Могло быть и хуже (гет)

Я иду по окутанной вечерним полумраком улице и со скуки разглядываю периодически мигающие придорожные фонари. Совершенно не смотря себе под ноги, иногда с брызгами наступаю в грязные лужи и, бормоча себе под нос ругательства, продолжаю свою дорогу в направлении остановки. Моя последняя маршрутка отъезжает на стоянку ровно в половину девятого, и я немного нервничаю, из-за боязни опоздать ускоряя шаг и частенько поглядывая на наручные часы.

Перспектива провести всю ночь где-нибудь под кустом или же переться до дома пешком меня не очень-то радует.

Дорога в такое время выглядит совсем опустевшей. Лишь изредка по ней на полной скорости проносится один из запоздалых автомобилей, а через пару секунд уже исчезает где-то вдали, оставляя после себя лишь взметнувшуюся в воздух дорожную пыль вперемешку с грязными брызгами луж.

Настроение у меня сейчас немного странное. Я точно не раздражена, но, тем не менее, чувствую некую досаду от того, что сразу после прихода домой мне придется засесть за уроки, а не выпить большую чашку чая и мигом завалиться спать, как поступают все нормальные люди. В эту с самого утра казавшуюся отличным днем пятницу произошло множество событий, с успехом потрепавших мне нервы.

Одним из них была контрольная, проведенная у нашего класса на самом первом уроке. Кажется, биологичка постаралась на совесть, тщательно прошерстив Интернет и отобрав с сайтов, предназначенных для ребят на пару лет старше нас, самые каверзные вопросы по всем пройденным за кратчайшие сроки темам, чтобы потом распечатать их на увесистую стопку листов и на следующий день торжественно вручить сонным девятиклассникам, предварительно отобрав у всех смартфоны, чтобы, Боже упаси, никто вдруг не умудрился найти в Яндексе правильные ответы.

После нее у нашего класса был своеобразный «микс» из лабораторной работы по физике и длиннющего диктанта по английскому, а завершали эту процессию еще четыре теоретических урока и нудный классный час на тему «Субботники», который длился вовсе не шестьдесят минут, а все сто двадцать.

Но, думаю, на этом я завершу свое нытье, ведь тебе стопудово неинтересно слушать про страдания какого-то там девятого «В». Тем более, кроме этого, у меня еще осталось то, что можно тебе рассказать...

Очередной раз глянув на наручные часы, я не выдерживаю и срываюсь с шага на бег, мгновенно замечая прямо перед собой нечеткие очертания невысокого покосившегося сооружения в темноте, гордо именуемого остановкой. Наконец приблизившись к своему «пункту назначения», я с размаху падаю на мгновенно протестующе заскрипевшую под моим весом скамью, сколоченную из трухлявого дерева, и достаю из кармана телефон и наушники, приготовившись к длительному ожиданию своей семьдесят первой развалюхи.

Как ни странно, долго просиживать штанцы на сквозившей холодом остановке мне в этот раз не приходится — где-то впереди уже гремит довольно-таки крупное средство общественного транспорта грязно-белого оттенка с выключенными фарами. Я нетерпеливо подрываюсь со своего места и за считанные секунды оказываюсь на непозволительно близком расстоянии к проезжей части. Наушники перед проделанным я снять не считаю столь важным, рассудив, что все равно надену их внутри авто, и тратить свое время на то, чтобы сейчас запихивать их обратно в карман, а потом вынимать оттуда, при этом изрядно запутав многострадальный провод, будет совершенно бессмысленно.

Вот так, заткнув уши своими черными бананами и не слыша ничего, что происходит «во внешнем мире», я вовсе не замечаю и не считаю странным тот факт, что мотор у маршрутки впереди подозрительно громко гудит, распинаясь намного сильнее, чем обычно.

Также, но уже из-за окутавшей улицу кромешной тьмы, я не замечаю и того, что из-под крышки капота авто медленно выползают чернильно-черные облачка дыма, имеющие неприятный терпкий запах.

Желая поскорее уехать с этой мрачной и слякотной улицы к себе домой хоть на полуразвалившейся телеге с бабушкиной дачи, я делаю несколько шагов навстречу стремительно приближающейся ко мне маршрутке и через мгновенье теряю сознание, перед этим ощутив лишь резкий толчок чего-то металлического в грудь и последовавшую сразу же за ним острую боль во всем теле. Мир в моих глазах стремительно меркнет, а мысли уносятся в совершенно незнакомое место.

* * *

Неопределенный промежуток времени я просто витаю в облаках, а точнее, во снах, успешно сдавая в них на отлично все выпускные экзамены из школы, поступая в престижный универ на бюджет и наконец-то заводя себе классных друзей, вместе с которыми можно собраться погулять в любую погоду, позависать в чьем-нибудь подъезде на последнем этаже, скрываясь от настигшего во время прогулки ливня, пообсуждать совсем свихнувшуюся на своих папоротниках и печеночных сосальщиках биологичку в общем чате или устроить ночевку у кого-нибудь дома, чтобы втихую от матери притаранить с собой в комнату всякой еды и дружно посмотреть какую-нибудь гадость, на подобие хоррора «Бивень».Тем не менее, к сожалению, сны — это лишь фантазии, страхи и переживания видящих их людей, но вовсе не реальность, в которой я — не успешная, интересная и красивая личность, а лишь одна из многих шаблонных девятиклассников российских школ, которые учатся и выглядят относительно нормально, при этом не имея ни малейшего представления о собственном будущем.

Или уже нет?..

Резко распахивая глаза во всю ширь, я поднимаю голову вверх и, считая взглядом цветные искорки, скачущие перед глазами, таращусь на незнакомую преподавательницу, старательно объясняющую тему по какому-то предмету у доски.

Я, что, просто задремала во время урока? Значит, маршрутка и, в целом, злополучная пятница мне просто приснились?

Машинально поворачиваю голову вправо, где обычно всегда встречаюсь взглядом со своей одноклассницей Аней, но не замечаю там не только ее, но и целую половину стола, предназначенного на двух человек. Чувствую, как заторможенно выпадаю из мира.

Тре-е-еш, куда же подевались старые добрые парты, предназначенные для двух ненавидящих друг друга одноклассников, которых посадили рядом чуть ли не силком? И вообще, откуда в нашей школе, преспокойно обучающей бедных тинейджеров в обшарпанном сарае уже на протяжении целых шестидесяти долгих лет, взялось так много одиночных парт, да еще и не покрытых слоем надписей целого поколения шариковых ручек и нестирающихся маркеров?

Наконец обращаю внимание на откровенно скучающих одноклассников и с растущим недопониманием вглядываюсь в лицо каждого из них, видя перед собой незнакомых парней и девушек с, о чудо, очень даже приятной внешностью.

Впрочем, это сейчас не столь важно... Я ведь уже могу начинать паниковать? И кабинет, и ребята, и даже учительница здесь мне не знакомы... За девять лет учебы в одном и том же здании я ни разу не встречала их в своей школе.

Опускаю взгляд на раскрытую тетрадь и наконец понимаю, почему в этом месте чувствую себя странно — все в этом классе: и его оформление, и речь преподавательницы, и парты, и школьники — все здесь чужое, не русское.

Что это за каракули в моей тетради? Какой-то иностранный язык, также не известный мне... Тогда как я понимаю речь окружающих меня людей и умудряюсь писать на нем?! Я с самого детства до нынешнего времени не знала ничего, кроме родного русского и основ английского языков, а то, что написано в тетради моей же рукой, кажется, китайский или японский письменный шрифт...

Оглядываю пространство под партой и, к своей радости, замечаю под ней немного помятый рюкзак. Думаю, что это мой, раз он валяется так близко к письменному столу, прямо под ногами. Тихонько пододвигаю его к себе и так же беззвучно раскрываю, внимательно оглядывая лежащие внутри вещи. На дне сумки я отыскиваю учебник, носящий название «История Японии», и наконец соображаю, в какой стране нахожусь.

Ага, хорошо, я сейчас просиживаю штанцы на уроке в Японии. Осталось лишь припомнить цепочку событий в прошлом, которая привела меня к этому будущему.

Но, как только я пытаюсь это сделать, голова буквально раскалывается на множество мелких кусочков от сильнейшей боли. Спустя, кажется, десять минут моих потуг, я все-таки вспоминаю события того мрачного вечера, когда я... Умерла? А смерть ли это была?

Что вообще со мной произошло в ту пятницу?

Запутавшись в своих же мыслях, я с характерным стуком падаю головой на парту, заставляя одноклассников с удивлением во взглядах оборачиваться на мою скромную персону, чтобы несколько секунд заинтригованно попялиться, а затем развернуться обратно к своей тетрадке, так и не узрев перед собой ничего интересного. Нет, а чего они ожидали? Что я долбанусь головой о парту еще раз? Забавно, но нет, я не собираюсь заниматься подобной ерундой. Но, если так подумать, то делать мне остается ровным счетом нечего, кроме как биться головой о стол в ожидании перемены, во время которой я смогу свалить из школы и наконец подумать, как же мне все-таки спасать свою задницу от голодной смерти, если я оказалась в чужой стране в полном одиночестве, не имея в ней даже намека на родственников или знакомых.

Пока я морально страдаю в таком вот положении, по моей многострадальной макушке вдруг прилетает смятая в кривоватый комок бумажка.

Я сразу же поднимаю голову вверх и осторожно, чтобы не привлекать лишний раз к себе внимание учительницы, оглядываюсь во все стороны, тщетно пытаясь отыскать взглядом смертного, посмевшего мешать мне подыхать от внушительного количества поступившей в голову информации с подливающим масло в огонь чувством потери контроля над сложившейся ситуацией.

Вдруг в мое поле зрения попадает немного скучающее выражение лица одноклассника с короткими лавандовыми волосами. Хоть выглядит парень невозмутимо, в его взгляде проскальзывает беспокойство.

Ну ладно, не буду себе надумывать лишнего, а лучше попытаюсь сообразить, чего он от меня все-таки хочет. Паста в ручке что ли закончилась, мою просит?..

Вижу, как он указывает пальцем на недавно брошенную в меня бумажку, и сразу же поднимаю ее с пола, тоже устраиваясь поудобнее на парте и незамедлительно разворачивая ее. Его сообщение для меня, написанное аккуратным почерком, гласило:

«Чего ты головой об стол бьешься? До конца урока немного осталось, так что не вздумай помирать, ты мне живой еще нужна», — усмехаюсь и чувствую, как страх остаться совсем одной в чужой стране немного отступает.

Кажется, в этой реальности у меня есть друг.

До самого звонка молча лежу на парте, внешне, кажется, не подавая каких-либо признаков жизни. Как только осознаю, что длящийся целую вечность урок наконец-то закончился, сразу же срываюсь с места и чувствительно ударяюсь о кого-то плечом. Машинально поворачиваю голову к человеку, которому доставила неудобство, чтобы выдавить из себя тихое «Пардон», как вдруг вижу перед собой того самого парня, который бросал в меня записки во время занятия.

— Больно, блин, — он потирает ушибленное запястье здоровой рукой, оглядывая застывшую на одном месте меня с неким удивлением, — ты чего зависла-то?

— А? Ничего, — резко отворачиваюсь от него, нервно дрожащими кистями рук подбирая с пола рюкзак, чтобы запихать в него свои учебники и тетради, до этого в творческом беспорядке разбросанные по поверхности парты. Вдруг вспоминаю, что так и не извинилась перед одноклассником за то, что ненароком ударила его, и еле слышно бормочу в его сторону: «Сорян». Так и не дождавшись от него внятного ответа, по привычке задвигая стул под парту и быстрым шагом направляюсь к выходу из кабинета.

Одноклассник для чего-то догоняет меня почти что у входа, при этом хватаясь за мой локоть и тем самым вынуждая притормозить.

— Что с тобой, Азуми-чан? — в его глазах отражается сильнейшее недоумение, смешанное с волнением, в то время как я силюсь понять, почему ко мне обратились по чужому имени. Уже открываю рот, чтобы сказать, что меня зовут Мидзуко, а не Азуми, но тут же понимаю свою ошибку и захлопываю его обратно, кое-как высвобождая собственный локоть и убегая от незнакомца куда-то в соседний коридор.

Да-а, похоже, здесь мне придется очень тяжело...