Сомы на льду (джен)

— Это первый и последний раз, Касл, когда я участвую в подобной авантюре!

— А кто сказал, что авантюры — это скучно? — и Касл придвинул к Беккетт громадную банку попкорна. — И всего-то отсидели первый тайм, а меня уже тыкают шпилькой в бок!

— Я ещё и не начинала даже! — и нервным движением головы Кейт отвергла лакомство. Правда, Касла пассаж ничуть не смутил, и он запустил в банку всю пятерню. Зачавкал, довольно причмокивая, захрустел, жадно забулькал кока-колой, а Беккетт, приложив к глазам маленький полевой бинокль, лишь недовольно поджала губы. Каким же надо быть прохиндеем, чтобы затащить её сюда! Ещё и жрать при этом поп-корн в три горла...

...ффау! — истошно взвыла сирена, обозначая гол, и арена взорвалась эмоциями. Это было тотальное безумие, вселенский бедлам, пир до извержения Везувия, и где-то даже круче: трибуны свистели, пищали, орали и улюлюкали, махали вымпелами и шарами, дудели в вувузелы, подбрасывали бумажные колпаки и неистово, безумно обнимались. Ещё бы — их команда, любимица публики и спонсоров, очередной раз не подвела: обласканная деньгами и титулами, молниеносная, импульсивная и продуктивная, она рвала соперников, как тряпку, и счет забитых шайб неуклонно повышался. И для Беккетт было громадным потрясением узнать о такой вот скрытой страстишке Касла, по милости которой (как оказалось — не только!) ей пришлось высиживать с затычками в ушах. Хотя внешне, надо сказать, детектив от фанатов не особо отличалась: хлопковый шарфик чёрно-шафранной расцветки, клубная ветровка в тех же тонах и даже несколько филигранных мазков грима на лице. В отличие напарницы, которая сидела скромнее скромного, Касл вёл себя правильно: хлопал в ладоши при опасных голевых моментах, пронзительно присвистывал в два пальца и почище бродяги матерился при каждом промахе. И даже брызгал слюной на Кейт, обсказывая свои эмоции, а Беккетт приходилось это терпеть, потому что дело — есть дело, а дурака повалять может и кто-нибудь один из них...

— Черт! — загоняя в себя недовольство простецкой удалью Касла, Беккетт на секунду смежила веки, стараясь не отводить окуляров с той стороны трибун — её внимание было приковано к скамейке запасных: напряжённой глыбой, с правого края, её застолбил один из игроков аутсайдеров, и к нему, тесным проходом между бортиком и остальными игроками, пробирался массажист в униформе. Худощавый и низкорослый, со спортивной сумкой на плече и полотенцем на шее, подойдя, чувак склонился к хоккеисту, частично заслоняя обзор, и игрок лишь вяло указал на своё левое предплечье. Набитая чем-то сумка тут же опустилась на пол, массажист сместился чуть правее, и его руки уверенно задвигались, разминая натруженные мышцы игрока. При этом диалог мужчин не прекращался, и Беккетт сказала бы даже, что общение было неприятным: таким напряжённым, злым и недовольным выглядело лицо хоккеиста. И в этом, в принципе, ничего странного или предосудительного не было, если бы не скороспелая инициатива и витиеватые измышления Касла накануне игры.

Сначала он тупо выспорил их совместный поход, и уже на матче, в очередную игровую паузу, загадочно поведал ей о том, что они, вообще-то, оказались на трибунах не просто так. По факту, их присутствие здесь связано именно с этими обоими парнями, хоккеистом Стюартом и массажистом Крисби, на которых сейчас детектив и пялилась, и, по всей видимости, эти чуваки — далеко не последние фигуранты их очередного дела, весьма странного и запутанного, связанного с подкупом чиновников, нелегальным тотализатором и даже пятёрочкой сопутствующих трупов. И несмотря на отсутствие против парней каких-либо улик, в момент посерьезневший Касл расписал перед ней, Беккетт, целую теорию об их возможной причастности, которая, если как следует поразмыслить, имела-таки под собой некие основания...

И вот напарники уже присутствуют на "важном" полуфинальном матче, восседая в среднем ряду "красного" сектора, почти у самого прохода, и её, Беккетт, уже конкретно ломает и корёжит от этой шумной, бездушной толпы, от этих машущих руками фанатов, их криков и мельтешения спин перед глазами. Вот сейчас бы кофе ей не помешал, но вместо этого приходится довольствоваться ароматами приторной кукурузы, ядреного пота и резко пахнущей мужской косметики. И ладно бы только этим, но почему вдруг рядом с ними так резко и отвратно пахнуло сырой рыбой? Они ведь не на рыбном рынке, не в восточном ресторане, и эта, вплоть до ряби меж лопаток характерная вонь здесь абсолютно неуместна. И, судя по всему, рыбой тянет как раз из прохода между рядами, где, на одной линии и буквально в трех-четырех ярдах от них, в толстовке расцветки аутсайдеров, застыл какой-то смуглолицый парень, держа в левой руке синтетическую, явно увесистую сумку: так сильно натянулись её лямки. Кейт даже тряхнула чёлкой, надеясь, что ей всё это чудится, но Касл, уловив страшную гримассу недовольства на лице напарницы, среагировал мгновенно:

— Что?

— Не понимаю, — Кейт недовольно скривила губы. — И в каком же это неочевидном месте должны пересекаться фанаты хоккея и маститые рыболовы, а?

— А, ты про это? — все понимающий и проницательный донельзя Касл ткнул пальцем в странного чувака, что напряжённо и пристально разглядывал лёд. — Готов поспорить на раздевание или на поход к проститутке, что у него в сумке — сом!

— Сом? — скарбезный намек Кейт намеренно пропустила мимо ушей. — А причём тут хоккей?

— А при том! Ведь это же так близко! — неимоверно оживился Касл, мечтательно закатывая глаза. — Когда-то у другой команды не было истории, на которую можно было бы опереться. Как не бывает её у грязи под ногами, и поэтому фанаты вдохновенно "сплагиатили" у соперников некую традицию — те метали на лёд осьминогов для поддержки своих игроков. Да-да, самых настоящих, с чернилами и щупальцами, и сия традиция поддержки восходит примерно к началу XXI го века, потому что рыба с большими усами на нашем юге куда популярнее головоногих. Правда, от этого традиция поддержки себя не изжила, и в таких фанатских делах необходимо быть перфекционистом: чтобы бросить на лёд увесистого хищника, требуется немало физических усилий и прочих ухищрений — частички сомов и осьминогов так прилипают ко льду, что портят игровую поверхность. Да и споткнуться о сома, будучи с клюшкой и на коньках, я лично тоже не хотел бы. Вот почему охрана комплекса сечёт такие моменты и старается их пресечь. И это представление ты сейчас узреешь воочию! Смотри же туда, Беккетт! Внимательно!

Теперь они оба, пристально и плечом к плечу, наблюдали за чуваком, в свободной руке которого вдруг появился телефон. И парень уставился на его экран, нервно покусывая губы, пока, видимо, не прочёл нечто важное для себя. И в один момент сумка оказалась прижатой к груди, а вся напрягшаяся фигура потенциального метателя говорила о готовности к молниеносному броску...

— Разреши! — Касл вдруг быстро, но аккуратно перехватил бинокль у слегка опешившей Беккетт. — Вряд ли наш спектакль — это бенефис!

И наводя окуляры то на один сектор трибун, то на другой, жизнерадостно, изобретательно захихикал, ерзая на одном месте и изрыгая невнятные, но бодрые междометия.

— Да! О, черт! О, Господи! О, Святой Януарий! О, все девственницы мира! Как я и думал: он здесь не один! Беккетт, ты только посмотри! Сейчас что-то будет! — и сунул бинокль презрительно скривившейся напарнице.

Она нехотя, с непроницаемо-скептическим видом, перехватила бинокль, поднося его к глазам, и тут раздался пронзительный свисток рефери: игра была приостановлена, а временно никому не нужная шайба отправилась за дальние от напарников ворота. За ней, взрезая лёд, привычно устремился судья, голкиперы ненадолго расслабились, и фигуры игроков с клюшками наперевес распрямились в свободном скольжении. И вроде бы ничего странного или необычного, но тут наблюдаемый соратниками парень вдруг сорвался со своего места и дикими прыжками, рискуя повредить себе лодыжку, сбежал к самому краю ледового поля. Охранник в сиреневой униформе, дежуривший неподалёку, крикнул что-то и метнулся было наперерез, но мощный, импульсивный толчок поверх прозрачного барьера выбросил на поле осклизлую тушку сома. Тёмно-серое увесистое тельце взмыло в воздух и, описав крутую дугу, спикировало практически на спину одного из игроков, оставив на униформе характерный клейкий след. И вновь раздался тревожный свисток, но уже не один, а множество: охрана попыталась скрутить метателя, но чувак, отбиваясь от цепких рук, уже что-то радостно горланил, раз за разом выбрасывая руку вверх и раскачиваясь на одном месте...

Но, как оказалось, это была только прелюдия, и не успела Беккетт высказать своё суждение, как по сторонам арены, у нижних рядов секторов закрутилась кутерьма: фанаты соперников, работая локтями и плечами, пробивались сквозь охрану, подтягивая к груди свою нелёгкую ношу, и снулые, безразличные сомики, один за другим, полетели на гладкий лёд, шмякаясь и чуть не сразу прилипая.

И трибуны грохнули ураганными эмоциями, скандируя невообразимое и задувая в вувузелы, и пока охрана вылавливала метателей, а арена потешалась над "беспределом", игроки уже подковыривали клюшками влипшие в лёд рыбьи трупики, поддевая помеху на кончики, чтобы в итоге сдвинуть к бортам. Затем на лёд выскочили помощники и начали подбирать сомов. И столько было неприкрытого отвращения и человеконенавистничества в выражении их лиц, столько было неуклюжей брезгливости в обращении с рыбой, что выскальзовала из рук и снова падала, что Беккетт заулыбалась помимо своей воли. И это было настолько комично, настолько неожиданно и нетипично, что Кейт открыла было даже рот, для восторженного возгласа, как вдруг заметила довольный и с лёгкой, понимающей усмешкой взгляд Касла, что так пристально смотрел на неё. И тут её брови, решительно и строго, сошлись на переносице.

— Что, не понравилось? Как по мне: сомы на льду — это просто класс! — и Рик продемонстрировал оглушительную, кратковременную овацию, но Беккетт, чтобы не спалиться, лишь презрительно сморщила носик.

— Фи! И я тоже, не хотела бы споткнуться на дохлой рыбе и ещё меньше хотела бы таскаться с ней под мышкой!

— Это потому что ты не фанат! — устраиваясь поудобнее, Касл поерзал в кресле с непередаваемо хитрющей гримаской. — Однако видимая страсть к хоккею должна помочь нам в нашем общем деле. Обещаю не бросать рыбу на лёд и не бить бездарного арбитра, но собираюсь действовать в обоюдных интересах. Пока идёт матч, отлучусь-ка я для проверки инсайдерской информации. И это очень важно, потому что без оной дальше не продвинуться.

— А мне не придётся об этом пожалеть, Касл? Ты ведь не сделаешь ничего такого, что идёт в разрез с нашими принципами?

— С твоими принципами, Беккетт, но готов пообещать минимум неприятностей! И если что, у меня есть мэр!

— Это у тебя есть, а у меня совсем другое...

— Не думаю, что придётся в кого-нибудь стрелять. Не в меня уж точно, а если придётся проникать во вражеский тыл, то я к этому конкретно подготовился!

Касл был невероятен в собственных убеждениях и оптимизме, и Беккетт ничего не осталось делать, как согласиться скрепя сердце. Тем более, Касл всё равно бы пошёл туда, куда хотел бы, и никакая выкрученная штопором мочка уха его бы не остановила.

И Беккетт, невольно касаясь оружия, сделала вид, что сдалась.

— А как ты планируешь сделать дело, не привлекая постороннего внимания?!

— Да легко!

И, стянув свою модную куртку, Касл вывернул её наизнанку: обратная сторона была украшена аппликацией в цвета команды соперников.

— Не часто в команду копов попадает матёрый шпион! — облачаясь, Касл торжествующе улыбался прямо в расширенные от изумления глаза Кейт. — Ну, признайся же наконец, Беккетт, что я тебя все-таки удивил!

Ответом стали устремлённый к куполу арены её взгляд.

— Признаюсь только, что сегодня не классика жанра. Ну, не в полной, конечно, мере, но надеюсь, что ты знаешь, что делаешь.

— Я тебя не подведу! — и когда Кейт снова подкатила глаза, оттопырил правый большой палец: — Обещаю, что будет классно!

— Не дай мне пожалеть об этом, Касл! — сказала она ему это уже в спину, но Рик, скачками поднимаясь к выходу, лишь отмахнулся. И на душе Кейт вдруг стало как-то тревожно и неуютно....