Машинное масло (гет)

Дым поднимался от заводских труб и заволакивал небо, расползаясь до самого горизонта. Под сплошной грязно-серой завесой, гасящей солнечный свет, в выцветших сумерках оскалились, словно переломанные зубы, руины. Чёрная копоть покрывала испещрённые трещинами и выбоинами остатки стен. Обломки бетона и стали и обгоревшие ошмётки тел устилали городские улицы.

Но Вельбридж не вымер. Исхудавшие собаки со свалявшейся шерстью искали в завалах останки тех, кому не повезло, а голодные люди копались в мусоре в поисках еды. Чумазые дети с погнутыми металлическими плошками набирали сочащуюся из разорванных труб ржавую воду. Выжившие собирались у едва тлеющих костров, протягивая руки к горячим углям.

Сложнее всего было не потерять человечность. Цепляясь за жизнь, одни готовы пойти на любые зверства, в то время как другие коротают ночи в холодных бомбоубежищах, молясь, чтобы их не нашли каннибалы и чтобы не началась очередная бомбардировка. Стрёкот винтов и рёв моторов неизменно внушали ужас в сердца, заставляя гадать: свои или враги?

Город защищать давно стало некому. Все силы бросили на защиту заводов, что возвышались за рекой и железным мостом, но и до нескольких из них добрался противник. Остальные продолжали работать день и ночь, и из всех жителей Вельбриджа лишь работники этих заводов могли спрятаться за толстыми бетонными стенами. Им давно уже не платили, потому как нечем было платить — они трудились за еду и кров, исправно поставляя на фронт оружие, технику и боеприпасы.

Ра́йнкерт шёл по разбитой дороге, обходя завалы, мимо больных и измождённый людей, под чьими взглядами грязная зелёная форма словно покрывалась той же копотью, что и всё вокруг, пропитывалась зловонием войны. Тяжесть винтовки на плече больше не приносила уверенности — ружьё потяжелело на целую тонну. Когда заканчивалось сражение и проходил боевой азарт, Райнкерт вновь попадал в реальный мир, догорающий в зареве собственной жестокости.

Сколько бы не прошло дней с последней схватки, Райнкерту всегда казалось, что на руках осталась липкая корка запёкшейся крови. Его одежда, волосы, он сам — всё его существо провоняло смертью, порохом и оружейной смазкой, а в глазах не осталось ничего, кроме раскалённого свинца. Война изменила его, и прежним ему уже никогда не стать.

В быстро меняющемся мире лишь одно осталось неизменным — место, куда Райнкерт возвращался сквозь шквал огня, кровь и боль. В мастерской между свалкой и загрязнённой отходами рекой жила та, кто заставляла Райнкерта бороться. Ради неё он держался, когда хотелось сдаться, когда был ранен и казалось, что надежды нет. Он держался, потому что знал: его ждут.

Райнкерт старался не смотреть на выживших жителей Вельбриджа. Слишком страшно было представить, что Рэ́льджелл, его дорогая Рэльдж, живёт в нищете и голоде. Он с горечью вспоминал её улыбку, озорной блеск в глазах, вспоминал, какой счастливой она была, когда выпадала возможность покопаться в новой незнакомой технике. Райнкерт отдал бы всё, чтобы ещё хоть раз увидеть Рэльджелл прежней. Такой, какой она была до войны.

Вельбридж резко обрывался перед мостом. Отвесный склон, ощерившийся кольями скал, уходил к вонючей чёрной воде, чем-то похожей на медленно текущую смолу. В реку сливали отходы с заводов. Порой брюхом кверху всплывала очередная рыба, не выдержавшая агрессивной среды. Есть её было уже нельзя, а ведь первое время именно она служила пропитанием людям. Мало кто умел охотиться, да и нарваться на хищников или каннибалов в лесу куда легче, чем в городе, и рыбалка долго оставалась единственным шансом на выживание.

Под ногами заскрипел грубо сваренный металл. Мост строили на скорую руку после того, как прежний обрушила «удачно» упавшая бомба, но в его прочности сомнений не возникало. По нему регулярно проезжали тяжёлые грузовики, и он выдерживал.

Пустота под мостом притягивала. Райнкерт не мог не взглянуть вниз, и тёмная река словно затянула его. Голова закружилась, а вместо скрипа моста и свиста ветра затрещали винты на крыльях самолёта, загрохотали пулемётные очереди в небе и взрывы авиабомб на далёкой земле. Юркий истребитель вновь петлял в седых небесах, выделывая опасные финты в попытке уклониться от трассеров очередей и сбить вражеский самолёт. Их отвлекли — почти всю эскадрилью, отчаянно защищавшую грузный бомбардировщик. Не защитили…

Райнкерт был единственным, кому хватило удачи и опыта в тот день уйти из-под обстрела живым. Лидер эскадрильи, самый опытный пилот в том бою, потерял не только неспособный маневрировать бомбардировщик, но и весь эскорт — несколько истребителей последней модели. Однако за ним остался последний выстрел. Он выполнил боевую задачу: уничтожил оставшихся противников.

Усилием воли Райнкерт заставил себя оторвать взгляд от пропасти и отбросить мысли о кровавых боях. Сегодня он приехал к Рэльджелл. Незачем омрачать первую за долгие месяцы встречу, которой он ждал день за днём, надеясь, что доживёт. Райнкерт так давно не видел её, что реальный образ померк в памяти, сменившись старыми воспоминаниями. По пути в мастерскую он представлял, что, стоит переступить порог, все ужасы останутся позади, Рэльджелл наконец улыбнётся, как прежде, и прижмётся к нему, будто нет никакой войны, никаких лишений и боли. Нет страха больше никогда не увидеть друг друга живыми.

Райнкерт остановился у тяжёлой двери, теребя в пальцах ключи. Больше всего он боялся не найти Рэльджелл. Что, если она погибла или ушла, не дождавшись его? Набравшись храбрости, Райнкерт провернул ключ в замочной скважине и, приоткрыв дверь, скользнул в полутёмный коридор. Вдоль стен выстроились заваленные деталями и разным хламом полки. Где-то в глубине мастерской гудел генератор. Дверь в конце коридора была открыта, из комнаты за ней лился тёплый электрический свет. Там, среди остовов недоделанных или нерабочих роботов, сидела на затёртом диване Рэльджелл. Перед ней стоял очередной полуразобранный робот со свалки. Разводной ключ походил на продолжение её руки, ловкие пальцы перебирали какие-то мелкие детали из механического нутра этой «консервной банки», как окрестил робота Райнкерт.

Он неслышно подошёл к двери и замер, не решаясь войти. Рэльджелл выглядела такой умиротворённой и в то же время сосредоточенной… Она ничуть не изменилась с их последней встречи. Райнкерт знал, что пересылаемых денег не хватает, но охота дала возможность Рэльджелл продержаться. Нет, не так. Не продержаться. Она жила лучше многих, потому что умела очищать воду и добывать пропитание. И ей не нужно было заботиться о ком-то, кроме себя.

С души свалился камень. С ней всё хорошо. Райнкерт вздохнул с облегчением, чем привлёк внимание Рэльджелл. Она сорвалась с места, схватила лежащее рядом ружьё и взяла Райнкерта на мушку. На мгновение удивление и радость промелькнули в её тёплых янтарных глазах, и она опустила оружие.

— Это… Это правда ты? — сорвался с бледных губ недоверчивый шёпот.

Райнкерт кивнул. Слова уже не требовались. Рэльджелл отложила винтовку, села на диван, приглашающим жестом позвав Райнкерта, и вернулась к работе. Раньше она встречала его куда теплее, но война выжгла её сердце дотла. Он не обижался.

Райнкерт лёг на диван, перекинув ноги через жёсткий подлокотник и положив голову на колени Рэльджелл. Мимолётно она провела рукой по его щетинистой щеке. От неё пахло мазутом, сталью и… машинным маслом. Этот немного резкий, врезающийся в нос запах Райнкерт любил всем сердцем. Там, на фронте, он напоминал о Рэльджелл.

Ещё до войны Райнкерт часто оставался с ней в мастерской, наблюдая за увлекающей её работой. Он не интересовался техникой, но только здесь мог увидеть, как «загорается» идеей нового проекта Рэльджелл, как она набрасывает и развешивает на стенах чертежи, разбирает на запчасти неисправные машины, чтобы собрать что-то новое. Райнкерт поддерживал её, когда очередной робот не работал, и делил с ней искреннюю радость, когда её создание «оживало». В его жизни не было ничего прекраснее, чем сидеть рядом с Рэльджелл, обнимая её и глядя, как умело она обращается со сложными механизмами.

И повсюду здесь пахло машинным маслом…