Desperation (джен)

Когда Спенсер в следующий раз появился возле камеры, было уже поздно. Ганнибал совсем его не ждал и был приятно удивлен, когда увидел его растрепанный вид.

Фиолетовые круги под глазами, похожие на синяки, стали темнее, волосы были влажными и в полном беспорядке, пальто оказалось насквозь мокрым, так же как его ботинки и забрызганные края брюк.

Спенсер провел руками по волосам и дернул за рукава рубашки — белой на пуговицах, поддетой под черный кардиган. Дрожащими пальцами — возможно, они замерзли из-за дождя, хотя Ганнибал подозревал, что причиной дрожи могло быть что-то еще — он быстро размотал тонкий фиолетовый шарф, и Ганнибал успел увидеть бледное, хрупкое горло, обнажившееся всего на мгновение, прежде чем Спенсер наклонил голову.

Продолжая молчать, Рид опять провел пальцами по влажным волосам, откинув локоны со лба, которые теперь торчали под странными углами. Ему потребовалось мгновение, чтобы собраться, прежде чем он положил руки на колени, нервно потеребив рукава рубашки.

— Уже очень поздно, Спенсер, — сказал Ганнибал, с любопытством смотря на него. — Не ожидал увидеть вас так скоро.

— Я не собирался приходить… — слова звучали немного неуверенно и неровно. Ганнибал никогда не видел Спенсера таким взволнованным. — М… моя команда здесь, — продолжил Спенсер. Его взгляд был сосредоточен на собственных пальцах, судорожно сжимающих рубашку. — Мы работаем над делом…

— Я все еще в замешательстве, Спенсер, — мягко произнес Ганнибал, не желая спугнуть его. — Вам нужна моя помощь?

— Нет, — резко ответил Спенсер, наконец-то подняв на него глаза. — Нет, это не... Нет.

Ганнибал решил, что ему нравится наблюдать за взволнованным и потрясенным Спенсером. Он впервые видел, как тот почти полностью вышел из себя, ему доставляло удовольствие ощущать панический, застывший в широко раскрытых глазах страх. Даже если причиной этого был не он.

Спенсер зарылся лицом в ладони и покачал головой, делая рваный шумный вдох.

— Я не знаю, зачем я вообще здесь…

Изящные руки и рассыпавшиеся локоны скрывали его лицо, а худое тело дрожало, словно вот-вот взорвется. Ганнибал позволил себе дикую, голодную ухмылку, которую Спенсер не мог видеть.

Это было такое красивое, завораживающее зрелище, и Ганнибал просто обязан был узнать, что стало тому причиной.

— Спенсер, — Ганнибал говорил очень тихо, и если Рид и узнал ровный, спокойный тон психиатра, то комментировать это никак не стал. — Я не пойму, чего вы ждете, если вы не поговорите со мной.

Очень медленно Спенсер отнял руки от лица и уронил их на колени. Ганнибал наблюдал, как его правая рука взвилась вверх и ухватилась за локоть левой, длинные пальцы впились в ткань рубашки. То, как он держал себя, выглядело болезненно.

— Я не хочу разговаривать…

— Тогда чего вы хотите, Спенсер? — в этот момент Ганнибалу было искренне любопытно. Что-то явно испугало его Спенсера, и что бы это ни было, оно разъедало его, грызло его сознание.

Ганнибал солгал бы, если бы сказал, что ему не понравилось, как Спенсер в ситуации, когда ему стоило обратиться в больницу, сразу побежал к нему. Возможно, Спенсер еще не отдавал себе в этом отчета на сознательном уровне, но, по крайней мере, подсознательно он начинал ему доверять.

— Я… — Спенсер замер, неуверенно поджав губы. — Я… Я не знаю. Я должен… Я не должен был приходить. Я должен уйти…

Он уже встал, готовый в любой момент покинуть Ганнибала, но тот не мог этого допустить. Он не собирался упускать эту блестящую возможность. Уязвимость Спенсера кричала в нем, умоляя воспользоваться ею, и Ганнибалу нужно было удержать его. Достаточно долго, чтобы он заговорил.

Пока Спенсер снова оборачивал тонкий шарф вокруг горла и наклонялся, чтобы поднять пальто, Ганнибал изучал его более внимательно, более откровенно, чем обычно, боясь спугнуть.

Спенсер был весь мокрый от дождя и все еще дрожал. Он не спал по меньшей мере два дня, судя по темным кругам под глазами. Кожа покрылась тонким слоем пота. Ганнибал чувствовал его запах. Спенсер и так не отличался здоровым видом, но сейчас его кожа выглядела откровенно плохо. Пергаментная, плотно обтягивающая кости. Вместе со сном он потерял и вес. На его лице была смертельная бледность, а судорожно сжатые руки продолжали возиться с намокшим от дождя пальто.

В этот момент Ганнибал понял, что его интерес к молодому агенту Спенсеру Риду, который уже направился в сторону выхода, лишь усилился.

— Что стало причиной тяги? — спокойным голосом спросил Ганнибал, будто сам прекрасно знал ответ. Он усмехнулся, когда Спенсер замер. Дыхание Рида участилось, пальцы вцепились в пальто, губы дрожали. — Место преступления? Тело? Кто-то вам навредил? Или это был кошмар?

Медленно, очень медленно Спенсер повернулся и пошел обратно к раскладному стулу. Однако на этот раз он не стал снимать пальто или садиться. Он просто стоял и смотрел на Ганнибала широко распахнутыми испуганными глазами.

Ганнибал молчал, ожидая, пока он не начнет говорить. Спенсеру потребовалось много времени, чтобы наконец-то скинуть с себя оцепенение и сесть. Его прелестные губы были по-прежнему плотно сжаты.

— Я был чист почти год… — слабым, сиплым голосом отозвался Спенсер и быстро отвернулся.

Он ждал, что Ганнибал, как и любой другой человек, знающий о его пристрастии, осудит его. Сам Ганнибал подозревал, что от команды профайлеров довольно трудно скрыть какую-либо зависимость. Ему было интересно, как они отреагировали на Спенсера.

Ганнибал сомневался, что они станут осуждать его, если увидят его таким ранимым, уязвленным молодым человеком, каким он был на самом деле. Скорее, они его пожалеют.

Спенсеру это было не нужно, и было совершенно очевидно, что он этого не хотел.

— Вы боитесь, что поставите под угрозу свою рассудительность, — сказал Ганнибал, его слова были по-прежнему ровными и спокойными. — Вы боитесь, что это покажет вас слабым.

Прошла секунда, и Ганнибал улыбнулся, когда его слова и то, как он их произнес, четко отпечатались в сознании Спенсера. Он увидел, как тот все понял: его губы слегка приоткрылись, а брови гневно нахмурились. Из потрясенного и испуганного он очень быстро превратился в рассерженного.

— Я не ваш пациент, доктор Лектер, — жестко сказал Спенсер. Было похоже, что он пытался убедить в этом самого себя, а не Ганнибала.

— Разумеется, нет, — Ганнибал по-прежнему говорил мягко, словно успокаивая его. Он сдержал ухмылку, когда Спенсер разъяренно сжал кулаки. Рид явно не хотел, чтобы его опекали или обращались с ним, как с ребенком. — И все же в трудную минуту вы пришли ко мне, а не к одному из своих друзей...

При этих словах гнев Спенсера стих. Он опустил голову и тяжело вздохнул.

— Я не могу сказать об этом своей команде...

— Потому что они посчитают вас слабым, — припечатал Ганнибал. — Они будут думать о вас хуже.

— Нет, они не… я… Да.

Его голос прозвучал совершенно разбито. Ганнибалу не нравилось служить жилеткой только потому, что у кого-то просто не было других вариантов, но на данный момент он был очень даже рад.

— Я не думаю о вас хуже, Спенсер, — заверил его Ганнибал.

Спенсер в ответ горько рассмеялся.

— Это утешает, — пробормотал он. — Серийный убийца не считает меня ужасным человеком из-за пристрастия к наркотикам.

Ганнибал улыбнулся, вспомнив своего Уилла. Спенсер обычно не разделял тягу к язвительности Уилла — он был гораздо более сдержанным и мягким человеком, — но каждый из них нес в себе столько чувств. Было очень интересно наблюдать за игрой этих чувств на лице Спенсера.

Зная, как много он впитывает и хранит в себе, Ганнибал не удивился, что у Спенсера развилась зависимость. Ведь наркотики помогают облегчить боль от жестоких воспоминаний и мучительных кошмаров.

— Вы не можете говорить об этом со своими коллегами, но понимаете, что должны обсудить это хоть с кем-то, и поэтому пришли ко мне.

Спенсер сначала замялся, но потом все-таки медленно кивнул.

— Так поговорите со мной, Спенсер, — тихо сказал Ганнибал.

Когда Рид снова засомневался, Ганнибал наклонился вперед, пристально посмотрев на него.

— Что вызвало вашу тягу на этот раз, Спенсер? Почему вы сопротивляетесь?

На мгновение показалось, что Спенсер не собирается отвечать, но затем он сделал судорожный вдох и закрыл глаза.

— Последний месяц я ходил… на собрания анонимных наркоманов… из-за тяги, — его голос дрогнул на слове «тяга», а горло свело судорогой. Однако руки его, хоть и дергались, но не так уж и сильно. Ганнибал наблюдал, как Спенсер то сжимал их в кулаки, то расслаблял. — Но это дело... Я не уверен... Просто то, как были изуродованы их тела...

И Спенсер заговорил, да так много, что Ганнибал был поражен. Голос его трещал и звучал очень странно, словно он пытался сдержать все переполнявшие его эмоции, которые выплескивались из него при каждом слове.

Ганнибал впервые увидел так много Спенсера Рида. Он никогда раньше настолько отчетливо не вдыхал острый запах его страха и отчаяния. Это была одна из самых прекрасных вещей, которые Ганнибал когда-либо наблюдал, и он больше всего на свете хотел узнать, каков на вкус Спенсер Рид — со всеми его нахлынувшими, жаждущими, отчаявшимися чувствами.