Кошка и рыбак (гет)

Как и положено большинству девиц, выходящих замуж, юная Мадока мало о чем могла думать, кроме предстоящего супружества. Селения, которые она проезжала, и дома, в которых останавливалась, все казались ей на одно лицо, и ничто не занимало ее. Жених ее, Котояма Ичиро, оказал ей большую честь. Желая то ли показать свою щедрость, то ли, напротив, обрести расположение в глазах ее отца, он прислал за невестой главу замковых самураев с отрядом в пятьдесят человек. Мадоке казалось, такое сопровождение было больше для почета, ведь мало что угрожало ей по пути в ее новый дом. Хоть область Йендо, где она жила в девичестве, и не граничила с владением жениха напрямую, между ними лежала провинция Като, принадлежащая роду Маэда, в котором была замужем старшая сестра Котоямы Ичиро.

В ночь перед самым пересечением границы отряд вошел в город Тецуя, наместником которого был некий Кимихиро Цуйоши, в доме которого и расположились высокородные господа. Они прибыли на закате и намеревались переночевать здесь. Назавтра их ждал дальний путь, а еще через три ночи Мадока, наконец, окажется в доме мужа.

Наместник, господин Кимихиро, встретил их у самых ворот. Это был нестарый еще, крепкий человек лет сорока пяти. Он был весьма высок и, когда склонился, приветствуя гостей, оказался почти одного роста с Мадокой. Рядом с наместником она увидела смуглого жилистого старика.

— Это Кента, — представил его господин Кимихиро, — верный мой слуга и советник. Он покажет вам покои, где вы будете спать, а его жена, почтенная Кин, проводит женщин.

Волосы старого Кенты окончательно выцвели, а глаза побелели, но, когда все приветствия были произнесены и настало время войти в дом, ни следа хромоты или старческой скованности не было в его походке.

Как ни взволнована она была своим грядущим, а дом наместника все же отвлек ее. Был он весьма необычен тем, что его внутренность представляла собой очень длинный неширокий коридор. По стенам его висели свитки с каллиграфией, стояли сундуки, и два или три раза Мадока увидела даже низкие столики с расписным фарфором. По сторонам коридора иногда встречались двери — должно быть, в комнаты слуг или стражи. Мадока подумала, что такое необычное здание, вероятно, построили в целях обороны. Ей доводилось слышать, что Тецуя не раз подвергалась атакам, даже ее покойный дед приводил сюда войска — неудивительно, что дом градоправителя выстроили таким образом, чтобы до хозяина непросто было добраться.

Ответвлений у коридора было немного. В одном из них Мадока увидела двух мальчиков. Она предположила бы, что это сыновья наместника, если бы не их одежда. Один из мальчиков был одет в детское кимоно, едва достававшее ему до середины бедра. Одежда была явно мала ему и так изношена, что, похоже, только многочисленные грубые швы не давали ей распасться. Мальчик был худ и бледен, черные глаза казались огромными на заостренном лице. Второй ребенок не носил на себе следов истощения и одет был получше. Он не слишком походил на большинство обитателей островов, и Мадока подумала, что, наверное, мальчик принадлежит к народу эбису. Смуглый, с тяжелыми для детского лица бровями, он, как и его приятель, с любопытством уставился на Мадоку и ее сопровождающих.

Ей стало жаль худенького мальчика. Она решила, как начнется трапеза, велеть служанке отнести угощение и детям, как внезапно из дальнего конца коридора выскочила мерзкая старуха с бамбуковой палкой.

— Опять вы здесь! — крикнула она с такой злобой, что отшатнулась даже Мадока. — Кланяйтесь! Кланяйтесь господам, пожри вас демоны! Идет будущая невестка госпожи Маэды, Йендо Мадока! У, оборванец! — Она так яростно ударила бледного мальчика палкой под колени, что тот рухнул, едва не рассадив нос о пол. Второй мальчик, не дожидаясь удара, тут же склонился перед гостями. Старуха не стала его бить, но замахнулась для острастки: — И ты, варварское отродье! Пошли прочь!

Мальчики убежали, а вот старуха, к разочарованию Мадоки, присоединилась к гостям.

— Это почтенная Кин, моя жена, — представил ее старый Кента, и наместник засмеялся. — Ей не нравятся мои любимцы.

— Привечаешь у нас всякое отребье, — окрысилась старуха. — Помяни мое слово, вскоре они что-нибудь стащат, а спросят с тебя!

Тут же она обернулась к Мадоке, и злобное лицо ее приобрело выражение медоточивого подобострастия, но осталось таким же мерзким.

— Юная госпожа, верно, устала с дороги. Кин проводит госпожу в комнаты, где она сможет отдохнуть, пока не подадут трапезу.

Меньше всего хотелось Мадоке оставлять своих спутников и следовать за злобной старухой, но она ничего не сказала против, и с двумя служанками — этих девушек тоже дал ей в сопровождение жених — последовала за ней.

Впрочем, несмотря на прием, оставивший у Мадоки двоякое впечатление, комнаты ей отвели просторные и удобные. Отдохнуть здесь после тряски в паланкине и вправду было хорошо. Отодвинув створку сёдзи, смотрела Мадока на горящий в закатном зареве сосновый лес, лежащий под холмами города, и на расчерченные тонкими тропками озера рисовых полей, тоже красные в свете умирающего солнца, и не было ей дела ни до полей, ни до леса, а только до будущего ее.

Не в пример многим женщинам ее сословия отец позволил Мадоке выбрать мужа самостоятельно — разумеется, среди тех, кто, по его мнению, годился для того. И тогда, и сейчас не было в сердце юной Мадоки никого прежде Котоямы Ичиро. Он был десятком лет старше нее, а владение свое получил, когда ему исполнилось девятнадцать, и с тех пор оно только процветало, и не было у Котоямы соперника на целом свете. Искусный воин, непреклонный отважный человек — с кем другим могла Мадока чувствовать себя так же спокойно, как не с собственным отцом?

Отец, впрочем, казался недоволен ее выбором, но какое ей было до того дело! Верно, Йендо Арета не хотел отпускать ее от себя, как любому родителю трудно расстаться с единственным чадом. Но для того ли родилась она на свет, чтобы всегда быть при отце! Он молод, всего шестью годами старше ее жениха, он прекратит оплакивать мать и женится снова, или усыновит достойного молодого человека, или возьмет наложницу, мало ли способов обзавестись детьми!

Мысли об отце, впрочем, скоро покинули Мадоку: собственная судьба занимала ее куда больше.

Вскоре в тревожные и радостные ее размышления снова вползла мерзкая старуха. Войдя в комнату, непрестанно раскланиваясь, она сообщила, что госпожу ожидают на ужин, а ближе к ночи женщины согреют для нее воду, чтобы госпожа могла искупаться.

— Передай хозяевам, что я скоро буду, — отвечала Мадока. Ей не хотелось оставаться со старой Кин наедине.

Вскоре она явилась в просторный пиршественный зал и села вместе со служанками у стены, по левую руку от господина наместника. По правую сидели ее сопровождающие. Старый Кента крутился возле наместника, а затем исчез. Верно, пошел проверять, крепко ли заперты на ночь ворота. Жены его тоже нигде не было видно.

Как ни волновалась Мадока о предстоящем супружестве, все же голод долгой дороги давал о себе знать, и она обрадовалась, когда слуги, наконец, начали вносить подносы с угощением.

Но она успела съесть совсем немного риса и даже не притронулась к рыбе, когда сёдзи пиршественного зала снова раздвинулись, да с такой яростью, что громко ударились о рамы. В зал влетела старая Кин, пылая праведным гневом и, кажется, вовсе не смущаясь высокородными гостями. За руку она волокла одного из тех мальчиков, что Мадока видела в ответвлении коридора — бледного, в перелатанной одежде.

— Господин! — возопила она, дергая ребенка за руку с такой силой, что он едва не упал. Кажется, усвоив прежний урок, перепуганный мальчик тут же рухнул на колени, положив руки по обе стороны головы, как то было в обычае у слуг. — Не гневайся, господин, что я вхожу к тебе без позволения, но как может остаться без наказания то, что делали эти дети!

— Что же они такого делали? — сумрачно вопросил наместник, на лице его читалась досада. Ему, очевидно, было неловко перед гостями, да и жалобы старухи на детей явно не стоили не то что переполоха, но даже его внимания.

— Они взяли оружие твоих гостей и играли с ним!

Повисла тишина. Мальчик на полу едва заметно дрожал. Мадока подумала было, где его товарищ, как наместник произнес, обращаясь к Сакамото Йошихиро, главе вассалов Котоямы:

— Не изволь беспокоиться, господин, этого мальчишку изобьют до полусмерти, чтобы впредь не смел прикасаться к оружию знатного человека.

— Нет нужды, — отвечал Сакамото, — есть ли здесь поблизости река?

— Рядом нет рек, господин. Только подземные воды, над которыми мы ставим колодцы. Да болото в лесу у подножия холма — ходит молва, там живут чудовищные мононоке, принимающие облик жаб.

— Пускай мальчика утопят в этом болоте.

Мадоке сделалось нестерпимо жаль несчастное дитя. И хотя сама она тоже была почти дитя, и даже еще не госпожа им, она нерешительно подала голос:

— Господин наместник, и ты, господин Сакамото, и вы, почтенные вассалы Котоямы Ичиро. Велико нанесенное вам оскорбление, но разве не уменьшит его то, что оружие ваше взял ребенок? Он не держал и в мыслях обидеть вас и даже не понимает, за что будет наказан. Пускай лучше он пойдет к знатному господину в услужение и проживет его слугой до скончания дней.

— Ваша невестка миролюбива и мудра. — Наместник слегка поклонился в сторону Мадоки. — Но по обычаю, госпожа, решение остается за тем, кому нанесли обиду.

Сакамото обернулся к ней и говорил уже мягче, но все еще непреклонно.

— Мой опыт показывает, госпожа, что люди не учатся на своих ошибках и любое прощение воспринимают как слабость. Если бы этот мальчик был сыном знатного человека, я мог бы взять его в услужение, и тогда его судьба была бы уроком для всех прочих детей. Но он оборванец из городской бедноты: сделав его своим слугой, я возвышу этого ребенка, так ли должно совершаться наказание? Всякий после того захочет досадить самураю в надежде сделаться его слугой, дурной пример это подаст детям. Нет, я не возьму его, и мое решение останется прежним: пускай мальчика утопят в болоте и пускай с наступлением утра всему городу станет об этом известно.

Только сказал, как двое слуг и старая Кин, полная сознания выполненного долга, потащили ребенка прочь из пиршественной залы. Мальчик больше не дрожал, но горько плакал, даже не пытаясь вырываться, и у Мадоки сжималось сердце. Она уставилась невидящим взглядом в миску перед собой, но есть ей больше не хотелось. Сколько ему было лет? Пять? Шесть? Он ведь даже не понял, за что его наказывают, не смог даже попросить о милости, потому как не знал, о чем и почему просить.

На душе сделалось тяжело и уныло, и Мадока до окончания трапезы бездумно ковыряла палочками рис. Когда служанка сообщила, что готова офуро для госпожи, она обрадовалась поводу покинуть спутников и, поблагодарив хозяев за угощение, поспешила на улицу.

Ей приготовили ванну в небольшой пристройке. Внешние стены дома ярко освещались лампами, но пристройка примыкала к основному строению почти в самом конце двора, и там было значительно темнее. В этой темноте почудилось Мадоке какое-то движение и послышался плеск воды. Но не той воды, что наливают в чан для купания, а той, что бежит тонкой струйкой из земли, питая исток.

На сердце было тяжело и тревожно. Казнь ребенка почти перед самой свадьбой показалась ей дурным знаком. Погруженная в мрачные размышления, Мадока едва не вскрикнула, когда из темноты двора кто-то выскочил на нее. Это был второй мальчик, приятель несчастного. Мадоке показалось, будто у него что-то с правым глазом, но в темноте трудно было понять, что с ним не так. Ребенок поклонился, но поспешно и небрежно, лишь бы соблюсти приличие, и произнес:

— Скажи, госпожа, ты не видела Дэйки, моего приятеля, ты нас заметила в коридоре.

Оглянувшись на служанок, который отошли от нее вперед, Мадока присела перед мальчиком и заговорила негромко:

— Послушай меня, дитя. Благородные господа весьма рассердились на тебя и твоего друга за то, что вы взяли их оружие. Боюсь, если ты снова попадешься им на глаза, они накажут тебя. Послушай моего совета: уходи поскорее и не появляйся в этом доме, пока мы не уедем.

Мальчик долго смотрел на нее, словно пытаясь осмыслить сказанное. Затем молча кивнул и отступил обратно в темноту. Мелькнула неясная тень в конце двора, и ночная тьма, наконец, скрыла его.