Терновые шипы (джен)

Во дворце шумел пышный бал. Сверкал начищенный до блеска мраморный пол, горели сотни свечей, отбрасывая теплые блики, а в клетках у высоких окон пели живые птицы. Разодетые придворные толпились вокруг танцующей пары, рассматривая и обсуждая жениха и невесту. Большинство было недовольно выбором Филиппа — еще бы, какая-то неизвестная девица, которую они видели впервые. То ли принцесса, то ли нет. Авроре не было дела до их слов. Крепкие, теплые руки принца обнимали ее так ласково, что хотелось забыть обо всем и просто кружиться, кружиться…

Она не сразу заметила, что голоса вокруг стихли. Филипп вдруг как-то резко дернулся и неловко упал на одно колено, а за его спиной, в облаке зловещего черного дыма возникла до боли знакомая фигура.

— Малефисента… — с яростью прошептала Аврора, до боли стискивая руки. Она не могла поверить, что гадина до сих пор жива. Ведь Филипп пронзил ее мечом, она сама это видела.

— Бедное дитя, — снисходительно ответила злая фея, ступая острой черной туфлей на белый мрамор. — Бедное наивное дитя. Тебе действительно так хотелось замуж за принца? Хотелось всего этого… пошлого празднества? — Малефисента небрежно повела кистью в сторону принца, и Филиппа подняло с пола, как марионетку на нитях. Глаза его мертво и безучастно смотрели куда-то поверх плеча Авроры, а лицо было белым-белым, будто вылепленным из фарфора. Как у красивой дорогой куклы. — Я могу дать тебе это все, оставить тебе иллюзию идеальной жизни. Но нужен ли тебе этот сон?

— Ты должна быть давно мертва! Филипп убил тебя! — прокричала Аврора, отступая на два шага. Дрожь ужаса волной прокатилась по всему телу.

— Я фея, мое милое дитя, а фею убить не так-то просто, — усмехнулась в ответ Малефисента. — И уж точно это не под силу такому глупому юнцу, — Малефисента тряхнула кистью еще раз, и Филиппа швырнуло на пол. Голова его со звонким “дзынь” соприкоснулась с мрамором и вдруг лопнула, разлетевшись белыми осколками по полу. На мраморе осталось лежать безголовое тело, — Авроре отлично было видно, что там, где недавно была голова, в шее зияет темный пустой провал.

— Нет, пожалуйста… зачем ты мучаешь меня, — Аврора рухнула на колени, заходясь в рыданиях. — За что?

— Все очень просто, моя милая, — Малефисента вдруг шагнула вперед и погладила ее по волосам, — Когда-то давно, семнадцать лет назад, я влюбилась в человека. Твой отец был красивым юношей, умел складно говорить, а главное — не боялся меня. Тогда мне казалось, что этого достаточно для счастья. Я была наивна, как ты сейчас, и верила, что мы будем вместе всегда, — Малефисента помолчала пару мгновений и со вздохом продолжила: — Я ошиблась. Твоему отцу нужна была только власть. И он получил ее, когда вызнал у меня секрет того, как можно убить волшебное создание. Он держал нож у твоего горла и клялся, что убьет тебя, нашего ребенка, если я не раскрою тайну. Конечно, я согласилась. Но он так и не отдал тебя обратно. Он боялся, и не напрасно, моей мести, поэтому забрал тебя с собой.

— Ты лжешь! — в ярости выкрикнула Аврора, поднимаясь на ноги. — Я не могу быть твоей дочерью! Убирайся!

— Можешь мне не верить, — усмехнулась в ответ Малефисента и взмахнула посохом. Пол под ногами дрогнул. — Позови меня, когда будешь готова к разговору. До встречи, дитя мое.

Она шагнула в темное пламя и пропала, а Аврора кинулась к принцу.

— Филипп!

Она уже было протянула руки к телу, но в последний миг не смогла себя пересилить. Пустая безголовая оболочка вызывала в ней страх пополам с отвращением. Аврора вдруг с ужасом подумала, что раз это не ее Филипп, то куда же делся принц?

— Где ты, Филипп? — Аврора хотела кинуться прочь из зала, из этого дворца, но вокруг нее плотной толпой стояли… тела. Назвать их людьми она бы не смогла. В дорогих туалетах, со сверкающими драгоценностями и белыми фарфоровыми лицами — ее окружала толпа кукол. И их блеклые мертвые глаза внушали ей ужас. Аврора металась в кругу кукол, пока не поняла, что выхода нет. Она изо всех сил толкнула ближайшую куклу — дородного, разодетого мужчину с пышными усами, и тот внезапно легко повалился назад, увлекая за собой стоящих рядом. Послышался треск, полетели осколки, а Аврора закрыла лицо руками, не в силах смотреть на происходящее.

К выходу из зала она пробиралась по телам. Под каблуками хрустели чьи-то пальцы и разбитые головы, и больше всего Аврора боялась, что очередная мертвая рука схватит ее за лодыжку. Но, выбравшись из зала, она поняла, что все было напрасно — по всему дворцу, так же, как и в зале, стояли фарфоровые куклы и мертво смотрели на нее. Аврора опустилась на пол посреди какого-то коридора, не в силах идти дальше. Происходящее казалось ей кошмарным сном.

— Филипп, — шептала она раз за разом, уже не надеясь на ответ, — Филипп…

Вокруг густым маревом клубилась вязкая тишина, и, не выдержав, Аврора изо всех сил стукнула кулаком по полу, надеясь, что хотя бы боль отвлечет ее, но вместо этого услышала хруст и в недоумении посмотрела на свои раскрошившиеся пальцы. Внутри них зияла уже знакомая пустота.

— Сон… это же просто сон, — сквозь слезы захохотала Аврора, не осознавая, насколько безумно это выглядит со стороны. — Просто сон…

Она поднялась на дрожащие ноги и, доковыляв до ближайшего балкона, без страха шагнула вперед. Последним, что она запомнила, было ощущение, что ее голова со звоном разлетается на сотни фарфоровых черепков.

* * *

Аврора открыла глаза и резко села. В ушах до сих пор стоял звон и хруст бьющегося фарфора, но поспешно ощупав себя, она облегченно вздохнула — и пальцы и голова были на месте. То действительно был просто кошмар. Теплилась надежда, что и Малефисента ей всего лишь приснилась, но почему-то в глубине души Авроре казалось, что все не закончится так просто.

Ее старая комната совсем не изменилась, только кровать стала больше, да балкон, который раньше был увит розами, теперь оплетали шипастые стебли терна. Аврора открыла створку окна и в ужасе вскрикнула — все вокруг, насколько хватало глаз, было заплетено толстыми терновыми стеблями. На огромные острые шипы тут и там были нанизаны мертвые птицы, звери, а кое-где виднелись и человеческие кости. Побеги проломили стены, раздавили статуи и фонтаны, и весь замок отца стал похож на древние, заброшенные развалины.

Дверь ей удалось открыть не сразу — местами обвалилась стена, закрывая проход, но Авроре все же удалось протиснуться в щель, и она, разорвав платье, побежала вниз. Ни отца, ни слуг не было видно, лишь выбеленные временем скелеты в истлевших лохмотьях тут и там торчали из сплетений терна. Их было много, так много, что Аврора уже отчаялась найти живых, хотя феи обещали ей, что все в замке просто уснут. Возможно, так и было, и смерть на остриях шипов нашла их во сне.

— Филипп! — крикнула она, не особо надеясь на ответ. — Отец! Кто-нибудь здесь есть?

— Нужно было… прирезать тебя еще тогда, — прохрипел неподалеку чей-то голос и Аврора резко обернулась. В стороне, в тени башни лежал человек. Терновые шипы пронзили его тело со всех сторон, удивительно было, как он до сих пор был жив. Побеги оплели руки и ноги, вывернули колени и локти под странными углами. В этом изможденном, израненом теле с большим трудом можно было узнать короля Стефана.

— Боже, отец! — Аврора подбежала к нему, упала на колени рядом с телом, не зная, как освободить его. — Это она сделала? Это Малефисента?

— Не трогай меня, отродье, — прохрипел король, и Аврора в ужасе отшатнулась. Он рассмеялся. — Нет, это не твоя мать. Это ты… ты оставила меня здесь гнить, не давая умереть, на сотню лет. Убей меня, или клянусь, я прикончу тебя, дрянь.

— Я бы не стала тебе вредить, отец…

— Не называй меня так. Проклинаю тот день, когда мое семя породило тебя, — король закашлялся кровью и прикрыл глаза.

— Хватит, замолчи, — Аврора на минуту закрыла глаза, не в силах больше выносить полный ненависти взгляд. Они с отцом едва знали друг друга, но она все равно считала его самым близким человеком на свете. А когда снова открыла, едва не упала на спину — Стефан тянул к ней скрюченные пальцы, несмотря на боль от пронзающих тело шипов. И ей вдруг так сильно захотелось, чтобы это все закончилось. Чтобы он больше не смотрел на нее так, чтобы стихли его ругательства. Гнев на него, на его несправедливые, злые слова вспыхнул в ней и, будто подчиняясь ее воле, ожили терновые ветви. Словно змеи они со всех сторон потянулись к королю, оплетая его, заключая в шипастый кокон, которых сжимался все плотнее, сочась кровью, пока не послышался мерзкий хруст и все не стихло.

У Авроры больше не осталось сил на слезы и крики, она безучастно, равнодушно смотрела, как расплывается по камню багряная лужа, подбираясь к мыскам ее туфель, и единственное, чего ей хотелось — уйти прочь из этого места.

— Я согласна поговорить… мама, — прошептала она и совсем не удивилась облаку черного тумана, возникшему рядом.

Малефисента молча подошла к ней и взяла за руку. И Аврора стиснула в ответ ее ладонь.