Невиллунь (джен)

Невилл аккуратно высыпал пригоршню зелёных семян, похожих на извивающихся червяков, в прозрачную миску на заранее увлажнённый марлевый тампон. Завернул края марли, зорко следя за тем, чтобы семена не сбежали.

Экземпляр цапня он нашёл вчера совершенно случайно за шестой теплицей, когда искал ростки моли. Правда, пень был почти мёртвым, обгоревшим. Однако удача улыбнулась Невиллу, ему удалось извлечь из-под его корней один плод, похожий на грейпфрут. Во время Битвы теплицам тоже досталось — Пожиратели сметали со своего пути всё живое. Погибли редкие растения, некоторые экземпляры которых были поистине уникальными. Но Невилл вместе с Помоной Спраут и другими энтузиастами не отчаивались. Каждое спасённое растеньице, каждый кустик со всеми возможными предосторожностями высаживались в восстановленной теплице номер два. Невилл верил, что к началу учебного года новые ученики смогут изучать травологию не только по учебникам Филлиды Споры. А Помона Спраут не скрывала слёз, глядя на старания Невилла. Она сказала ему, что с радостью передаст со временем в его руки ключи от всех теплиц как преподавателю. Невилл смущался, но и сам не представлял своей жизни без ухода за растениями и травами.

Он решил прогуляться сегодня чуть дальше за теплицы — вдруг у кромки Запретного леса всё же отыщутся побеги моли. Это растение с чёрным стеблем и белыми цветами было заметно издалека — может, именно поэтому его практически не осталось на территории Хогвартса? Из выжимки мадам Помфри настаивала сильнодействующее средство, способное нейтрализовать многие магические воздействия, так что ценность моли трудно было переоценить. Невилл прошёл мимо грядок Хагрида, на которых распустили первые лопухи неизменные тыквы. Самого лесничего видно не было — в эти первые недели после Битвы дел у всех хватало, никто просто так не сиживал на крылечке домика, попивая холодный лимонад.

Под шатром смыкавшихся кронами деревьев было прохладно и темно. Невилл уже пожалел, что отправился в Лес, ну какие тут могли быть растения, если в нижнем ярусе лесной иерархии вообще не видно ни травинки? Однако он упрямо пробирался вперёд, решив, что дойдёт до ближайшего прогала или поляны, а там видно будет.

Словно в ответ на сомнения Невилла, впереди замаячил просвет, деревья немного расступились, позволяя травяной подстилке жмуриться на солнце. Невилл глазам своим не поверил: возле тонкой берёзы выстроились в два ряда росточки китайской жующей капусты, уж он-то узнал эти характерные листочки с тоненькими шрамами-прорезями, обещающими в скором времени стать настоящими ртами. Вот так находка! Да ведь китайская жующая капуста — ценный ингредиент для изготовления Костероста. Мадам Помфри будет в восторге.

Невилл вытащил из кармана мантии лопатку, обкопал дёрн вокруг самовольной грядки капусты, потом хорошенько полил кустики из палочки. Немного подождал, чтобы земля пропиталась, осторожно потянул первый росток из насиженного места. Отлично! Вскоре вся рассада была собрана в пучок. Невилл пожалел, что не взял с собой ведро или ящик, но надеялся, что росточки перенесут путешествие легко.

Со всей поспешностью он покинул поляну, глядя не под ноги, а только на драгоценные кустики, именно поэтому его не покидало ощущение, что за ним кто-то следит. В теплице номер два он сразу высадил росточки в отдельные горшки с компостом. Получилось двадцать две штуки — целое сокровище.

Невилл решил порадовать мадам Помфри, а потому завернул сразу же после теплиц в Больничное крыло. Сейчас здесь уже не усмехался страшный оскал смерти из каждого угла. Тяжелораненых переправили в Мунго, а те, кому не смогли помочь, навсегда успокоились, не застав ни радости победы, ни боли чудовищных потерь.

В изоляторе помимо мадам Помфри обнаружилась Ханна Аббот, и Невилл мгновенно покраснел, вспомнив, что в спешке не помыл руки и теперь от него за версту несёт драконьим навозом. Он скомканно рассказал о своей находке, и искренняя радость мадам Помфри хоть немного скрасила его муки неловкости.

Из Больничного крыла они вышли вдвоём с Ханной. Невилл очень хотел сказать что-нибудь умное или сногсшибательное, но как назло язык будто прилип к нёбу.

— Останешься сегодня? — прервал он всё же молчание, когда они вошли в Большой зал.

Многие из помогающих восстанавливать Хогвартс ночевали прямо в замке. А для удобства тех, кто остаться не мог, в Большом зале открыли несколько каминов, каждый из которых охранялся дежурным.

— Нет, — покачала головой Ханна. — Обещала вечером помочь дяде Тому, он совсем сдал в последнее время.

— Я тоже обещал бабуле вернуться, — смутился окончательно Невилл.

— Тогда до завтра? — улыбнулась Ханна и поцеловала Невилла в щёку. — Я ужинать не буду, перекушу в «Дырявом котле».

Через минуту она исчезла в зелёном пламени камина, а Невилл всё стоял, тёр ладонью щёку и жадно впитывал воздушный аромат ромашки, который остался после Ханны.

На другой день они с мадам Спраут потрудились на славу, пересаживая в безопасное место саженцы визгопёрки, которые после разрушения крыши в теплице номер пять были капризнее обычного: постоянно ёрзали и пищали. Затем укрыли набухшие розовые стручки паффопадов, чтобы они невзначай не лопнули.

Невилл уверил мадам Спраут, что уберёт инвентарь сам. Она благодарно улыбнулась ему и пошла в сторону своего кабинета, незаметно потирая спину. Невилл отмыл под фонтаном в углу теплицы лопатки, наполнил лейки для полива, проследил за щётками-махалками, которые без присмотра не подметали аккуратно землю с краёв ящиков для рассады, а принимались танцевать и кружить над листьями, норовя вырвать их из грунта.

После теплиц ноги сами понесли его в сторону вчерашней поляны — почему-то хотелось побыть одному. Возможно, виной тому были воспоминания о цветах паффопада. Раньше Невилл думал, что паффопад растёт исключительно для веселья — сколько задора и смеха было у всех у них на уроке на третьем курсе, когда от удара о земляной пол стручки лопались и превращались в огромные нарядные цветы.

Эти самые стручки вместе с цапнем кидал в Пожирателей во время Битвы Пивз. Извивающие семена-червяки цапня путались в волосах врагов, а цветы паффопадов выпускали облачка пыльцы, от которой на Пожирателей нападал жуткий чих. Мировосприятие разорвалось на две части. Невилл знал, что некоторые шрамы зарубцуются, залечатся, но следы от них так и останутся.

От невесёлых мыслей его отвлёк тонкий знакомый аромат. Он будто очнулся, огляделся вокруг. Надо же, оказывается, он уже вновь прошёл мимо хижины Хагрида и забрёл в Лес. Кажется, это рядом с тем местом, где вчера нашлись ростки китайской капусты. Однако на небольшой поляне больше не было чего-либо необычного, откуда же тогда этот аромат? Невилл поднял голову повыше и чуть не ахнул: из нароста старой берёзы, наполненного перегнившей трухой, свисали побеги трепетливых кустиков, дрожащих листочками безо всякого ветра. Такие кустики Невилл видел раньше в теплицах, но ни разу они на его памяти не были цветущими. Ну ещё бы, мадам Спраут рассказывала всем четверокурсникам, что трепетливые кустики цветут раз в сто лет, и увидеть их цветение считается настоящим чудом. Невилл зажмурился и принюхался. Он был прилежным учеником, он тут же вспомнил, что необыкновенные цветы пахли для всех по-разному. Для кого-то это был запах моря, для кого-то аромат пергамента и чернил. Или вот горько-сладкий запах ромашек…

Невилл вытянул шею, чтобы рассмотреть цветы получше. Жаль, что рядом нет Ханны, ей бы точно понравилось такое чудо. Он не удержался и дотронулся пальцем до бархатистого цветка, тёплого и шершавого, потом провёл ладонью по дрожащим листочкам, чувствуя их мягкое прикосновение.

— Кгм… — сказал кто-то. — И незачем меня щекотать.

— Кто здесь? — отдёрнул Невилл руку и заозирался.

Не то чтобы он испугался, просто был уверен, что находится на поляне один. Однако не стоило забывать, что в Запретном лесу везде имелись уши, глаза и даже лапы.

— Простите, — на всякий случай сказал Невилл, обращаясь к цветку. Кто знает, вдруг он разумный?

— Смешной громадина, — раздался трескучий смех. — Ты разговариваешь с моими коленками.

Невилл попытался придать лицу не такое бестолковое выражение, но не так просто было делать умное лицо, когда пришло понимание, что берёзовый нарост, на котором росли трепетливые кустики, шевелится.

Странная вообще это была берёза. Тонконогая, она росла сразу из двух стволов, а потом соединялась в один потолще, чтобы чуть выше вновь разбежаться уже в три стороны: два рукава и пенёк… с зелёными глазами.

Глаза эти внимательно смотрели на Невилла, и он даже рот открыл от удивления. А потом с ним что-то случилось. Глаза цвета молодой сочной листвы берёзы затянули в свой омут, Невилл словно нырнул в бездонный колодец, но ему не было страшно. Он будто рассказывал кому-то о себе, и ничто невозможно было утаить. Ни его неловкости и неуверенности в себе в первые годы обучения в Хогвартсе, ни боязни того, что он никакой ни волшебник, а самый настоящий сквиб, ни запечатанной в сердце боли, ключи от которой хранились в больнице Мунго вот уже много лет, ни праведного гнева, когда Невилл вышел из рядов защитников Хогвартса в день Битвы навстречу своей гибели. Время остановилось, Невилл утонул в зелёном взгляде, и ему казалось, что не осталось в его душе ни одного укромного уголочка, всё он поведал, всё добровольно выболтал о себе странному собеседнику безо всяких слов. И даже рассказал о Ханне, о том, как дорога она ему стала в последний год, как много места занимала она в его душе и как деревенел язык всякий раз, когда он хотел сказать ей об этом.

И вдруг стало так хорошо, что даже ноги перестали держать. Невероятная расслабленность и ощущение долго ожидаемого чуда и счастья. Невилл сел прямо на землю и прикрыл глаза, потому что одновременно с облегчением навалилась страшная усталость. Он чувствовал себя перерождённым, но абсолютно беззащитным, будто его покрутили во все стороны, хорошенько рассмотрели и решили, на что он годен.

Что-то тронуло его за плечо, и Невилл очнулся от транса. Вскочил на ноги, глядя на самую настоящую руку с шестью пальцами — один из тех рукавов берёзы, — которая потрепала его по макушке.

— Кгм… Гм-м, да. Ты не орк, не громадина, но и не маг. Похоже, ты возрастом как мои энтята. Молодой энтинг. Древесина у тебя добрая. В смысле, нутро. Энтицу не обманешь.

И тут берёзовый человек улыбнулся.

Невилл, наконец, немного пришёл в себя и рассмотрел дерево получше. Хотя, это, конечно, не было деревом в полном понимании слова. Ростом оно было гораздо выше Хагрида, а вот движения были плавными, и Невилл внезапно догадался, что перед ним, скорее, женская особь. Да и тембр голоса, хоть и был грубым и скрипучим, чем-то был похож на голос бабушки.

— Кто вы? — спросил он, совершенно перестав бояться и размышляя, почему Хагрид никогда не рассказывал им об этих странных существах.

— Какой шустрый! — прогудело дерево, но не злобно, а ворча для виду. — Так-то, кгм, оло-ло, я первая спросила. Ну так тому и быть, да может, это знак свыше, что я сегодня с тобой встретилась? Клянусь Эриадором, от Гландуина до Форохеля, спешка нам точно не нужна, но если долго тянуть, время можно и потерять. Вот так, да. Так-то оно. Ну, так как твоё имя и кто ты?

— Я — Невилл, — ответил Невилл и не стал теперь задавать вопросов, уж больно ошеломила его непонятная речь существа.

— Вот так и всё? Просто Невиллунь? Хм, кгм…Оло-ло, на каком это наречии? Ты эльф?

— Нет, что вы. Я — волшебник.

— Ты маг? Вот так да. Настоящий маг?

— Ну ещё не совсем настоящий, наверное, — смутился Невилл. — Я ещё учусь. То есть учился в школе. А теперь вот… — он развёл руками в стороны, будто очертил круг своих планов на ближайшее время.

— А теперь вот ходишь и выкапываешь наших питомцев? — подсказало существо и заскрипело. Невилл испугался, что оно сердится, но это был, пожалуй, смех.

— Ваших питомцев? — глупо переспросил Невилл.

— А кто вчера выкопал всю грядку, кгум, как это будет на вашем наречии? Капусты?

— Простите… — поспешно извинился Невилл. — Я не знал, что это ваша! Я ж в теплицу её пересадил, там она быстро примется.

— Кхм. Кгм, да. Решил он указать энтице, где будет лучше росточкам. Смешной.

— А кто такие энтицы? — осмелился спросить Невилл, поняв, что ругать его не собираются.

— Да вот так разве расскажешь сразу-то, — задумчиво сказало существо. — Ну, стало быть, мы пастыри деревьев. Кто величает нас древнями, кто энтами. Энты — наши мужья. А мы, стало быть, энтицы.

— А вас много? — затаил дыхание Невилл.

— Ох, оло-ло, где уж там. Было много раньше, да все вышли.

— Расскажете? — с надеждой спросил Невилл. — И почему Хагрид никогда про вас не рассказывал?

— Хагрид? Это такой, похожий на Радагаста? Добрый малый. И со зверушками умеет ладить. Да только энты не любят себя обнаруживать зазря. Хагрид нам плохого не делал, но и надобности не было себя раскрывать. Что нам громадины? Нет нам прощения, нет покоя, остаётся тихо ждать конца, да. Вот такие дела, кгм.

Невилл замолчал, не смея докучать своими вопросами. А деревоподобное существо почесало одной ручищей свою макушку, затем переступило тонкими ногами.

— Застоялась я, да. Войны не для энтов, а тут творилось невообразимое. Если чего и боятся энты, так это огня. Кусты Огненных семян не в счёт — их мы давно приручили да спрятали в пещерах. Я говорю об адовом огне, что полыхал тут недавно. Злые силы вернулись. Такого ужаса не испытывали мы со времён Саурона, когда уничтожил он наши сады и мы вынуждены были бежать на север. Может, именно от страха и ужаса мы и проснулись. Много веков прошло с тех пор, как я, тонконогая Фимбретиль, легко бегала по лесным холмам. Считали мы себя умнее наших энтов, думали, скучные они. Энты предпочитали всё сущее в мире, вели жизнь степенную и предсказуемую. Сосны шумели им песней, эльфы учили их языку, а нам, энтицам, хотелось на волю. Любили мы деревья малые, цветы диковинные, росточки чудные. Таких садов, как у энтиц, нигде больше было не сыскать. Уж мой Фангорн звал меня домой, да я только смеялась. Что нам родниковая вода в лесной чаще, когда над нашими головами было палящее солнце, а под ногами бескрайние луга и ветер новых открытий.

Однако Саурон сжёг луга, осквернил сады, нагнал орков поганых. И бежали мы из Эриадора за Мглистые горы. Долго скитались, нигде не могли найти приюта, покуда не оказались здесь. Тут была магия, энтицы уже и забыли, как она благодатно звенит серебряными нитями. Четверо магов основали тут замок, похож он был и не похож на далёкий Изенгард, имя ему дали Хогвартс. А мы нашли тут приют, хотя не помышляли более о садах дивных. Что-то сломалось в энтицах, угасло. Тоска по дому, по нашим простым энтам сковывала паутиной разум. Много лет минуло, прежде чем мы решили искать дорогу домой. Да вот тут-то и выяснили, что некуда нам пойти. Закрылся проход от Андуина, скрыл он свои воды. И уснули мы на многие века. А теперь, после того, как отстояли Лес от пожара, ещё пуще не найдём себе места. Громадины перерыли дороги, насадили в небо железных птиц, настроили нелепых серых домов, заполонивших луга и поля. Мёртвые деревья стоят кое-где, но нет нашей власти более. Где-то мой Фангорн? Уж и в живых его, поди, нет. Оло-ло, воистину так, кгм. Нет его в березняках Нелдорета.

Невилл не всё понял из рассказа Фимбретили — теперь он знал, как зовут его новую знакомую, — однако основное уловил. Жили-были где-то в неведомой стране существа, похожие на деревянных огромных людей. И что-то у них там случилось, пришёл злой волшебник, энтицы искали укрытия и нашли приют у Основателей Хогвартса. И много лет дремали они, пока не очнулись от адова огня Пожирателей, который не пустили гулять на воле, загнали обратно в преисподнюю, откуда он пришёл.

Невилл вздохнул. Все беды из-за этих злых волшебников.

— Послушайте, Фимбретиль, — обратился он к энтице, — но как же так вышло, что ни один маг в Хогвартсе раньше вас не заметил?

Во все глаза он после своего вопроса смотрел на обыкновенную берёзу, кряжистую и могучую, но даже отдалённо не напоминающую очертаниями человека. Он огляделся по сторонам. Ну не почудилось же ему всё!

И тут же рядом раздался знакомый уже скрипучий смех.

— Что, умеем мы быть незаметными? — спросила Фимбретиль, вновь появляясь перед Невиллом в своём истинном обличье. — А то, что никто про нас не знал, не верно. А как же Шшссхи?

— Шшссхи?

— Гремучая ива, так вы её называете. В переводе с вестрона, всеобщего языка, это «свист ветвей, что рассекают воздух». Есть гворны — деревья, что обладают разумом. А есть и энты, которые превратились в деревья. Шшссхи всегда была вздорной и невоздержанной. Родилась она у ивняков Тасаринена, она старше меня на целую вечность. Так случается с энтами, они не бессмертны в том понимании, которое вкладываете в него вы, люди. Задеревенела душа её, хотя характер так и остался угрюмым. Любому обидчику несладко придётся, коли потревожат её. Хоть и считали маги, что посадили обычную иву, да только это не так.

— Чудно, — только и сказал Невилл.

— Чудно, что я говорю с тобой, Невиллунь. Мне нравится твоё имя. Без энтов мы обречены на вымирание, самой молодой среди нас была Блудберри, и мне кажется, она до сих пор не простила себе, что покинула рябиновые рощи и своего Брегалада. Ну да теперь уже быльём поросли все думы думные. Оло-ло, кгм. Кгм, хм-м-м… А стало быть, всё идёт одно к одному.

И Фимбретиль вздохнула, от чего по макушкам деревьев прошёл ветерок.

— Я вот подумал… — несмело подал голос Невилл. — Может, у Хагрида всё же спросить? Он ведь много чего знает. Может, слышал что.

Теперь макушки деревьев зашумели во всю силу — Фимбретиль смеялась.

— Ох, насмешил. Что можете знать вы, люди, того, что не ведомо нам, древням? Спасибо тебе, доброе у тебя сердце. Да только нет нам пути домой. Сокрыт наш путь за Лунными горами у Семиречья, отвернул Андуин свои воды от нас.

— А можно мне прийти к вам ещё? — робко спросил Невилл.

— Ещё или уже, кгм, непонятны эти слова для тех, кто веками стоит на одном месте. Что ж, приходи, Невиллунь.

— А Ханне можно со мной?

— Кто такая Ханна? Твоя спутница?

Невилл зарделся.

— Ну-ну, дело молодое, дело хорошее, — проскрипела Фимбретиль. — Помню, я с моим Фангорном гуляла по дремучему Лесу, он называл меня Приветочкой, юны мы были и полны сока жизни. Кгм, да… Оло-ло, на-ка вот, Невиллунь, возьми вот это, подаришь своей Ханне.

И Фимбретиль осторожно отцепила побег трепетливых кустиков с бархатистыми цветками кремового цвета.

— Уверена, ты знаешь, что с ним делать, — протянула она Невиллу подарок. — Это тебе не та зубастая герань, которую ты выкопал прямо перед моим носом на прошлой неделе.

— Вы их спасаете, верно? — догадался внезапно Невилл. — Вы помогаете выжить тем растениям, которые потеряли дом во время Битвы?

— Я тебе уже сказала, энтам нет дела до войн. Энтицы не пускали плохих громадин через свой Лес, а теперь дали приют тем, кто в этом нуждается.

Невилл поблагодарил Фимбретиль и со всей осторожностью понёс сокровище в теплицы. Вот удивится мадам Спраут!

Однако мадам Спраут он в теплицах не застал, зато чуть не столкнулся с Ханной.

— Ой, Невилл, привет. Я тебя искала, — просияла Ханна.

— Привет… — засмущался Невилл, а потом спохватился: — Всё в порядке?

— Всё хорошо. Просто мадам Помфри сказала, что теперь в моей помощи уже нет такой необходимости, я с завтрашнего дня хочу основательно заняться баром дяди Тома, — успокоила Ханна и добавила без всякого перехода, глядя на цветы трепетливых кустиков. — Где ты их нашёл? Какие красивые.

— Вообще-то, это тебе подарили, — улыбнулся Невилл.

— Кто? — удивилась Ханна.

Невилл думал ровно секунду.

— Я могу вас познакомить. В принципе, она не сказала мне, что нельзя приходить сегодня.

— Да кто она, Невилл? — засмеялась Ханна. — У тебя такой вид, будто ты чудо в лесу встретил. Лесную фею? Давно я тебя не видела таким… счастливым.

— Ну, это потому, что ты рядом, — пояснил Невилл. — Вот я и радуюсь.

Глаза Ханны распахнулись, а потом заискрились тёплыми звёздочками. Невилл мог бы любоваться на эти звёздочки часами, если бы можно было. За прошлый год, когда они плечом к плечу ставили палки в колёса Кэрроу, они стали с Ханной чем-то большим, чем обычные друзья. Он пока так и не решился сказать ей о своих чувствах, а она будто всё понимала и просто была рядом.

Они не стали заходить в теплицу, Невилл посадил кустики у входа, аккуратно разместив побеги на перекрытие. Удивительно, цветущие кустики чувствовали себя превосходно. Они тут же затрепетали листочками и потянулись вверх, расползаясь над аркой двери.

— Красиво, — сказала Ханна и сжала руку Невилла.

— Ромашкой пахнет, — признался Невилл, глядя на пшеничные локоны Ханны.

— Правда? А мне кажется, они пахнут компостом. Прямо как ты…

— Ну спасибо, — рассмеялся Невилл и незаметно вытер вторую руку о подол мантии.

— А мне нравится, — тихо сказала Ханна.

Невилл развернул Ханну к себе лицом и осторожно поцеловал. Мягкие губы податливо раскрылись навстречу, и Невилл тут же забыл о том, что хотел показать Ханне удивительную берёзу.

— Ну что, пойдём? — спросила Ханна, стараясь выровнять дыхание.

— Куда? — удивился Невилл, чувствуя, как совсем близко бьётся сердце Ханны.

— Ты хотел мне показать лесную фею… — улыбнулась Ханна.

— Ах да, точно, — попытался сосредоточиться Невилл. — Её зовут Фимбретиль.

 

Не прошло и недели, как с энтицами — разумеется, с их полного согласия — познакомились не только Ханна, но и Хагрид, профессора МакГонагалл, Спраут и Флитвик. Оказалось, помимо Фимбретили, в Запретном лесу проживали ещё десятка два древних пастырей. Все они были разными, кожа их отличалась оттенками, а толщина стволов разнилась от тоненького у Блудберри до необъятного у Оууктиэли. Количество пальцев было разным: от трёх до девяти, да и роста энтицы были неодинакового. Однако в одном они были схожи: лица их были испещрены морщинами как перезимовавшие яблоки, вытащенные с чердака. И ещё похожи они были глазами: всевозможных зелёных оттенков, но неизменно с мудростью веков во взгляде.

В одно из таких посещений, когда на поляне у энтиц собрались все посвящённые, Хагрид в сотый раз благодарил Фимбретиль за спасённый Лес, а профессор МакГонагалл хмурилась, размышляя о чём-то своём.

— Я ведь сразу понял, что без чуда тут не обошлось. Такой огонь полыхал, да! Ну не уцелеть было Лесу. Я ведь думал, всё, конец и хижине моей, и Клыку, — тут Хагрид всхлипнул, — а огонь вдруг утихать стал. А тут вон оно что!

— Хагрид, сделай милость, помолчи немного, — взмолилась профессор МакГонагалл. — Ты сбиваешь меня с мысли. Я чувствую, что есть нечто важное в рассказе уважаемой Фимбретили, только никак не уловлю, что именно.

— Ещё профессор Дамблдор утверждал, что всех тайн Хогвартса не знает никто, — вступил в разговор Флитвик. — Появление древней — подтверждение его слов.

— Да, Альбус бы точно знал, как помочь энтицам вернуться домой. Если только это вообще возможно, — покивала Помона Спраут.

— Кто такой Дамблдор? — спросила Фимбретиль. — Никак не привыкну к вашим коротким именам. Вот наши имена надобно произносить без спешки, долго. А-лалла-лалла-румба-линд-орбуруме… Это часть нашего названия. А у вас, кгм, оло-ло, сплошная спешка, а не имена. Ну так уж есть, да.

— Вообще-то, Дамблдор был великим волшебником, — выпятил грудь оскорблённый Хагрид. — Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор — вот его полное имя!

— О как, — заколыхалась Фимбретиль в порыве смеха. — Ну это меняет дело. У нас великими магами были Гэндальф Серый и Саруман Белый. А ваш Дамблдор какой?

— Наш Дамблдор — самый великий чародей! — стоял на своём Хагрид. — Уж он придумал бы что-нибудь. Эх, жаль, Гарри нет, он тоже мастер попадать в неприятности. То есть я хотел сказать, находить выход из сложных ситуаций.

— Давайте оставим Гарри Поттера в покое хоть ненадолго, — укоризненно сказала Минерва МакГонагалл. — Ему и так досталось. И мистера Уизли и миссис Грейнждер мы тоже вызывать из Лондона не будем.

— Да чего уж, — согласился Хагрид. — Тут понятно, что ничего не ясно. Да только жалко мне энтиц, без дома и зверушке малой несладко.

— Лес Хогвартса давно стал нашим домом, — примирительно произнесла Блудберри.

Ханне Блудберри нравилась больше других. Кожа у неё была гладкая, серо-коричневая; губы ярко-красные, как рябина поздней осенью; руки и стан гибкие и тонкие, а голос походил на шум ручья — тихий и ласковый. И смеялась Блудберри чаще других.

— Всё течёт, всё меняется, — раздался вдруг новый голос на поляне. — Всё возвращается на круги своя. Ищите ответ там, где начались вопросы.

Все дружно уставились на черноволосого кентавра, а именно он вышел незаметно из-за кустов торна.

— Вот уж кто никогда не скажет прямо, а вечно норовит загадку загадать, — проворчал Хагрид. — Привет, Магориан. Так о чём ты, стало быть, толкуешь?

Магориан ничего не ответил, он смотрел на Фимбретиль. Её зелёные глаза отразили сапфировый луч взгляда кентавра, а потом поглотили его, вобрали в себя, будто рябь прошла.

Кентавр преклонил колено перед энтицей, а она приложила руку к груди и поклонилась.

— Магориан, вы, значится, знали о древнях-то? — не унимался Хагрид.

— Кентавры знают многое, — удостоил, наконец, Магориан ответом Хагрида.

— И почему же ты раньше ничего не присоветовал-то? — вновь разошёлся Хагрид.

— Кентавры не вмешиваются в ход планет, — спокойно ответил Магориан. — То, что предначертано, исполнится без суеты и спешки в положенное время.

Фимбретиль довольно загудела, уж больно ей понравились слова об отсутствии спешки.

— Кгм, да. Кгум, не думала, что встречу существо, столь близкое по духу древням.

— Кентавры далеки от пастырей деревьев, — сказал Магориан. — Мне лестно, что вы считаете нас близкими по духу. Однако мне пора. Желаю вам добраться до дома.

И Магориан, взмахнув хвостом, удалился обратно в заросли торна.

— Вот же мулы упрямые, — погрозил кулаком Хагрид. — И вроде после Битвы сговорчивее стали, а так и норовят тумана напустить.

— Он говорил об Озере, — задумчиво произнесла Фимбретиль. — Я прочитала это в его взгляде. Чёрное озеро несёт в себе воды Андуина.

— Да ведь точно! — хлопнул себя по лбу Хагрид. — Не знаю, что за Андуин такой, однако Озеро это не простое. Магия в нём сокрыта. Недаром же все ученики в первый раз прибывают в школу по озеру — оно запоминает их.

— Ну, то, что Озеро невозможно обмануть и оно пропускает только волшебников, ещё не значит, что оно каким-то образом связано с другими водоёмами. Это же не портал в другое измерение! — высказала разумные предположения Минерва МакГонагалл.

— А как же корабль Дурмстранга тогда, во время Турнира трёх волшебников? — спросила Помона Спраут. — Все видели, как их корабль появился в центре Озера из воронки.

— Кгм, — сказала Минерва МакГонагалл.

— Кгм, — кашлянула Фимбретиль. — А кто живёт в Озере?

— Водяной народ, — с готовностью ответил профессор Флитвик. — Русалки, тритоны, гриндилоу, гигантский кальмар.

— Думаю, стоит поговорить с водяным народом, оло-ло, кгум, — произнесла Фимбретиль. — А вдруг им и правда что-то известно?

— Только с русалками невозможно поговорить, — вздохнул Невилл. — Даже не знаю, кто, кроме профессора Дамблдора, смог бы с ними поговорить.

— Не печалься, смелый Невиллунь, — улыбнулась Фимбретиль. — Уж нолдоры, говорившие на квенья, и то переняли синдарин, хотя разделены они были пространством. Что древням чуждый уху язык? Вот пойдём и узнаем, кгум. Оло-ло, а ведь недавно я и разогнуться не могла, а теперь, гляди-ка, и ноги слушаются. Думаю, Блудберри тоже возьмём с собой, а остальные пусть здесь покудова побудут.

И разношёрстная компания направилась к Озеру, минуя кромку Леса и грядки Хагрида. Невилл сначала держал Ханну за руку, помогая ей выбираться на тропинку, а потом так и не выпустил ладони. Профессор МакГонагалл молча шагала вперёд, проигнорировав помощь профессора Флитвика, Хагрид и Помона Спраут расспрашивали Блудберри о пещере Огненных семян — Помона с надеждой заполучить несколько ростков в теплицу номер шесть, отремонтированную буквально накануне, а Харид с тайными планами раздобыть у Чарли Уизли по случаю яйцо дракончика и вырастить из него питомца.

На берегу Озера остановились. Хагрид наклонился к самой воде и что-то гортанно крикнул. На его зов приплыл кальмар и выставил щупальце в ожидании угощения.

Потом позвать русалок попробовали Минерва МакГонагалл и Филиус Флитвик, но русалки, если и слышали их, обнаруживать себя не спешили.

— Оло-ло, вот так да, — покачала головой Фимбретиль. — Однако не очень-то любят незваных гостей здесь. Ну что же, мы пришли не с враждой. Энтам чужды войны. Мы пришли с миром, кгум.

И тут над озером раздалось пение. Сначала оно было похоже на шум лёгкого ветра, а может, на говор лесного ручья, что берёт начало в чистом роднике. Невилл, Ханна и остальные не могли разобрать слов, однако было пение таким завораживающим, что все будто приросли к месту и стояли, не шелохнувшись, будто боясь пропустить волшебную мелодию. Постепенно в чарующей музыке стали проступать слова, и вот уже можно было разобрать целые фразы.

Это пела Блудберри о своей родине, о милом рябиновом крае, что оставила она тысячу лет назад.

— О, Орофарнэ, Лассемисте, Карнимириэ!

Рябины мои нарядные, горделивые дерева!

Рябины мои ненаглядные, как мне дозваться до вас?

Венчалась червонными гроздями рябиновая краса,

В ярко-зелёных уборах встречали вы рассвет,

И рядом был любимый Брегалад.

Берег у Озера взволновался, а потом из воды показалась русалка. Она резко вскрикнула, разом прервав волшебство песни, а потом то тут, то там стали появляться всё новые узкие зелёные лица. Однако говорила только та русалка, которая показалось первой, если, конечно, можно было назвать речью ужасные скрипучие и пронзительные звуки. Она обращалась к Фимбретили, и та — удивительно — отвечала ей похожими скрипучими звуками, только не такими резкими, от которых хотелось срочно зажать уши.

— Они говорят на наречье, близком к адунайскому, — прокомментировала Блудберри для Невилла и Ханны переговоры. — Это большая удача. Род мерроу был знаком с дунэдайном, это они завещали им охранять проход.

— Кто такие мерроу? — тихо спросил Невилл, ухватившись за произносимое название.

— Это русалки, — пояснила Блудберри. — Они не такие привлекательные, как сирены, зато и не такие переменчивые. Нет никого надёжнее, чем мерроу, если вы ищете стражника.

Фимбретиль тем временем закончила расспрашивать о чём-то главную русалку и повернулась к Минерве МакГонагалл.

— Кгм, да, не могу поверить, что так быстро удалось договориться. Неслыханная спешка для энтов, но, видимо, пришёл наш час вернуться домой. Мерроу согласны открыть проход для нас — великий Андуин приведёт нас домой в Семиречье. Оло-ло, кгум, хрум-м.

Вскоре на берегу Озера молчаливо собрались все энтицы. Хагрид смахнул слезу, уж больно жалко ему было расставаться с такими защитницами Леса, но Фимбретиль уверила его, что Лес под надёжной охраной их чар.

Чуть в отдалении стояли волшебники, провожая только что обретённых друзей, которые, по их словам, немного загостились.

— Мы больше не увидимся? — спросил Невилл у Фимбретили, когда она разыскала его в группе волшебников.

— Никто не знает, что уготовано нам завтра, Невиллунь, — ответила Фимбретиль. — Могу сказать, что деревья будут любить тебя, а ты научишься понимать их язык. Ты, Ханна, откроешь секрет лечебных трав и будешь врачевать. Однажды на южной стороне одной из теплиц вы найдёте растение, которое вы, люди, считаете мифическим. Тауматагория обладает мощнейшей магической силой, и ты, Невиллунь, сумеешь правильно распорядиться этим ценным ингредиентом, вернув из-за Лунных гор двух дорогих людей. Ты, Хагрид, разыщешь пещеру Огненных семян и поможешь спасти драконологам яйцо очень редкого экземпляра, потомка Анкалагона чёрного, которое было обречено на погибель. А впрочем, не стану рассказывать вам обо всём, ведь новизна чистого дня так прекрасна, когда есть ради чего жить и кого любить.

Энтицы поклонились людям, а затем повернулись к русалкам. Те будто только и ожидали команды. Они вытянули свои узкие лица и запели. Мелодия их песни не была на этот раз резкой и скрипучей. Она текла неспешно и плавно, похожая на трели утренних птах и ночные куплеты цикад. Энтицы подпевали русалкам, и вот уже можно было расслышать отдельные строки:

— Мы вместе пойдём заповедным путём за дальние рубежи,

И нам откроется новый край, и снова заблещет жизнь.

Озеро внезапно поднялось из берегов, а потом водная преграда разошлась ровно посередине, будто неведомая швея невидимыми огромными ножницами разрезала ткань на две части. У основания водяной прорехи показалась дорога, убегающая в глубины. Энтицы ровным строем подались прямо в пучину, не прекращая своей песни.

Вода откатывалась от энтиц, пропускала их вперёд, смыкаясь сразу же, как только они проходили. Вот уже Блудберри, замыкавшая шествие, скрылась за водной преградой, голоса энтиц стали тонуть в нарастающем шуме волн. Русалки ещё продолжали петь, но проход удавалось сдерживать всё труднее. Невилл понимал, что ещё немного, и воды сомкнутся совсем. Успеют ли энтицы? Не затянет ли их в водоворот обрушившихся волн? Не выкинет ли где на противоположном берегу с поломанными ветвями?

И тут откуда-то из самых глубин донёсся протяжный клич «Гу-у-гу-у-гу-умм!» и тут же издалека снова «Гу-у-гу-у-угу-у-гу-гумм!»

И был это не отзвук, но отклик.

* * *

Невилл аккуратно высыпал семена тибетского турнепса на ладонь, рассмотрел их и удовлетворённо кивнул. Ну что ж, перезимовали они отлично, теперь можно и высаживать. Плоды турнепса пользовались бешеной популярностью, приходилось зорко следить, чтобы ученики не совершали набеги на теплицы — уж больно много было желающих прогуляться под водой и посмотреть на водяной народ поближе, ведь один съеденный средний плод турнепса позволял дышать под водой целый час.

Он сажал круглые коричневые семена, похожие на гречку, и вспоминал, как прошлой осенью Алиса в компании Молли и Люси Уизли отправились на поиски гриндилоу в Озеро, решив поселить один экземпляр в Норе. Ханне пришлось потом лечить всех троих Бодроперцовым зельем, хотя Невилл подозревал, что жена просто спрятала девочек в Больничном крыле от гнева бабушек. И Молли Уизли, и Алиса Лонгботтом грозились забрать «несносных разбойниц» на домашнее обучение. Хорошо, что всё хорошо закончилось.

Солнце на миг закрыло облако, а потом Невилл понял, что это никакое не облако, а огромный орёл. Невилл радостно помахал Фрэнку — папа был совсем не против, что его именем назвали крылатого письмоносца из Средиземья — и приставил ладонь козырьком, чтобы лучше видеть.

Вот Фрэнк подлетел совсем близко, выпустил из лап пергамент, свёрнутый трубочкой, отвесил Невиллу подзатыльник в знак приветствия и на бреющем полёте отправился в сторону хижины Хагрида за угощением.

Невилл развернул долгожданное письмо. Вот Ханна обрадуется! На этот раз в нём были не только неведомые руны, которые могла прочитать только Гермиона Грейнджер, а цветной рисунок.

Древень с пышной зелёной шевелюрой приветственно махал с рисунка. В кудри была воткнута бордовая тяжёлая кисть рябины. Сын Брегалада и Блудберри стал предводителем энтов после возвращения энтиц. И зацвели сады за Мглистыми горами как никогда прежде, и процветали кущи Лаурелиндоренана. И новое поколение молодых энтингов распевало песни о Перечне Сущего во главе со своим вожаком.

 

И звали его Невиллунь.