Не знаю, чего про Хэлловин рассказывать (джен)

Ну я эта, не знаю, чего рассказывать… Меня все про Годрикову Лощину просят рассказывать. А что там рассказывать — ну там лощина такая, вот как в низинке… и там деревня, значит. Церковка, значит, кладбище… могила Певереллов есть, на ней такое нарисовано… стыдно сказать даже… Да нет, это не хулиганы, а только там круг такой изображен, а в нем палочка торчит, в круге этом… я ж говорю, даже совестно описывать как-то… треугольник еще такой, как в туалете дамском… Я ж с понятием, я ж знаю, что мужской — это когда треугольник перевернутый, тоисть… Я вот молодой когда был, мне Дамблдор говорит: «Мальчонку до школы довези». А мне оно в первый раз, как там оно у магглов-то… вот и сунулся туда, где треугольник ну как у Певереллов… выхожу, морда вся красная… не, не буду лучше про это рассказывать…

А про Годрикову Лощину что рассказывать… ну вот захожу, значит, к Джеймсу… Хэлловин тоже, праздник какой-никакой… Тока дом его найти долго не мог. Прям как подевался дом куда-то, как сквозь землю провалился… я уж к соседям даже зашел, руками шарить начал… ну, где дом Джеймсов стоять должон… Забор повалил и нужник соседский своротил… ну вот так шарил руками, как впотьмах… Тут Джеймс вышел наконец, дом мне свой показал… тока в кухню не провел, я там не помещаюсь…

И вот сижу я в гостиной, чай пью, никого не трогаю… Дамблдор еще в деревню со мной приехал… ну, у него дом там, в низинке этой… в Лощине, да… В общем, я на одном конце деревни никого не трогаю, он на другом конце никого не трогает… а дверь тут как заскрыпит и медленно так отворяться стала… Я подошел, я ж с понятием… может, там кто зайтить робеет, али тоже дом найти не мог и теперь думает — не ошибся ли дверью, мол… ну вот как я тогда оплошал, с треугольниками этими.

Я дверь тогда совсем открыл, а там этот стоит, который никак не называется… глаза такие красные! Ну вы знаете, про кого я… про него еще прозвище выдумали, тот-которого-нельзя-называть… только оно стыдное какое-то. Вот так скажешь, что стоит тот-которого-нельзя-называть, а подумают, что там не пойми что торчит… которое действительно называть непристойно как-то…

И вот он там стоит, глаза красные… плохой такой, каким только можно стать, только хуже… да еще хуже, чем просто хуже… ну и я рукой так его по голове — раз! Ну, типа, чтобы шел отсюдова… тама, иди давай, говорю… мне ж на работу послезавтра… и вообще, я же чай пью, а когда я чай пью, я никого не трогаю… привычка дурацкая такая.

Он вроде ушел — туда, сюда покачался и налево пошел с крыльца… ну что я его, в кустах там искать буду… я обратно пошел, ну там, чай чтобы… Лили говорю, нормально все… ей волноваться вредно, у нее на это ребенок есть — волноваться за него чтобы… а я что — другого кого, может, и убили бы, а я рукой быстро так — раз! У нас в лесу зевать не приходится, ты рукой помедлишь — тут тебе и голову оттяпают… фестралы там всякие, пауки еще есть трехметровые… не, не буду про них рассказывать…

И вот я Лили говорю, значит — ну, мальчишки там приходили… конфет взять чтобы… а у меня конфет нету, они и ушли… а сам пью чай и думаю: а ну как это человек ради праздника так нарядился. Череп лысый, глаза красные… старался, голову брил, а я его рукой — раз! По голове! Неудобно как-то.

Я тогда чай допил как, вышел на крыльцо… наклонился, рукой пошарил там внизу, ну где кусты, да… Вижу — нога… ну то есть не вижу, там темно, в кустах-то, я еще подумал, зачем он туда пошел… я в темноте щупаю — а там нога. И я потянул, значить, за ногу… достаю его за ногу — смотрю, череп лысый, и сам он плохой какой-то… в общем, поплохело ему… и глаза красные…

А он висит, за ногу то есть… и меня спрашивает: зачем я здесь? Ну то есть не про меня, а про себя спрашивает — зачем он здесь? А чего я отвечу? Кто ж тебя, мил человек, знает… пришел, куда не звали — и вот как все обернулось. Как дорогу нашел только — я вот руками шарил почитай двадцать минут… яблоню сломал, рукою… подвернулась вот под руку.

Он тогда спрашивает меня: а где я? Ну то есть, это он где, про себя же я знаю: тута я, чай вот пил только что. А я говорю: тебе куда надо-то? Меня ж Дамблдор просил не сказывать, где Джеймс и Лили живут… хотя их дом и так руками не нашаришь даже… И вот я поэтому и спрашиваю — тебе куда надо? Он подумал и говорит: по-моему, я шел в Хогвартс… ну это ко мне, значит, работаю я там… Тока мне к чему такие, которые не знают, где они и зачем? Да еще и глаза какие-то красные…

Но я Дамблдора покликал, он лучше разберется, кто в Хогвартсе нужон… вышел так к ограде, как крикну: Дамблдор!! Ну чтобы на другом конце деревни слыхать было. Этот бледный какой-то стал, у которого глаза красные… Ну то есть у него до этого и морда была красная, он же вниз головой висит… когда я его за ногу-то схватил… а теперь чота бледный сделался.

Дамблдор пришел — а что поделать, если его вся деревня уже зовет… чтобы я в пятый раз не кричал-то. Соседи меня ругают уже — говорят, от твоего крика окошко у нас треснуло… с другой стороны тоже про забор да про нужник наседают, поломанные… а я ж чего, я же не трогаю никого, заплутал тогда просто.

Дамблдор как пришел — палочку свою хвать! Ну, я тут говорю, звиняйте, директор… пожалейте его, значит… я и так его за ногу из кустов достал… видите, на нем листья еще прилипшие… и череп у него с одной стороны приплюснутый… и с другой тоже приплюснутый, но с другой стороны — это уже не я. Мало ли, куда он еще ходил… у него ж не спросишь теперь, он и сам не знает, зачем он и где…

Ну и Дамблдор с ним в Хогвартс пошли, он же в Хогвартс собирался… последнее, что он за пятнадцать лет помнит… а я еще чая выпил… Джеймс, Лили, они ж меня знают… ну что кричу я громко, но это ж я не со зла… и что если я кого ухватил за ногу, то того бояться незачем — куда он дальше без ноги-то побежит? Так что лучше пусть и не вырывается.

А потом журналисты приехали… Ты, говорят, герой… а я ж чай просто пил, никого не трогал… Дай, говорят, интервью нам… А я ж не знаю, чего рассказывать… мне на работу послезавтра, а я тут чай пью… ну и пошел… Дамблдор-то вместе с порталом убыл, ну я тогда так, пешочком…