За горным туманом (гет)

Дьегаррон откинул полог палатки, но внутрь входить не стал, ожидая разрешения.

— Что у вас, Хорхе? — нетерпеливо бросил Рокэ.

Задерживаться в ставке возле Кольца Эрнани смысла больше не было: он планировал выдвинуться на Север и пойти на соединение с Лионелем, хотя, согласно недавним донесениям, тот уже покинул Бергмарк.

— К вам корнет Жюльен Роже с личным посланием от герцога Эпине.

Забавно, с чего генерал Дьегаррон принялся исполнять обязанности порученца.

— Пусть войдёт, — отрывисто приказал Рокэ.

Вряд ли Робер сможет сообщить ему что-либо важное: беженцы пересекли Кольцо Эрнани в середине Летних Молний, значит, в самом лучшем случае вдовствующая королева сейчас обустраивается в Старом Эпине. Женщинам всегда требуется время, так много времени... И, зная Катарину, можно с уверенностью утверждать, что она не отпустит от себя возлюбленного кузена, если в её спальне не будут перестелены ковры и заменены старые занавески. И преданный чудак, столь внезапно воспылавший братскими чувствами, не оставит её, пока не удовлетворит все её прихоти. Знакомиться с новостями о дамских капризах решительно не хотелось. Эпине должен присоединиться к армии, и как можно скорее, а вместо этого он шлёт корнетов с какими-то посланиями.

— Разрешите, господин Первый маршал?

Корнет Жюльен Роже, вытянувшись по струнке, подал ему дорожный футляр для писем, скреплённый печатью с молниями. Совсем ещё мальчишка — безусый, высокий, худощавый. И ни капли не смахивает на уроженца Эпине — бледная кожа, а из-под шляпы выбивается тёмно-русая прядь. И на миг Рокэ почудилось, что перед ним совсем иной человек: он сам закрыл ему глаза, позволив себе последнее прощание, которого Окделл вовсе не заслуживал.

Рокэ быстро просмотрел первые строки письма: всё было примерно так, как он и ожидал — вдовствующая королева скорбит о своей утрате и о собственном несчастном заблудшем народе; а к принцу Октавию приставлены две кормилицы. Эти месяцы Катарина желала бы провести на родном юге, а позже, если здоровье маленького принца позволит, воссоединиться со своими возлюбленными детьми, а также дражайшей сестрой Георгией и братом Рудольфом в Старой Придде. Разлука для неё невыносима... Что ж, и это немудрено: близость к Ноймаринненам значительно укрепит её положение — после гибели Фердинанда и пребывания в захваченной самозванцем столице ей как никогда нужна надёжная опора. Всё лучше, чем под крылом мятежника, пусть и прощённого. По крайней мере, Рокэ был уверен, что бывшая королева Талига рассуждает именно так.

Итак, неугомонная Катарина Оллар собирается путешествовать зимой по охваченной войной стране? Не самая здравая идея: Роберу стоит употребить всё своё красноречие и убедить её, что нынешний Талиг — неподходящее место для дальних прогулок царственной особы с не менее царственным младенцем. Сейчас Рокэ напишет ответ, пусть Робер делает что хочет, но думать об эскорте для Катарины в то время, когда каждый проверенный офицер на счету...

Рокэ прищурился: день был по-осеннему блёклым, и он поднёс письмо поближе к свече, чтобы рассмотреть вязь бегущих по нижней кромке листка букв, выведенных уже совсем другим почерком: "Господин регент, прошу вас оказать подателю сего письма всевозможное содействие. К."

— Так вы и есть "податель"? — Рокэ обернулся к доставившему послание корнету Роже, так и замершему, словно игрушечный солдатик, у входа в маршальскую палатку. — А ну-ка, подойдите к свету.

Да, а ведь он и вправду игрушечный... Слишком тонок и строен для юнца восемнадцати-девятнадцати лет, узкие плечи, упавшая на лоб вьющаяся прядь, которую "корнет Роже" то и дело пытался упрятать под шляпу. И руки — он явно не знал, куда их девать, постоянно порываясь сложить их чуть ниже живота. Так часто делают женщины, привыкшие сжимать в ладонях книжку, букетик цветов или молитвенник. Серые глаза... слишком большие, испуганные; длинные тёмные ресницы, высокие скулы — почти как у брата...

— Чем обязан, герцогиня Окделл? — очень тихо произнёс Рокэ, делая шаг вперёд.

Но "корнет Роже", глубоко вздохнув, внезапно опустился перед ним на колени, вероятно, полагая это наилучшим объяснением.

— Что... — в первый момент он опешил, но тут же опомнился, на миг сжал тонкие запястья, скрытые грубым сукном мундира, недвусмысленно побуждая её подняться. — Уверяю вас, герцогиня, я не икона в эсператиской молельне и вовсе не стою преклонения.

— Я прошу вас... — надо же, а упорная девушка даже и не подумала встать с колен, разве что подняла на него исполненные грусти дымчатые глаза, в которых, как он с облегчением отметил, не было ни слезинки. — Я умоляю вас — помогите мне вернуть Надор.

— Вернуть Надор?

У него не было времени удивляться: женские мольбы, женские слёзы, прерывающийся от рыданий голос, скомканные кружевные платочки в дрожащих пальчиках, закушенные губки — то, что он ненавидел всей душой. И если Айрис Окделл пока ещё владеет собой, кто знает, что взбредёт ей в голову в следующий момент?

— Больше никто. Никто не поможет. Кроме вас. Я знаю, — упрямо повторила она.

— Вот что, — Рокэ отступил на пару шагов, неосознанно увеличивая расстояние между собой и коленопреклоненной герцогиней. — Вы немедленно встанете и присядете к столу. Только в этом случае я готов обсуждать с вами Надор, промысел Создателя, красоты Южного Эпине или здоровье младенца Октавия. И всё, что вы пожелаете.

Убедившись, что Айрис Окделл последовала его настойчивой просьбе, Рокэ откинул полог палатки и потребовал принести завтрак — для себя и "корнета Роже", проделавшего неблизкий путь и доставившего важные сведения.

— Бутылку "Девичьих слёз"? — уточнил Мануэль, стараясь не выдать своего любопытства, вызванного необычным поведением маршала и его странной просьбой.

— Именно. Наш юный друг предпочитает начинать день с менее крепких напитков, — холодно пояснил Рокэ. — Для меня — как всегда.

— Будет сделано, господин Первый маршал, — отсалютовал ему молодой кэналлиец, бросаясь исполнять приказ.