, что он почему-то говорит по-французски.

Я восхищаюсь тобой.

— Двенадцать лет назад, во «Флориш и Блоттс», вы были другого мнения, — холодно отвечает она.

И оба игнорируют тот факт, что книжный магазин вот уже пять лет как разрушен и лежит в руинах.

* * *

Хогвартс. Одиннадцатилетняя Гермиона никак не может уснуть. Она привыкла жить в отдельной комнате, но теперь ей приходится спать в общей спальне с четырьмя другими девочками. Ей кажется, что все они дышат не в такт, и Грейнджер спрашивает у себя, не набросятся ли они на нее с кулаками, если она попросит их дышать в унисон?

Лежа в постели, она смотрит на темно-красный балдахин, который ночью кажется черным, и задается вопросом, какой, черт возьми, смысл быть ведьмой, если ты не можешь заставить себя заснуть?

* * *

Лето. Воздух насыщен, словно патока, напоен запахами трав и цветов. До обоняния Гермионы доносится аромат вереска. Они с Люциусом стоят в небольшой рощице. Видимой опасности нет, но их пальцы, сжимающие палочки, побелели от напряжения.

— Les rêves ne sont pas la réalité, — говорит он.

Гермионе смешно — сны не имеют ничего общего с реальностью — и она фыркает от смеха, но в следующий миг голос ее становится сухим и ровным:

— Но ведь это вы их послали.

Малфой пожимает плечами и не произносит больше ни слова.

* * *

Пятнадцатилетняя Гермиона смотрит на спящего Гарри. Вот уже который день они живут на площади Гриммо, и наблюдать за тем, как спит ее друг вошло у нее в привычку. Он, как ребенок, положил одну руку под щеку, дыхание его размеренно, но она, с точностью до секунды, может предугадать, когда ему вот-вот начнут сниться его обычные кошмары — в такие моменты Поттер напрягается и начинает дрожать. Гермиона, замечая первые признаки его беспокойства, всегда колеблется: стоит ли ей будить его? Может быть, просто поговорить с ним о снах? Но она завороженно смотрит, как на его лбу собираются морщины и ничего не предпринимает. Гарри стискивает зубы и тихо всхлипывает.

В другие ночи она, мягко ступая по истончившимся коврам, бродит по старому дому Блэков. Здесь очень много закрытых дверей, и Гермиона полна решимости выяснить, что скрывается за каждой из них. У нее в голове не укладывается, как остальные могут так спокойно и крепко спать, когда их привычный мир разваливается на части.

Ей иногда кажется, что, возможно, она единственная, кто это понимает.

Она методично ходит по дому до тех пор, пока на горизонте не начинает розоветь рассвет. Тогда она крадучись возвращается в свою комнату и ложится в постель. Просыпается Гермиона через несколько часов. Чарами маскирует под глазами темные круги и спускается вниз с яркой улыбкой на лице.

* * *

— Vous avez la puissance, — осенним ветреным утром говорит ей Люциус как бы между прочим, и она, пожалуй, впервые в жизни, согласна с ним.

Вы действительно сильная ведьма.

Гермиона приходит к мысли, что, возможно, всегда это подозревала. С того самого момента, когда она, единственная в классе, превратила спичку в иголку. А после того, как успешно (в тайне ото всех, разумеется) справилась с темномагическими заклинаниями и проверила на крысах, как они работают, и вовсе в этом убедилась. Колдовство не очень сложное само по себе, но Гермиона гордится умением маскировать теперь свой магический след.

«Ничто не может сравниться с ощущением силы, наполняющей мою палочку», — думает она, любовно поглаживая отполированное ее прикосновениями дерево.

* * *

Восемнадцатилетняя Гермиона наблюдает, как рушится вокруг нее мир, но никто из ее окружения словно не замечает этого и продолжает жить своей жизнью. Разговоры о возможном перемирии с Волдемортом слышны все чаще и громче.

И каждый при этом думает: — Наш спаситель мертв.

Гермионе интересно — замечают ли они некую религиозную параллель? Такими темпами Гарри Поттера скоро причислят к лику святых. Хотя, возможно, это помогло бы объединить народ, чтобы противостоять врагу.

А может, и нет.

Темный Лорд слишком силен, и Гермиона это знает. Нет больше «Того-Кого-Нельзя-Называть» — так его уже никто не зовет. Даже «Пророк» называет его Темным Лордом, и Гермиона, каждое утро натыкаясь взглядом на ненавистное имя, рвет газету в клочья.

Когда она получает свиток с уведомлением о пройденных ЖАБА, Гермиона не глядя бросает его в огонь. Пламя на секунду ярко вспыхивает, взвиваясь почти до дымохода, и снова затихает. Ее ценности изменились: теперь она знает — для того, чтобы достичь в этом мире хоть чего-нибудь, ей нужно нечто большее, чем просто хорошие оценки.

* * *

Гермиона сидит, сгорбившись, за крошечным столом. Он густо припудрен пылью и завален бумагами. Запах весны чувствуется даже при закрытых окнах. Комнатка тесная, но это единственное место, где она может побыть наедине с собой.

«Le monde sera à toi», — читает она в одном из писем Люциуса.

«Весь мир будет твоим».

Гермиона надеется, что так и будет, но рвет письмо в мелкие клочки и невербальным Инсендио превращает его в пепел: безопасность превыше всего.

При любых обстоятельствах.

* * *

Двадцатилетняя Гермиона бросает свой старый ловец снов в огонь. Сладкие счастливые сны ей больше не нужны: ее преследуют сны, в которых реками льется кровь, в которых люди сражаются не на жизнь, а на смерть, и в которых гордо реет знамя победы. Она твердо убеждена, что мир не должен быть тем, во что он сейчас превратился.

— Я увольняюсь, — говорит она, вручая ключи от своей комнаты Альбусу Дамблдору. — Хватит прятаться.

Директор молча смотрит ей в глаза.

Гермиона знает — пока находилась в Хогвартсе, она была защищена от перемен, происходящих в волшебном мире, и ее бросает в дрожь, когда она появляется в Косом переулке и видит направленные на нее откровенно враждебные взгляды.

«Поганая грязнокровка» — самая модная нынче фраза.

Грейнджер сжимает пальцы в кулаки и обещает себе, что никогда не станет такой, как те шлюхи, что стоят в Лютном, и за каждый брошенный им мимоходом кнат готовы перегрызть друг другу глотки.

* * *

— Nous avons tous changé, — говорит он публике, и она, полускрытая колонной помпезного здания, прячет улыбку.

Мы все изменились.

— Мы все изменились, — повторяет он. Для тех, кто еще не понял. — И мир должен измениться вместе с нами. Пора отбросить старые взгляды на жизнь и принять новые.

Люциус очень талантливый демагог.

* * *

Двадцатипятилетнюю Гермиону сводят с ума ее сны.

«Убей Темного Лорда», — настойчиво шепчет ей внутренний голос, когда она лежит, вздыхая и ворочаясь на своих изношенных простынях.

Гермиона считает, что, возможно, ей следовало бы бояться этого шепота, но она почему-то с ним согласна. Времена наступили такие, что даже чистокровные не чувствуют никакой радости. Несмотря на то, что мистер Риддл смог прибрать к рукам власть, волшебный мир неудержимо катится в пропасть. Том, похоже, вообще не способен ничем управлять: экономика рухнула, и до Гермионы иногда доходят слухи, будто маггловское правительство вербует к себе на работу грязнокровок. Она удивлена: почему к ней до сих пор никто не обратился? А ведь она идеальный кандидат — умная, образованная, родители погибли от руки волшебников и, к тому же, самая настоящая грязнокровка.

Иногда ей кажется, что этого никогда не произойдет, и она спрашивает себя — настанет ли вообще такой день, что она станет работать с магглами?

Однажды она слышит резкий стук в дверь, и когда Гермиона распахивает ее, ей вручают портключ.

* * *

— Nous serons victorieux, — уверенно говорит Люциус, и она решительно кивает, прежде чем они снова начнут обсуждать свои планы и проекты идеального мира.

Мы победим.

Они должны победить.

Победа или смерть. Третьего не дано.

* * *

Двадцативосьмилетняя Гермиона усердно работает. Причем не с кем иным, как с Люциусом Малфоем. Их цель — разрушить старую систему и укрепить достигнутое. Иногда ее разбирает любопытство: почему он выбрал именно ее? Но, разговаривая с группой магглорожденных и наблюдая, как они ловят на лету каждое ее слово, понимает, почему.

— Мы будем жить в идеальном мире! — горячо взывает она к слушателям, и те встречают ее слова восторженными возгласами:

— Мы победим!

Люциус тоже приходит на такие собрания. Только старается не лезть никому на глаза: стоит в самом дальнем углу (завернувшись в черную мантию так, что его лицо почти полностью скрыто плотной тканью капюшона) и наблюдает за происходящим. У него другие задачи. Не такие, как у Гермионы, но не менее важные: например, обеды с другими недовольными чистокровными волшебниками, на которых он осторожно предлагает им то, в чем они сейчас так нуждаются. Некоторые из них с воодушевлением подхватывают его идеи, а некоторые колеблются, опасаясь преследования. Для последних у него всегда заготовлены самые разнообразные методы убеждения, от взятки до шантажа. И то и другое всегда работает безотказно.

Они почти не видятся, но, в моменты редких встреч, Гермиону забавляет, как Люциус, скривившись, выплевывает ряд отборных французских ругательств. Этот музыкальный язык идеален для революций и переворотов, и они охотно им пользуются.

На дверях верных сторонников Темного Лорда все чаще появляется надпись — «Тraître» ("предатель"(фр.) и когда Темный Лорд устраивает публичные казни, где палачами служат дементоры, она прячет улыбку и встречается глазами с Люциусом, затерявшимся среди толпы.

Действительно, traître.

* * *

— Nous avons crée une utopie, — шепчет он, когда она выгибается ему навстречу.

Мы создали утопию.

Гермиона согласна с ним. Они действительно создали утопию, вдохнули в нее жизнь, но она прекрасно знает, что даже утопии могут рассыпаться в прах. И ей до безумия хочется сохранить это совершенное творение как можно дольше.

* * *

Тридцатилетняя Гермиона улыбается и встает, чтобы поприветствовать премьер-министра простецов.

— Спасибо, — говорит она и крепко пожимает ему руку. — Благодарю вас от имени всего волшебного мира. Я очень рада, что мы смогли утвердить плодотворное сотрудничество между магами и магглами, результатом которого стал пакт о ненападении и невмешательстве на ближайшие пятьдесят лет.

Официальный прием проходит в теплой, дружеской атмосфере, и никто не вспоминает о прошлом.

Позже, тем же вечером, Гермиона с улыбкой поворачивается к Люциусу и салютует ему бокалом арманьяка:

— И все-таки мы победили.

— Да, — кивает он, поднимая в ответ свой. — Победили.

Цели, над которыми оба они так долго и упорно трудились, наконец достигнуты — власть и полный контроль над волшебным миром. Невмешательство со стороны мира магглов обеспечено подписанным пактом, и они по праву могут назвать себя властелинами мира.

Гермиона усаживается в глубокое кресло, кладет ногу на ногу и, смотря на пламя камина сквозь янтарную жидкость бокала, задается вопросом: «Какое будущее нас ожидает?»

Что дальше?