Любимый враг (джен)

Волк осторожно подошёл к печке, в которой прятался Заяц. Зубастый ни в жизнь не догадался бы сам, но Заяц чихнул и выдал себя. Косой не учёл, что в печке зола. Да, именно хитрость всё это время помогала Зайцу дурачить туповатого Волка. Сколько раз Волк был уверен, что уж теперь-то он прищучил наглеца, но всякий раз ушастый в последний момент выкидывал какой-нибудь фортель, и Волк оставался с носом, вернее с пустым желудком.

Волк за длинные уши выудил Зайца из печи. Тот смотрел испуганно, однако недостаточно, по мнению Волка. Заяц не был в ужасе. Волк знал почему: косой подсознательно надеялся на чудесное спасение.

— Всё кончено, Заяц, — сказал Волк и облизнулся. — На этот раз всё действительно кончено. Ты не можешь в это поверить, но это так. Сейчас я тебя съем.

— Тогда почему ты до сих пор этого не сделал? — пропищал Заяц.

— В смысле? — нахмурился Волк.

— Что ты со мной лясы точишь? Чего тянешь?

— Я хочу, чтобы ты оценил драматичность момента! — рассердился Волк и крепче сжал уши Зайца.

— Я оценил, спасибо

— Прощай, Заяц

— Прощай, Волк

Повисла тяжёлая тишина. Было слышно, как мимо летит муха.

— Не могу поверить, что это всё, — выдавил из себя Волк.

— Я тоже, — грустно вторил Заяц.

— Помнишь, как я гонялся за тобой в музее?

— А помнишь, на стройке?

— А помнишь, на корабле?

«А помнишь…» — произнесли они одновременно, и оба, смутившись, замолчали. Прошла ещё минута. Медлить больше было нельзя, или ситуация из трагичной превратится в комичную, если уже не превратилась. Волк посмотрел на Зайца в последний раз и… Увидел, как тот зажмурился и дрожит. Сердце Волка дрогнуло. Заяц приоткрыл один глаз.

— А может, ты меня отпустишь? — робко спросил он.

— Эх, Заяц. Не могу я тебя отпустить, ведь я Волк и такова моя сущность. Если я тебя отпущу, я себя после этого уважать не буду. Да и другие волки меня зачморят, когда узнают.

— А мы никому не скажем!

— Ты меня не слушаешь?! — крикнул Волк от досады и встряхнул Зайца как следует, чтобы глупостей не говорил. — Не могу я, слышишь? Не могу против своей природы поступить!

— Ну ладно. — Заяц сник.

«Чёрт те что, — подумал Волк. — Это цирк какой-то. Пора сворачивать шапито, Волк я, в конце концов, или овца позорная?»

И Волк проглотил Заяца одним махом, даже не разжевав. Это он зря, конечно. Нет, Волк не поперхнулся, просто вкуса не почувствовал и удовольствия не получил. И не насытился толком, чего уж там. А вот на душе у Волка сразу стало погано, хоть вешайся иди.

— Глупости какие-то, — проворчал Волк, ни к кому не обращаясь, и убрёл по своим делам.

Прошла неделя с тех пор, как Зайца не стало. Волк занимался тем же, чем все волки: бегал по лесу, выл на луну, гонялся за другими зайцами (они были скучными и быстро попадались), похищал овец. Но ничто из этого больше не радовало его, словно жизнь внезапно потеряла вкус: овцы казались недостаточно сочными, солнце недостаточно ярким, трава недостаточно мягкой, а зайцы, как уже было сказано, тупыми и скучными. Как-то раз Волк,лёжа под деревом, задумался, что же с ним происходит.

Неужели это совесть? Глупости, у Волков нет совести. Он был привязан к Зайцу? Пожалуй, немного. Однако Волк чувствовал, что должна быть более глубокая причина.

Он начал уже проваливаться в сон, когда вдруг понял. Широко распахнул глаза, словив нешуточный инсайт. Сон как рукой сняло. Волк подскочил и принялся наматывать кругаля между соснами да осинками. Морда чуть опущена, пасть приоткрыта, взгляд бегает. Одним, словом, Волк залип.

«Ну конечно, конечно… Как я раньше не понял. Заяц был моим смыслом существования. Он заменял мне целый мир. Я больше ничем не интересовался, только и делал, что гонялся за ним. В конце концов забыл вовсе, как жить без Зайца. Так… Надо вспомнить, каким мир был прежде, до Зайца».

Волк уселся поудобнее и принялся вспоминать. Но как ни старался, не мог припомнить. Пять лет назад он гонялся за косым, и десять лет назад тоже, и пятнадцать… А дальше не помнил. Всё. Тупик.

— Ты что делаешь? — спросил кто-то поблизости.

Волк вздрогнул. Оказалось, пока он блуждал в потёмках своей души, откуда-то нарисовался ещё один волк. Тот был крупнее, шерсть темнее, на левом боку виднелся уродливый след от старого ожога. «Меченый», — мысленно окрестил его Волк.

— Думаю, — ответил зубастый.

— Завязывал бы ты с этим делом. Я тоже раньше много думал, и знаешь, куда меня это привело?

— Куда? — пресным тоном отозвался Волк.

— Себя убить хотел, — тихо сказал Меченый, стыдливо отводя взгляд.

— И что остановило?

— Вовремя перестал думать.

— В моём случае это не поможет. Понимаешь, я… Я всю жизнь гонялся за одним зайцем. Только одна мечта у меня была — поймать его и схарчить.

— Убёг?

— Нет, поймал в итоге.

— Я не понимаю.

— А я и не ждал, что ты поймёшь!

Неохота было Волку разъяснять тугодуму, что к чему. Как облечь в слова то, к чему пришёл? Как передать душевную боль? Нет, не стоит и пытаться. Никто не поймёт. Он совершенно одинок со своими мыслями и своей болью. Все волки одиноки на самом-то деле, но счастье их в том, что они об этом ни на миг не задумываются.

Всю ночь Волк брёл куда глаза глядят. Слова Меченого не шли из головы. Прав Меченый, мысли к добру не приводят, но и без них не будет уже счастливой жизни. Стало быть, один выход — помереть. Меченый, небось, себя сжечь пытался… Эх, ещё изобретать что-то нужно. Как всё сложно. Почему нельзя просто лечь и помереть? У Волка не осталось душевных сил на всякие ухищрения. Он нашёл место поудобнее в той части леса, куда нормальные волки обычно не забредали, устроился поудобнее на жёсткой траве и стал ждать смерти.

Наутро он проснулся оттого, что в него кто-то кинул камнем. Волк удивлённо приподнял голову. Перед ним на расстоянии прыжка крутил задом Барашек.

— Эй, половая тряпка, просыпайся! — кричал ему Барашек. — Попробуй поймать меня. Или кишка тонка? А может быть, тебя лапы не держат?

Волк медленно поднялся, показывая, что лапы его держат прекрасно.

— Ой, вы поглядите, какие движения, какая злодейская грация! Боюсь, боюсь. Сейчас прямо здесь лужу наделаю. Ты себе случайно яйца не отлежал, овощ?

Волк сперва покраснел, потом позеленел, потом снова покраснел. Последний раз его так унижал… Заяц. Забытое чувство в груди… Азарт? Вкус к жизни?

— Как ты меня назвал? — склонив голову набок, спросил Волк

— Ты уши прочисти от ушной серы. Или врачу покажись.

Волк прыгнул. Барашек увернулся. Волк опять прыгнул, и опять барашек увернулся, а в довершение оглушительно пёрнул.

— Занюхни! Вкусно? Это то, что я о тебе думаю.

Барашек кинулся в лес, Волк — за ним следом, чувствуя, как по жилам пульсирует кровь, а в груди зарождается вопль: «Ну, погоди!»