Провода (джен)

Пошла вторая неделя, как увезли деда, а Илья всё не мог привыкнуть, что больше не обязательно, чтобы покурить, вывешиваться в окно и судорожно выдыхать дым как можно дальше вперёд. Теперь можно было грохотать замком, шляться с лестницы и обратно хоть до восьми утра. Дед вставал в восемь. Илья к восьми крепко спал, а ложился после рассвета. Летом светает рано, ночь совсем короткая, не успевает остыть, в пять её снова начинает подогревать.

Дед умер ночью. Илья проснулся к полудню. Непонятно, чего вскочил. В квартире было тихо и пусто, и Илья решил, что дед ушёл на улицу по каким-нибудь дедовским делам. Он не сильно был в курсе, они мало общались. К вечеру, когда дед не появился, Илья призадумался. Было ощущение, что здесь что-то нечисто. Низачем, просто так, валандаясь без дела по квартире, он заглянул в его комнату, и дед оказался там. Лежал на постели, накрытый одеялом, как спящий. Одеяло было шерстяное, торчало тёмно-коричневым ромбом сквозь дырку в пододеяльнике. Илье сделалось нехорошо. День выдался жарким. Дед бы точно взопрел под одеялом за пару минут. Если бы только ещё мог потеть.

Илья позвонил дяде Антону — новому мужу мамы. Поженились они недавно, а Илья уже был слишком большим, так что даже не предполагалось, что он станет считать его отчимом. Илья называл его просто «дядя Антон», немного — в своё удовольствие, но без злобы — этим его раздражая: Антон хотел, чтобы его называли просто «Антон». Он выслушал Илью спокойно. Они поговорили, будто ничего особенного не случилось. И Илье даже показалось, что это действительно так. «Вот, — подумал он, — так это всё и происходит. Ничего страшного».

Пока ждал, когда приедет дядя Антон, решил покурить и высунулся в окно, прижавшись животом к подоконнику, но в последний момент усовестился. Приедет Антон, тут будет вонять сигаретами, а ещё и его мёртвый папаша так и лежит под шерстяным одеялом. Илья ушёл курить на лестницу. Что делать с покойниками — он не знал. Разве что помнил, что им закрывают глаза. Но они у деда были закрыты и так, и никакой помощи Ильи в этом деле не требовалось. «Что ещё?» — вяло думал Илья. В голову лезли только дурацкие мысли о монетах. «Круги из соли? Нет, это не то… Или ещё просто рано». Илья похихикал. Потом усовестился. Не то чтобы ему было весело или действительно стыдно. На самом деле было никак. И оттого он пытался нащупать внутри хоть какую-то правильную реакцию. Скорбь? Сожаление? Ничего не было.

Приехал дядя Антон. А чуть погодя труповозка с ментами. Позвонила мать. Илья вышел разговаривать с ней в коридор, пока по квартире ходили чужие люди. Мама плакала. Очень переживала за дядю Антона и просила Илью посмотреть внимательнее, как он там. Илья посмотрел. Дядя Антон на кухне разговаривал с заполняющим бумаги мужиком. Он был бледен и собран.

— Всё нормально, — сказал Илья.

— Да что ты понимаешь, господи, — запричитала мать.

Она ещё несколько раз тяжело всхлипнула в трубку. Илья давно начал тяготиться разговором. Мать задавала дурацкие вопросы, хотела, чтобы он описывал, что происходит. Донимать этим дядю Антона, видимо, ей не позволяло благоразумие.

— Мам, всё, мам, ладно? Успокаивайся, давай.

Илье хотелось сказать, что дед всё равно был старый. Что, может, и хорошо, что умер. В конце концов, никто ещё не избежал этой участи. Лучше так, он ведь даже совсем не болел. Раз — и всё. Но Илья боялся, что мама не поймёт и разорётся. Поэтому он сказал:

— Давай, мне пора тут. Давай, созвонимся попозже, если что, ладно?

Деда увезли. Вместе с ним уехал и дядя Антон, и все остальные незнакомые официальные люди. Илья остался один. День шёл к концу. Илья сбегал в соседний магазин и купил пива. Принял пару слабеньких таблеток из заначки и сел пить на кухне. Повсюду лежали и стояли вещи деда. Его крекеры в соломенной вазочке, коробочки с чаем у плиты, газеты на подоконнике и чехол для очков, картонные коробки под столом. Илья почувствовал, как таблетки с пивом уплощили мысли. Сделалось ещё более никак, чем было. Илья распахнул окно и закурил, не вставая с табуретки, пообещав себе, что сделает так лишь единожды. Когда вернётся дядя Антон, он не знал.

Было странно. Илья посидел, выдул одну бутылку. Казалось, дед спит или вышел. Илья поймал себя на том, что прислушивается, не зашуршит ли он из прихожей, а может, даже из своей комнаты. Илье сделалось не по себе, и он рассмеялся. Мама вечером не позвонила.

Потом были похороны. Нервные и многолюдные. Жара мучила. В ресторане, куда они отправились после кладбища, было душно. Илья отсидел, сколько смог, среди незнакомых родственников дяди Антона и ещё не умерших друзей деда — дряхлых, занудных стариков и старух. Потом подкрался к сидевшей рядом с пустым стулом маме: дядя Антон отошёл с кем-то поговорить. Илья тронул маму за плечо и шепнул, наклонившись:

— Я пойду.

Мама задрала голову и поймала его за руку.

— Куда?

Лицо у неё было немного опухшим и растерянным. Илья впервые подумал, что мама начинает стареть. Ещё подумал: хорошо, что есть дядя Антон. Это ему нужно будет убеждать маму, что она вовсе не старая, ему иметь дело с её растерянностью и слезами. Илье захотелось уйти сильнее.

— Мне ещё сегодня кое-что нужно сделать, — соврал он.

Мама кивнула. Она не очень его слушала. Кто-то из стариков в древнем пиджаке поднялся и принялся произносить речь.

Через неделю приехал дядя Антон — разбирать вещи отца. Вместе они упаковали коробки и спустили их в машину. Потом он приезжал ещё дважды, в последний раз вместе с мамой. Втроём пили чай на тесной кухне. Илья даже прибрал квартиру, зная, что они будут с официальным визитом. Больше всего боялся, что дядя Антон скажет, что квартиру теперь хочет сдать. Тогда нужно будет куда-то деваться. Либо обратно к маме, либо… Об этом Илья даже не думал. Не видел такого варианта, что съезжает, находит более оплачиваемую работу. Это вообще как? Что-то из серии невозможного. Дядя Антон, однако, только устало посоветовал Илье бросать курить, и больше ничего. Илья остался в квартире деда один.

Лето заканчивалось. И внезапно обнаружились две вещи. Первая: часы в комнате деда очень громко тикают. Илья в одну из бессонных ночей снял их со стены и вытащил батарейки. Вторая заключалась в том, что, как оказалось, с дедом было лучше, чем без него. Не то чтобы они подружились, пока жили бок о бок. Каких-то полгода — срок небольшой. Но Илья успел привыкнуть. К дедовскому ворчанию и одним и тем же упрекам. К тому, что с дедом приходилось считаться. Он был словно старая собака с дурным характером — ругается, но никогда не кусает. Илья не нажил к деду претензий. Его родные старики имели куда более неприятный нрав. К тому же дед Илью отвлекал.

Как-то ночью он поймал себя на том, что ходит по квартире в поисках достаточно прочного шнурка или ремня, одновременно приглядывая, за что бы его зацепить. Люстры висели неудачно — Илья боялся, свалятся. Была ещё перекладина для вешалок в шкафу в комнате деда. Илья зашёл, включил свет. Перекладина была деревянная. Илья попробовал повиснуть на ней руками, и она стала прогибаться. Старая сухая деревяшка. Илья зацепился за металлические ручки на дверцах верхних полок. Вот они, пожалуй, могли выдержать. Но подходящей верёвки так и не нашлось. Можно было взять провод. Их у Ильи было великое множество.

Он сходил за проводом и вернулся. Сел на пол, прислонившись спиной к кровати. Время было три часа ночи. Если ещё подождать — настанет рассвет. А на рассвете всегда немного легчает. Илья распахнул окно, вернулся на своё место и закурил, стряхивая пепел прямо на пол. Похолодало. Ночь сквозь окно дыхнула сыростью. Илья потёр лицо руками. Потом долго разглядывал ладони. В тусклом освещении они казались почти нормальными. Илья поковырял ногтем шелушащуюся корку, покрывающую костяшки. Эта ерунда началась не так давно. Илья думал, пройдёт само, но пока болячка лишь расползалась. Мама в последнем телефонном разговоре советовала пойти к врачу. Илья вспомнил об этом, и ему стало смешно. Разве это имеет какое-то значение? Он докурил, выкинул окурок в окно и принялся приделывать провод к ручкам шкафа.

Утром позвонил приятель с работы.

— Ну и что ты? Где ты, что ты? — пробормотал он.

— Слушай, у тебя есть чего? — спросил Илья.

— Пошли вечером в парк.

Илья пошёл. Сначала на работу. Весь день подключал провода. И каждый напоминал о том, оставшемся свисать со шкафа в дедовой комнате. Потом потащился с приятелем в парк. Они стояли на вершине холма в темноте между высокими деревьями, а впереди внизу блестела река. Плыл, сверкая огнями, катер, с которого ветер доносил гулкую музыку. Илья шипел самокруткой и не думал. Приятель молчал, щурясь на огни. Он сегодня был особенно молчалив, но Илья не замечал этого.

— А мне девушка изменила, прикинь, — сказал приятель вдруг.

Илья посмотрел на него, но в темноте разобрать выражение его лица было невозможно. Только искорками блестели прищуренные глаза.

— Дерьмово, — сказал Илья.

Приятель вздохнул.

— Да, — сказал, — да-а. Восемь лет были вместе. А она вот так…

Он махнул рукой. Илья затянулся, задержал дым внутри и медленно выдохнул. Протянул приятелю самокрутку. В голове было совершенно пусто.

Утром позвонила мама. Илья только заснул. Нажрался успокоительного и полночи гипнотизировал свисающий со шкафа провод.

— Я беременна, представляешь, — сказала мама.

— Да? — На большее Илью не хватило.

— Да, балда ты! Я так счастлива, ты не представляешь.

— А дядя Антон?

— Антон вообще на седьмом небе…

Илья лёг обратно на постель и прижал телефон к уху.

— …в понедельник ехать на обследование, там такая врачиха суровая, ой, я её боюсь вообще, вдруг она мне что скажет. Это же теперь эти все анализы сдавать, я уже и забыла, как это всё…

Илья закрыл глаза и под мамино тарахтение представил, как она звонит завтра, а в трубке только гудки. Как перезванивает позже. Потом опять. Начинает волноваться. Она или дядя Антон едут в квартиру, но никто им не открывает. Тогда они отпирают дверь своим ключом. А потом находят его висящим на шкафу.

Илье стало смешно.

— Вообще я прочитала, что на ретроградном Меркурии нехорошо это всё делать… ну, не желательно, так они считают. Ой, не знаю, верить во все эти гороскопы или нет. С другой стороны… Чего ты там? Хихикаешь, что ли?