О прощении (джен)

Когда именно я простил Моллари?

Вы меня озадачили, признаюсь честно. Это просто… случилось, и я даже не думал, когда и почему…

Скорее всего, простил я его раньше, чем сказал ему об этом. Но так вышло, потому что мне самому нужно было это осознать.

У землян есть пословица: «Что имеем — не храним, потерявши, плачем».

Большая часть моей жизни, увы, прошла под этим печальным и горьким девизом. Потребовалось потерять слишком многих, чтобы понять: «здесь и сейчас — это все, что у нас есть». Наверняка моя атташе вам тоже это процитировала. Она посмеивалась, когда я это повторял.

Молодым такие вещи понять трудно. Они думают, что будут жить вечно. Но потом она все поймет.

Мы все устроены странно. Когда ненавидим кого-то, то спешим сказать ему об этом. И подбираем самые едкие и злые слова. А вот с прощением или с признанием собственных ошибок гораздо сложнее.

Мы откладываем эти слова на потом, держим их в себе, придумывая тысячи поводов, чтобы не произносить их здесь и сейчас.

И очень часто получается так, что опаздываем. Лучше поздно, чем никогда, конечно. Но сказать это вовремя еще лучше.

Так и у меня с Моллари. Я никогда не медлил, когда надо было сказать ему колкость или что-то обидное. В последнее время, конечно, эти слова стали беззлобными, хотя со стороны могло сложиться иное впечатление.

Но… просто похвалить или ободрить его… о, мне было очень трудно облечь это в слова. Да, я, писатель, не мог это выразить! Вот такая ирония…

Думаю, что первые такие проблески осознания у меня появились именно тогда, когда его не было рядом…

Да, в тюрьме на Центавре. Тюрьма для меня вообще место особое. Там есть время поразмыслить о многом. Там ничто не отвлекает от себя самого, понимаете?

Моллари последовал туда за мной, хоть это было глупо и опасно. У него, премьер-министра, были более важные дела, чем защищать своего нарна-телохранителя. Но он сделал свой выбор.

Я был раздосадован и тронут одновременно.

А потом, когда он ушел, а я остался один в той камере… вот тогда я задумался о многих вещах. О том, что мы можем больше не увидеться, потому что меня могут казнить или его может убить очередной наемный убийца. Это могло случиться в любой момент.

А я говорил ему только всевозможные колкости. Он тоже в долгу не оставался, конечно. Но разве друзья должны так себя вести?

Надо было что-то менять.

И когда я увидел его снова, медлить не стал. Да, возможно эти слова запоздали. Но, тем не менее, они были сказаны вовремя.