Нерушимое в нас (гет)

Марсель помнил, как прижимал к себе это испуганное дитя, унося подальше от места страшного кровопролития. Юная ведьма покорила его, и так склонного к состраданию детям, в первый же миг: доверчивый, ищущий защиты взгляд светло-голубых глаз и невольно сжавшие его ладонь тонкие девичьи пальцы. Вампиру не нужно было спрашивать себя, как долго Давина останется под его опекой и что с ней делать дальше. Удивительным образом всё сложилось в ладную картину, которая для Марселя оборачивалась только выгодой. Конечно, уже потом, спустя время, он чувствовал вину за то, что позволил себе использовать Давину для корыстных целей. Но и это не отняло главное: они были связаны прочными узами. Больше, чем выгодный союз. Больше, чем дружная команда. Просто семья.

* * *

— Я рад, что тебе здесь нравится, — Марсель присаживается на краешек кровати, наблюдая за ведьмой, что сидит на покрывале, скрестив ноги, и отпивает из кружки свой любимый ароматный чай. Цейлонский. За ту пару месяцев, что Клэр провела на чердаке церкви, обживаясь и привыкая к новой обстановке, он успел познакомиться со многими её вкусами и привычками. И только рад выполнять несложные просьбы Давины, принося ей красивую одежду, любимую еду, а иногда и что-то из украшений. Только бы ей было комфортно.

— Я не могла желать лучшего, — улыбается в ответ Клэр, и на её всё ещё по-детски пухлых щёчках проступает лёгкий румянец — так часто бывает, когда она радуется или взволнована. Просто кровь особенно сильно приливает, как объясняла сама Давина. — Тут уютно и спокойно. Твои друзья охраняют меня. Ты рядом.

— Так всегда и будет, — произносит Марсель, глядя на неё серьёзно. Это, кажется, вызывает отклик в душе Давины — она тоже смотрит внимательнее. Она понимает. — Тебе нечего бояться, пока ты со мной, Ди.

Ведьма кивает, и уголки её рта чуть дёргаются, будто она хочет сказать что-то, поблагодарить его, но замолкает на полуслове. Хорошенькое лицо омрачается тенью печали. Давина опускает глаза, а Марсель уже понимает: дурные мысли опять пришли в её голову. Она ещё не оправилась до конца от пережитого ранее, и порой достаточно секунды, чтобы улыбка сменилась грустью и поникшим взглядом. Жерар вздыхает и аккуратно касается пальцами её подбородка, чуть приподнимая и заставляя посмотреть на него.

— Ну? — мягко спрашивает он. — Что не так?

— Я в порядке, — заверяет его Давина, касаясь руки вампира своей маленькой ладонью, — но та ведьма, про которую я сказала тебе утром…

— Не волнуйся, — сразу успокаивает её Марсель, ободряюще улыбнувшись, — больше она тебя не побеспокоит. Мы всё уладили.

— Дело не в этом, — Давина отстраняется, напряжённо поглядывая в сторону. — Я хорошо знала её, когда… ну, когда я ещё была с ковеном. Наши матери были подругами, — Клэр выглядит подавленной, затрагивая совсем ещё недалёкое, но теперь такое болезненное прошлое. — Она приходила к нам на чай, иногда мы вместе ходили по магазинам. Мы просто общались, и я считала её хорошим человеком, понимаешь?

Марсель отвечает понимающим кивком, говоря себе мысленно, что должен выслушать, хотя он уже сейчас наверняка знает, что скажет Давине на её беспокойство.

— Она, как и другие ведьмы, искала меня. А я тут же рассказала тебе, как мы и договаривались, и я знала, что отправляю её на смерть. И теперь я уже не кажусь себе хорошим человеком из-за того, что сделала это. Это значит, я не лучше, чем она?

Вампир качает головой, на этот раз приближаясь к Давине почти вплотную. Он кладёт руки ей на плечи, чуть поглаживая и сжимая — жест поддержки, который заставляет Клэр чуть расслабиться.

— Давина, они сделали свой выбор, — твёрдо произносит Марсель. — Тебе не за что чувствовать вину. Я и мои ребята ничего не делали втихаря: для ведьм во всеуслышание было объявлено, что магия в квартале отныне запрещена. Знаю, ты не можешь быть безразличной к людям, что так или иначе оставили след в твоей жизни, но больше, чем было сказано Жатвой, они уже вряд ли смогут сказать, — Жерар видит, что слова достигают цели — Давина внимает им, пусть она ещё не так уверена, но это вопрос времени. — Обстоятельства порой требуют от нас ожесточения. Тебе, возможно, ещё многое предстоит понять. Главное сейчас — положить начало и доказать себе самой, что ты можешь быть сильной. А ты сильная. Ты не просто так выжила, я знаю. Мы с тобой, Ди, ещё многое покажем этому миру.

Юная ведьма, очевидно, проникшись вдохновляющей фразой Марселя, не сдерживает душевного порыва, и обнимает его шею руками, прислоняясь всем телом, крепко, доверчиво. Будь Жерар сентиментальнее, он бы совсем растрогался от такого проявления эмоций. Но реагирует Марсель сдержанно, кладя на спину девушки одну руку и совсем легонько поглаживая. Ощущая тёплое дыхание на своей шее, он отмечает про себя нежный, едва уловимый аромат какого-то парфюма, витающий вокруг Давины, и мягкость её густых волос, пряди которых задевают пальцы. По сравнению с ним, сильным, зрелым, опытным, она такое хрупкое, нежное создание, которое хочется прижать к себе и защищать от малейших невзгод. Она красива, обаятельна, прекрасна в своём естественном, ненапускном очаровании.

«Будь я помладше, — мелькает у Марселя мысль, — или она постарше…» Но он тут же отгоняет это прочь, напоминая себе о чести. Давина такая, какая есть. И он тоже. Тут ничего не изменить, а вот испортить можно. Но на такое он не пойдёт. Это Жерар себе обещает раз и навсегда.

Кто для него Давина? Девочка, которой пришлось повзрослеть раньше положенного. Девочка, пока не побитая жизнью в полной мере, но едва избежавшая этого. И подобного отныне допустить нельзя. Если Давине Клэр суждено быть принцессой в башне, а Марселю Жерару — охраняющим её драконом, то так тому и быть.

* * *

Одно из самых ранних воспоминаний отдалось в сердце глухой болью. Сколько времени с тех пор прошло? Марселю казалось, что целая вечность. Хотя эта пара лет для него, бессмертного вампира, должна быть ничем. Но та Давина, она словно была из другой жизни. То было дитя, но удивительно быстро оно повзрослело. Девочка стала настоящей девушкой, которая научилась отстаивать своё мнение и проявлять независимость. Но которой всё ещё требовалась поддержка. Пусть даже и сама она это отрицала.

Мне неважно, какой ты сделаешь выбор. Свой я сделал давно. Я несу за тебя ответственность, которую принял сам. И так будет всегда.

Марсель был стражем для неё. Тем, кто не всегда на виду, но кто в случае чего всегда прикроет спину.

Все твои ошибки мы будем проходить вместе. Ты оступишься, а я подам руку. Ты сделаешь шаг назад — я подтолкну вперёд.

Эти установки не всегда действовали. Но следовать им Жерар старался. Они многое друг другу прощали. Давина ему — обман и невнимательность, он ей — своенравие и упрямство. Даже если она отталкивала его, Марсель не сомневался: в душе Давина его ценит и благодарна. В итоге это и подтвердилось.

Вспоминая их первые месяцы после знакомства, Марсель всегда возвращался к одной мысли. Если бы я знал, что ждёт нас впереди. Но знать такое не дано никому.

Однажды он не уберёг её от смерти. И даже тот факт, что Давина была обречена, не смягчал это. Марсель помнил свои злые слёзы, чувство опустошенности и собственной никчёмности. Едва он лишился Давины, как разом потерял и всё остальное. Принцесса погибла — королевство пало. И сейчас Жерар спрашивал себя: смирился бы тогда он с уходом Давины, если бы это было навсегда? Забыл бы её, погрязнув полностью в войне за утерянный трон? Насколько сильна была его привязанность уже в то время?

Однозначного ответа он дать не мог. Эти размышления лишь путали его. Но было кое-что, врезавшееся в память. Их встреча, когда Давина воскресла. Она умерла и ожила у него на руках. Он, как и обещал себе, оставался рядом.

* * *

Давина широко раскрывает глаза, окидывая Марселя всё ещё мутным, но таким знакомым взглядом. Он сидит, прислонившись к стене, а ведьма лежит у него на коленях, придерживаемая надёжными, сильными руками. Марсель едва сдерживает подступивший к горлу комок. Живая. Он счастлив снова видеть её живой. Не удержавшись, он нежно проводит рукой по её щеке, ощущая наконец тепло кожи, а вместе с ним и вернувшийся пульс, что мерным стуком отдаётся в её теле.

— С возвращением, Ди, — тихо говорит Марсель, помогая ей приподняться.

— Марсель.

Одно слово, но сколько чувств в нём: облегчение, радость, восторг. Каждое вампир ощущает нутром, впитывая в себя, принимая и запоминая — он так сильно нуждался в этом. Как вообще можно представить жизнь без Давины? Она уже как воздух.

Давина же продолжает, восстановив наконец полностью дар речи: — Не верится, что я вернулась.

— Но ты вернулась, — с улыбкой отвечает Марсель. — И я снова с тобой.

Давина кладёт голову ему на плечо, сохраняя молчание некоторое время, — очевидно, подбирает слова. Ей хочется рассказать что-то, и это что-то — тревожно. Марсель улавливает все её эмоции. Как будто опасаясь, что только что вернувшаяся Давина может вдруг исчезнуть, он прикасается к ней, не желая разрывать контакт. Убирает упавшие на лицо спутанные пряди волос, покрепче обхватывает спину одной рукой, а второй дотрагивается до шрама на шее от перерезанного горла. Шрама на самом деле уже не осталось — лишь корка запёкшейся крови, которую следует смыть. Это напоминает Марселю, что нужно привести ведьму в порядок. Она всё ещё в погребальном платье, и хочется убрать его с глаз долой как можно скорее. Она снова живая, все напоминания о смерти надо устранить.

— Пойдём, присядешь на кровать, — говорит Марсель, вставая и одновременно приподнимая Давину с пола. — Я принесу тебе одежду.

— Постой, — останавливает его ведьма, когда он усаживает её на постель. — Мне, наверное, нужно прийти в себя. Я как-то странно себя чувствую.

— Прости, я слишком тороплюсь, — Марсель ни в чём не хочет ей перечить сейчас. — Я могу посидеть здесь с тобой сколько потребуется.

Давина впервые за время своей уже заново начавшейся жизни усмехается. Забота Марселя по-настоящему трогает. Кто ещё позаботится о ней, как не он? Кто ещё её выслушает? Молчанием она лишь тратит время впустую. Клэр решает начать делиться переживаниями прямо сейчас.

— Я виделась с предками на той стороне.

— И как? — с участием заглядывает Жерар ей в глаза.

— Они злы на меня, — Давине кажется, что выходит эта фраза жалобно, но по-другому она не может. — Они грозили мне пытками за то, что я использовала магию против ведьм. Предательница. Как предки меня за это гнобили, так будут и ведьмы.

Марсель в полной мере понимает: девочке пришлось непросто. Вот только от предков даже он не способен её защитить. И это угнетает.

— Теперь я чужая в ковене, — Давина почти всхлипывает.

— Не стоит, Ди. Самое страшное ты уже перенесла. Я думаю, что никто в ковене не будет издеваться над тобой. Ведьмы сказали нам, что хотят твоего возвращения. Я должен отправить тебя к ним.

— О нет… — начинает возражать Давина с лёгким испугом, но вампир ласково прижимает палец к её губам.

— Ди, ты помнишь, что я говорил тебе раньше? Ты сильная. Духовно ты сильнее многих. Если ты вернёшься в ковен уверенно и не покажешь своего смятения, это сыграет тебе на руку. Ничего не бойся. Всегда помни, что я не допущу, чтобы кто-то причинял тебе вред, — он берёт её лицо в ладони почти неосознанно, преисполненный желания доказать, что готов спасти её от всего. — Ты веришь мне?

Давина смотрит ему в глаза словно зачарованная, и это длится лишь пару секунд. А Марселю хотелось бы, чтобы длилось дольше. Голубизна этих красивых глаз притягивает. Клэр мягко убирает его руки, сжимая их в своих.

— Конечно, верю, Марсель. Кому я могу доверять больше?

И слова эти словно мёд для его ушей. Он не зря всё это делает. Не зря остаётся рядом с ней. Теперь сомнений нет точно: это полностью бескорыстно. Всё, что ему нужно в ответ — её вера в него. И больше она не должна пошатнуться.

— У нас всё будет хорошо, Ди.

Почему «у нас»? Потому что обоим сейчас предстоит бороться. Каждому — за своё. Давине — за место в ковене, ему — за статус в городе. Но какая бы война ни была, Давина для него не будет забыта. Они связаны. Они — семья.

* * *

Марселю больно. По-настоящему больно. Потому что Давина в прошлом. Уже в прошлом. Она ушла безвозвратно. Он позволил себе плакать над её телом. Позволил себе отказаться от Майклсонов, которые были ему семьёй. Теперь и это в прошлом. Он позволил себе не сдерживать ненависть. Он позволил жажде отмщения поглотить его. И Марсель рад этому. Мрачная радость. Вкупе с неудержимой скорбью. Как они посмели не дать ему её спасти?! Отняли само дорогое. Самое милое сердцу. Никто, никто не заслужил таких страданий. Как ему теперь вспоминать Давину? Если каждое воспоминание прерывается видением того, как где-то в загробном мире ей разрывают душу на части.

«Её нет», — молоточком стучат по вискам слова Вэна. Просто нет. Её душу стёрли с лица земли. Вместо Давины теперь — пустота.

Однажды я оплакал тебя. Сейчас оплакиваю вновь. Прости меня, Ди. Я потерял тебя. Прости.

Марсель жалеет, что не забрал с собой её тело. Именно он имеет неоспоримое право похоронить Давину. Где-нибудь вдали от чужих глаз. Чтобы попрощаться с ней наедине. Высказать в последний раз всё, что так наболело.

Понимание того, что жить в одном городе с убийцами Давины он не сможет, приходит к Марселю быстро и ясно. Он должен что-то сделать. Что угодно. Он запомнит уход Давины навсегда. И те, кто сотворили с ней непоправимое, запомнят тоже. Уж он об этом позаботится.

Принесённую Винсентом сыворотку, которая сделает его непобедимым монстром, Марсель сначала колеблется принять. Но мысли о Давине затмевают всё. Ему страшно, страшно входить в такую разрушительную сущность. Но вместе с тем сладкое предвкушение закрадывается в душу. Может, ему станет легче, если удастся изгнать на правах сильнейшего всех неугодных? Вернуть Новый Орлеан таким, каким он принадлежал ему раньше.

Марсель скоро полностью принимает на себя новую миссию. Он знает, что произойдёт разгром. С мирными временами придётся попрощаться, так и не встретившись. Но одна мысль подталкивает его: терять нечего. Это уже крах. Так будет ли хуже?