Печать (гет)

В просторной светлице, у странно большого для нынешних времён окна, сидел на стуле, более похожем на трон, мужчина, по виду явно поживший и много повидавший на своём веку. Перед ним стоял стол с наклонной столешницей и парой полок — по дальнему от мужчины краю этой самой столешницы.

Маг Вран тихохонько втайне гордился этим столом: сам сработал, руками. Когда-нибудь в будущем такой стол назовут конторкой, а пока... На верхней полке стола стоял светец, в который вместо лучины был вставлен цветок кандидуса, который, будучи правильно заготовлен, при касании его палочкой — да-да, волшебной палочкой — начинал довольно ярко светиться.

На столе были разложены свитки бересты, пергамента и даже папируса. В руках Вран держал свиток, не распечатанный потому, что восковая печать на свитке ему не нравилась: не любил он хозяина печати, лежала меж них давнишняя ссора. Да ладно бы просто повздорили, но причиной ссоры была девица. Силою была взята Инга, к тому же в храм Христов ходила, вот и не стерпела позора. Вран отел отомстить, да батюшка запретил, а чтобы дурь из головы повыветрить, отправил на Руян-Остров. Там в то время замятня⁽¹⁾ вокруг Руяна шла полным ходом, и кто с кем и против кого дрался, мало кто понимал. Когда же Вран добрался через все сечи и драки до Арконы, то обнаружил дымящиеся руины.

Вернувшись домой, Вран смог привести с собой молодого жреца из младших — совсем мальчишка, да ещё и просталь. Собственно, сам Вран был ненамного старше спасённого. Но он был маг и не из слабых, ведь семнадцать лет у магов неспроста считается совершеннолетием. Мальчишку отец к волхвам свёл. Добра Вран тоже не привёз особо, книги храмовые только, целых четыре и одна из них золотом тиснена.

А за первым походом по батюшкиному настоянию последовал и другой, на восток, и третий на юг, аж до Бухары и Самарканда доходил, а также и в Царьграде бывал, великий город. Там-то, в Цареграде, Вран ногу и оставил: не любили тамошние клирики чернокнижия, тем более, если сами его выдумали. Но он вырвался и вернулся в дом отца, а теперь свой дом.

Конечно, после бурных на драки и приключения походов его детская, по сути, влюблённость поостыла, но... Нелюбовь к князю тлела уже больше полусотни лет. И ведь семья есть, и жену любил пуще жизни, и детей вырастил после того, как она умерла. А всё помнил Ингу, будто вчера виделись на торгу, настолько лицо девушки впечаталось в память.

И вот она, печать. Оба уже, почитай, старики — опыт, раны. Годы прошли, любовь прошла, а вот нелюбовь не проходила. Но и князь Гюргий просто так писать не будет, а на свитой и запечатанной бересте было чётко нацарапано "Врану". Не сломать печать, князь узнает. Он тоже многое мог, как и многие потомки Игоря Старого. Сломать — опять же узнает, и тогда не отнекаешься, мол, знать не знаю, ведать не ведаю, о чём писано.

Маг сидел, откинувшись на спинку резного стула.

"Да, не надо было ломать печать".

Степь, великая степь пришла. Со слов Велибуда, рязанского кудесника, Гюргий писал, что Рязани и вовсе нет боле. Верховодили среди степняков какие-то моголы, кто это? В своё время Вран погулял добре и доходил аж до Согды, и про моголов там не слыхивали. Значит, откуда-то ещё восточней пришли. Хотя, судя по написанному, с ними много и других племён пришло. Даже бродники, кои и вовсе языка славенскому родственного.

И что теперь делать ему Врану, как поступить, когда помощи просит твой враг?

Внизу, у лестницы, ведущей к верхним покоям терема, послышались весёлая перебранка и топот бодрых шагов, один из поднимающихся был явно на каблучках. Верея с братцем пожаловала. И хорошо. Деточки.

Вран положил голову на мягкую спинку стула и прикрыл глаза. Мать этих двоих умерла почти сразу после родов. Белую лихоманку, проклятие тумана, заметили, уже когда живот был большим и что-то делать было поздно. И как выносила-то и сколько сил на то положила, но родила. Верея оказалась сильной кудесницей, могущей вызвать ливень по летней жаре или вьюгу по зиме, а вот братец её Салазар от сестры как златокузнец от бронника отличался. Силой не брал, скорее, точным уколом и изворотливостью своё возьмёт, нежели ударом воздушного молота. И имя ему в его черёд по пращуру перешло.

Салазар Змееуст пришёл от дрегвы, а туда с Руяна. А на Руян-остров — с острова семи королевств. Великий был маг. По слухам, смог подчинить самого короля змей. Вран читал описание похождений Салазара. Его восторг от знакомства с болотами, протянувшимися от Полоцка почти до Ладоги, с перечислениями трав и гадов болотных был изложен в большом гримуаре среди других интереснейших писаний. Ведь прошёл Салазар немало и сделал много. А вот почему ушёл от дела учительского и "скуллию" бросил, не написал. Правда, Вран и сам мог прикинуть, чего стряслось такого, что такой могучий кудесник всё бросил и ушёл куда глаза глядят. Слыхали и у нас, что на Туманном острове святоши новой веры крутёхонько взялись порядки свои наводить, и уже как лет двести продыху от них нет, а как сладить с ними, коли все их аделиники враз поддерживают. А уж когда и твои друзья в паству ушли, то...

А на Ладоге, на Лунном Торгу, встретил сей магик Горимиру Среброликую, внучатую племянницу князя Вольги. Змееуст не мог не заинтересоваться Горимирой. Ведь, по слухам, мать Вольги зачала его от самого Великого Полоза. Сам князь был силён в колдовстве и, как говаривали, мог и девять клинков осилить и ходить после этого под луной в меху от первой звезды до последней. А и на него коготь наточен оказался, прокляли, и стал он ещё и щукой ходить. Поначалу, говорили, на пользу себе в рыбу лютую перекидывался, да всё одно пересилило его проклятие — и ушёл в проруб под лёд. Но и там оказался силён, рыба вроде ан нет, но разумен был и речист. Наветника сам нашёл, да покарать не смог. Тут-то Салазар и просватался. Ну и добро получил, коли помочью сподобится.

Вот от Салазара того и Горимиры род Врана и повёлся. Не особо древен род, но и двух сот с лишком лет не мало. И каждого третьего первенца Салазаром наречь заповедано.

Вран посмотрел на дверь, которая вела на лестницу.

"А ведь правда, мне на первый поход семнадцать зим было, и ништо, отправил батюшка ума разума набираться да силу тешить, и то справился ведь. А Салазару тоже семнадцать, пора бы и мир посмотреть". Только одно никак не вязалось в планы: Верея от братца не отстанет, и вряд ли её можно будет просто отговорить.

В дверь постучали, и Вран, положив на стол свиток, поднял глаза на вошедших, не дожидаясь дозволения, детей.

Верея статная, хоть и среднего роста. Темно-русая коса и материны серо-стальные глаза, которые, впрочем, могли и поменять цвет на почти чёрный во гневе. Улыбчивая и сильная, и кудесница каких поискать. Да и обычная, что называется, женская магия на месте. Ямочки на щеках играли, бровки подняты, глазищи стреляли на погибель парубкам.

"Хороша доня. Стоит сейчас скромница, глазки в пол".

— Звал, батюшка?

— М? — Вран поднял бровь.

— Ну так думал, — утвердительно сказал Салазар, — отец, ты слишком громко думал, что-то стряслось?

Его ироничный взгляд не раз доводил до белого каления гостей на Лунном торгу. И вот ведь не сказать, что Салазар был задиристым или лез на рожон, но... Он был жёстким и насмешливым над недругами и не чурался правду-матку в глаза, и драки не боялся. Хотя назвать Салазара богатырём вряд ли было можно.

Был он росту чуть выше среднего и неширок в плечах, даже можно сказать, утончённый был, но вот силой не обижен. Тёмно-синие глаза на узком лице смотрели спокойно и насмешливо на любого, не глядя на чины и силу. А ещё Салазар был воистину повелителем змей. Точнее, будет. Но и сейчас он мог чувствовать змею на расстоянии и общаться с ней мысленно. Да, все маги в роду Врана были змееустами, но Салазар переплюнул всех, правда, он мог чуять и мысли других магов, но чёткие и связные мысли, а змей он чуял всегда и даже спящих. Он знал, где в лесу под снегом спало кубло змей, и различать их сны. И сила его только росла год от года.

— На, прочти, — сказал Вран, протягивая сыну свиток с княжьей печатью.

— И чего он хочет? — с кривой улыбкой спросил Салазар. — Чтобы ты пришёл и всех татей разогнал?

— Сын, — Вран поднял брови, — до конца читай.

— А-а, вона как, — пробормотал Салазар, — он всех кличет, до кого дотянуться может.

— Батюшка, — напомнила о себе Верея, — а мне можно? Там ведь наверняка лучшие соберутся.

— Драка там будет, — со вздохом пояснил Вран, — негоже, поди, девке-то.

— Я посмотреть на собрание хочу, — заговорила Верея, чувствуя, что отец не особо против, — там ведь лучшие люди из наших будут.

— Ну, — Вран посмотрел на Салазара, — берёшь сестру, аль пусть дома рукоделием занимается?

— Ну-у, — протянул Салазар, глядя в потолок и бровями изображая бурную работу мыслей, — посмотрим, будет ли слушать, что скажут.

— Ах ты, — последовал шлепок ладошкой по спине брата. — Зар, я тебе пригожусь, сам знаешь.

— Ага, озеро это, может, высушить надо будет, — сила Вереи часто была предметом гордости семьи, и шутки из-за попадающей в забавные истории сестры, были обычным делом, — придётся взять.

Вран покачал головой, он не сомневался, каким будет решение Салазара. Брат и сестра друг друга здорово дополняли и поддерживали.

— Чую, тяжко там будет всем, — сказал отец, да, похоже, уже оперившимся чадам, — так что берите припас на разный случай. Верея, ты зелья подготовь, ну там кровь затворить, силы прибавить и разное всякое. Там раньше городище-то невеликое стояло, но кто знает, места лепые, так что и народишку, поди, прибавилось, и отстроить терем какой смогли за сё время. Сами, поди, увидите да разглядите поближе.

Вран задумался, вперив взор в пламя очага.

— И кто знает, глядишь, и тикать придётся, так что к ступам помела берите, шибче скорость. Да и брёлку возьми берёзовую с сувелём, а то, может, и лешего поднять пригодится.

— Так спят же, — удивился Салазар, — зима началась, снега вон по колено.

— Вот и возьми брёлку, — сказал Вран с улыбкой, — легче поднять будет лежебок.

1) Замятня (устар.) — смута, волнение.

Вернуться к тексту