Король бывает только один (гет)

— Звал? — спросил Евграф, заходя и пытаясь прикрыть дверь за собой ногой, так как руки были заняты, а палочка и вовсе осталась на рабочем столе. На голове его красовалась конструкция в виде шлема, сплетённого из проволоки разного сечения и металла, к которому крепились суставчатые усики разной длины, на их концах в оправы были вставлены разные «стекляшки», сработанные из камней вроде рубина, изумруда и других — по принципу спектра преломления разной частоты магических сопряжений. Одна из «стекляшек» была надвинута на левый глаз, и оттого Ева глядел одним правым, косясь на отца.

— Заходи, — оторвавшись от свитка, Михай разглядывал сына, балансирующего на одной ноге, поскольку обе руки и вторая нога были заняты делом, — что это?

— Это? — переспросил сын, показав на голову, — или это? — покачав на ладонях какие-то непонятные и незнакомые на вид штуки.

— В руках, — уточнил Михай.

— Это, бать, те приборы, простальские, которыми они нас скоро видеть научатся, — сказал Ева, подходя к столу. — Кстати, они, ну — простали, уже это, против наших уже использовали.

Михай поднял бровь, разглядывая штуки, лежащие перед ним на столе.

— И как?

— Они это использовали, когда одного из бахрушинских подбили пулями, — Михай скривился: он помнил, из-за чего ему пришлось уйти в отставку, — а это, — Ева постучал пальцем по одной из штук, — видит нас в темноте, тут хитрый способ используется, видишь ли...

— Стоп, — Михай понял, что сейчас будет лекция, и решил остановить сына, — этот разговор долгий, так что расскажешь, когда вернёшься.

— А, — Ева не сразу переключился на другую тему, — а куда я собрался, скажешь?

— Немного предыстории. — Михай встал и, протянув руку, подхватил курительную трубку, перелетевшую к нему с подставца на полке. — В девяносто третьем году в английской школе магии был убит король змей. Небезызвестная история. Сотни лет его маги всего мира искали, не понимая, куда мог деться самый могучий змей, а он в подземелье Хогвартса обретался.

— Это же больше тысячи лет.

— По легенде, его туда упрятал Салазар Слизерин, — продолжил Михай, — он или Салазар Темник, или Салазар Дрегович — мы точно не знаем, всё на уровне легенд. Летописные списки нашего рода говорят более-менее внятно, что род идёт от Салазара Старого, что в Китежской боротьбе участвовал, но опять же его записки примерно от начала четырнадцатого века, а Китеж сильно раньше. Ну да ладно, ты это и сам в родовых книгах читал. Главное — это то, что король бывает только один, поэтому и не могли найти василисков — из-за того, что хогвартский сиделец всё это время жив был. А совсем недавно мальчишка двенадцати лет его прибил — говорят, одним ударом.

— Ого, — удивился Ева, — и чем он его приложил? И да, откуда информация?

— Информация оттуда, — Михай развёл руками, — оно ведь как, если знают двое — знают и все. А в отряде Дамблдора около тридцати человек, вот и...

— Погоди, — Ева встрепенулся, — ты это про Поттера, что ли? Так видел я его в Берлине, на слёте артефакторов, аккурат в прошлом году, он с приятелем был — Уизли, тот привозил шутихи с фейерверками.

— А прибил Поттер змея мечом самого Гриффиндора, того самого, который нашего, возможно, пращура из школы той выгнал.

Ева пожевал губами в задумчивости.

— Тесен мир-то, однако, — проговорил он, и вдруг его брови приподнялись, — хочешь сказать, что где-то народился новый?

— Не знаю, — ответил Михай, — но мне тут письмецо пришло. — Он взял со стола свиток явно дорогого пергамента с орнаментом по краю и протянул Евграфу.

— Хм, фар­си, — слегка удивился Ева.

— Да.

Евграф развернул свиток неплохого пергамента и заскользил взглядом по строкам письма. Закончив читать, он посмотрел на отца в явной задумчивости.

— А чего они боятся-то, — спросил он, пожав плечами, — судя по рассказу, змеёныш едва до пары метров вырос, сами словить не могут?

— Этот змеёныш взглядом птицу влёт бьёт и человека приголубить может; не насмерть — это да, но травий генерал они импортируют, а посему редок он у них и дорог, а Иран ещё и подземельями богат без меры. Там понимаешь, какое дело: по их подземельям как-то один маг из местных на спор через всю страну прошёл, на поверхность не выходя. Конечно, мало кто эти подземелья хорошо знает, их рыли во времена Кира Великого и его сына Бардии, то есть очень давно. Там даже города под землёй есть, тот же Киш. Я там бывал, в отпуске туристствовал. Так что если этот малыш ушмыгнёт в подземелья, беды не миновать. Вот и боятся. К тому же и нам выгода есть — и яд, и чешуя, ну, в общем, прибыток. А посему отправляйся и уговори мелкого к нам перебраться.

— И куда ты его хочешь пристроить?

— Да хоть в один из пещерных уральских каскадов, не очень северных, — пожал плечами Михай, — а что, и сыро — там ведь и пруды есть, — и живность мелкая имеется, и не мелкая найдётся, так что разместим с комфортом.

— Ладно. — Евграф встал и, забрав со стола свои «игрушки», пошёл к двери. — Пойду сбираться, а ты мне напиши хоть, к кому там обратиться.

— Вот, — Михай достал немалый конверт плотной сероватой бумаги, — здесь всё. И ещё, — он поглядел на Евграфа задумчиво, — в Кашинный в Питере загляни.

— Чего там?

— Там тебя Гази ждать будет.

Брови Евграфа поднялись в удивлении: он, конечно, знал, что некий вампир Гази вроде как служил роду Салазаровых, но видел этого вампира лишь пару раз и то у отца на службе, и подчинён тот был дядьке Дугорогу, а тут вон как.

— А...

— Всё тут, — Михай указал пальцем на конверт.

* * *

Хлоп! Сонные деревья Михайловского сада, вздрогнув, осыпали Евграфа пожелтевшей листвой. Выйдя из под дубов, он вытряхнул из капюшона волнистые листья и пару желудей, которые припрятал в одном из шести верхних отделений поясной сумочки — пригодятся! Жёлуди — они того, за шиворот просто так не падают.

Надо же, октябрь, а солнышко яркое в Питере-то, хоть и не жарко. А посему аккурат у храма напротив Царицынского моста толпился отдыхающий народ, слушал музыку. Ничего так. Два молодых парня играли на ксилофонах, и играли достойно. «Надо будет поискать записи», — подумал Ева, проходя мимо.

Перейдя по Ново-Конюшенному мосту, Ева полюбовался Спасом на Крови и двинулся к Кашиному переулку. Он часто бывал в Санкт-Петербурге, а с учётом учёбы в Колдовстворце, находившемся на окраине старого города... Правда, основана школа была в начале восемнадцатого века, а посему сейчас это почти центр Петербурга.

А вот и «Кашинка» — когда-то давно маленький переулок для «небогатых», с парой ночлежек и столовальной избой, а теперь вполне респектабельное местечко с магическими лавками, парой банков и гостиным двором, вполне приличной гостиницей и даже баней. Пройдя через «приветливый проход» меж домов, Ева встал как вкопанный. После ослепительного, пусть и прохладного и почти зимнего солнца погода в Кашином малость шокировала. «Вот же пергамента кусок», — подумал Ева, глядя на низко висящие над Кашинкой мрачные фиолетовые тучи, проливавшие на переулок мелкий, но частый и холодный дождь. Даже яркость витрин, зазывающих посетителей в разнообразные лавочки и кабачки, куда-то делась, и теперь переулок казался вообще чёрно-белым и даже серым — и безрадостным.

Ева знал, что настроение Кашинки менялось часто и по никому не понятным причинам, и это иногда вымораживало мозг, но за всё время её существования так никто и не смог понять, как это работает. Возможно, действительно у переулка был свой разум, у палочек же есть — никому не понятный и не такой, как у магов, но есть.

Почти у самого входа в гостиный двор стоял под воздушным зонтом мороженщик и тоже грустил, предлагая, правда, не мороженое, а горячий шоколад, сбитень, кофе и другое горячее питьё, кстати и мороженое, но тоже горячее. Ева поёжился и, распустив над головой зонт, пошёл к «Медному Жёлудю» — большому бару, в котором обычно собиралась их компания, — естественно, когда они бывали в Северной столице.

Кабак был почти полон — ну да с такой-то погодой, и чтобы пройти к стойке, пришлось потолкаться локтями. Ева не заметил, как рядом оказался рослый кавказец в тёмно-синем худи с узорчатыми шнурками в капюшоне.

— Добрый день, Евграф Михаевич, — обратился он к Еве.

— Привет, — Ева рассмотрел собеседника, — Гази? — и кивнул на дверь: поговорить в плотном гомоне забитого народом бара не представлялось возможным. Поэтому они быстро вытолкались под разноцветный тент летнего павильона.

— Отец сказал, что ты рулишь как проводник?

Ева решил не пудрить себе и собеседнику мозги излишней церемониальностью и сразу заговорил по-простому. Да, он знал, что Гази подчинён их роду, сильно подчинён, и не только Гази, но и весь его род, притом уже много веков. Но не раб же, да и проще так.

Гази, стоявший к Евграфу боком, кивнув своим мыслям, сразу принял правила, предложенные наследником одного из ведущих магических родов России. Он улыбнулся, демонстрируя ровные белые зубы, и стало понятно, что он испытал облегчение.

— Тебе в банк вроде, — сказал он, — после перекусишь, и тогда в мой дом отправимся, и там дальше сигать. А я на канале обожду.

И он, кивнув Евграфу, пошёл под дождем, что не мочил поджарую фигуру истинного вампира: капли будто огибали его без всякого зонта.

Ева с удивлением увидел, как с уходящим вампиром небо над Кашинкой начало светлеть и очищаться от туч. И когда Гази вышел в арку, над переулком засияло яркое солнце, а брусчатка начала парить и быстро освобождаться от стылых луж.

* * *

Евграф стоял на вершине родовой башни Гази и любовался видом сверху на горную долину, по которой текла неширокая речка. Вода весело прыгала по крупным валунам, сверкая дробными блёстками солнечных брызг.

Подошедший Гази протянул бокал с рубиново-алым вином.

— Можно вопрос? — спросил Евграф, глядя сквозь вино на солнце.

— Не вопрос, — кивнув, ответил Гази, — спрашивай.

Ева знал, как род Хаедыховых попал в службу Салазаровым, читал в летописи своего же рода. История — ого-го эпопея, ещё в пятнадцатом веке случилась, ещё когда Евсея Аникеевича по югам носило с подвигами, вот в Персии и выручил вампира, а тот возьми и посвяти свой род роду Евсея, что Салазаровыми стали.

— Что это было, — он слегка замялся, — ну, в Кашином переулке, аномалии погодные?

— Ты про дождь?

— Да.

— О, — Гази широко улыбнулся, — когда-то давно, при Анне Иоановне, дело было. Мы с Мифодием Шумиловичем только к службе пристроены были. Шумил Игнатыч, отец его, крут был без меры, а Мифодий балбесом был, легкий на подъём, резкий да отходчивый, да и вообще характер у него лёгкий был, общительный. А тогда в Санкт-Петербурге свой род таких, как я, был. Они сейчас в Москве обретаются — возможности, сам понимаешь. Нам это всё, — он покрутил рукой с растопыренными пальцами, — как-то неважно, к тому же служба, а они, бывало, и за троном стояли. Так вот, Мифодий тогда Колдовстворец закончил. Школа только работать начала, и среди дворян да купцов верхних модная была — страсть. Вот и загуляли весело. Да, на беду, Кровнин там же гулял и ничего лучше не придумал, как к девке половой пристать с предложением отпить у неё крови, лишней мол. Мифодий услыхал — ну и понеслась, что говорится, и я поучаствовал. В меру сил, — Гази рассмеялся, — в общем, мы с Кровниным сцепились, а Мифодий с его дружками, а там и завертелось — полпереулка в хлам, и теперь Кашинка нас встречает вот такой милой грустью. Милое местечко.