Жизнь - штука странная (джен)

Три гулких удара пронеслись по вентиляции, завибрировали ударной волной и затихли где-то на периферии самых дальних уголков базы. Существо, которому предназначался условный сигнал, не любило громких звуков и гула, но телепатом точно не было, поэтому иного способа связи с сообщением о том, что оно вновь понадобилось, они с командиром базы пока так и не придумали. После сытного обеда спалось куда как сладко, и Рогнр долго потягивался и зевал, прежде чем нырнул в трубу. Он не жаловался, когда его вызывали посреди ночи или утаскивали в длительные походы, чтобы он провёл через аномалии или помог вытащить артефакты, но решительно не понимал, как люди командира в состоянии полноценно функционировать днём. Самое время, чтобы заползти в укромное место, где никто не мог тронуть, и хорошенько вздремнуть, чтобы к ночи чувствовать себя бодрым и свежим. А вот в тёмное время начиналось самое интересное. Можно было, например, выскользнуть за посты и попугать расслабленных караульных. Хороший урок для раздолбаев! С новичками вообще было просто: после пары учебных нападений Рогнра они полностью проникались положением дел и уже не позволяли себе дремать на посту.

Передвигаться по трубам было не то чтобы удобно, но в них он чувствовал себя в безопасности. Сырость и темнота были его спутниками. Единственное, что доставляло беспокойство — от постоянного соприкосновения с влагой ногти на руках практически разложились и походили на чёрные язвы, а он не мог допустить, чтобы его пальцы совсем потеряли чувствительность. Руки были его инструментом, его связью с прошлым. Хотя кого он обманывал? Что он, собирался в своей берлоге оборудовать кабинет для приёмов? В одном из тупиков вентиляции, над складом с оружием, Рогнр устроил себе самое настоящее гнездо. Он притащил сюда плед, кучу поломанных приборов и несколько книг, которые нашёл в медсанчасти цементного завода. Это были его сокровища. Если бы Елисей когда-нибудь смог сюда подняться, то он бы сильно удивился, явно не ожидая увидеть в берлоге полубезумного снорка лабораторию Парацельса.

К командиру базы в кабинет Рогнр попадал через открытый люк, выломанный пару лет назад. Опрометчиво, конечно. При любом штурме Елисей бы сразу стал самым уязвимым звеном, но Рогнр чувствовал любое движение в трубах, а Елисей просто доверял ему целиком и полностью. В том числе и свою жизнь. Раньше Рогнр после условного сигнала, чтобы добраться до кабинета командира, вынужден был обходить всю базу по коридорам, то и дело натыкаясь на недоверчивые и напряжённые взгляды сталкеров. Тогда-то Елисей и выломал вентиляционную крышку, чтобы Рогнр мог беспрепятственно мягко пружинить сверху прямо в его кабинет. Для тех, кто оказывался на базе впервые, встреча со снорком была неприятным сюрпризом. Инстинкты брали вверх, гость, как правило, выхватывал АКМ и тут же слышал категоричное:

— Оружие убрал!

Многие пытались понять, что связывает вольного сталкера Елисея с этим чучелом, но даже самые принципиальные скептики вынуждены были признать, что Рогнр на самом деле был бесценным проводником. Никто в здравом уме не сунулся бы в Копачи или в кислотные плавни, а Рогнр звериным чутьём чувствовал малейшую опасность и блуждающие аномалии. С ним поход за редкими артефактами превращался в лёгкую прогулку в парке.

* * *

Жизнь — штука странная.

Казалось, ещё вчера вы делили последнюю банку тушёнки с напарником, закусывая чёрствым хлебом, потому что до базы ещё слишком далеко, а сегодня… На деле, Рогнр даже не помнил, как именно стал тем, кем являлся сейчас. Вспышка в небе была такой ослепительной, такой прекрасной. Ни один самый яркий закат, который зимой предвещает морозы, не мог соперничать в красках с Выбросом.

Ярко-алое суррогатное светило заливало серое небо, прогоняя тучи и заслоняя собой тусклое белое солнце Зоны. Редкие вороны, которые не успели спрятаться, падали с неба причудливым дождём, зависая на миг в воздухе вверх лапами. И было это будоражуще-сюррелиастично, будто ожившие иллюстрации романов ужаса Кинга. И Рогнр застыл заворожённо, хотя чётко понимал — это последнее, что он видит в своей жизни. Однако он желал бы испытать агонию ещё раз, чтобы увидеть вновь эту картину апокалипсиса, широкими мазками неизбежно утверждающую конец мира и начало вечной жизни.

Но жизнь — та ещё шутница.

Рогнр не помнил своего имени, когда очнулся. Не помнил своей жизни, да и… Единственное, что его заботило на тот момент — как заполнить чёрную дыру в животе. Лицо неприятно пекло, но как Рогнр ни пытался, снять странную штуку с длинным шлангом не получилось. Казалось, та прилипла намертво.

В приступе безумия, когда голод начал сжирать его самого изнутри, удалось оторвать нижнюю часть штуковины с кусками кожи и губ, но это того стоило. Ронгр поймал мелкую зверушку, пытающуюся разодрать его руки острыми когтями, но его когти были сильнее, а зубы острее.

Потом он долго метался от подвала к подвалу, от одной заброшенной стоянки с кладбищем техники до другой, тупо пытаясь выжить. Откуда-то он знал, что разумные монстры, которые относились к нему с агрессией и направляли на него железные палки, — его прежние сородичи. Но ходить прямо, как они, не получалось. Его спина была оголена; она постоянно ныла и болела, стоило лишь попытаться выпрямиться. Так что Рогнр научился передвигаться по-другому — как его новые братья, которые были такими же, как он. Рогнр не любил проводить с ними дни, но в стае было проще найти еду. Его прежние сородичи боялись новых братьев Рогнра, когда их было много. Рогнр научился молниеносно передвигаться на четырёх конечностях. И всё чаще получалось прыгать дальше, а руки теперь не так уставали от сильной нагрузки.

Однажды жизнь могла дать тебе второй шанс, когда сама же и лишила первого.

Рогнр тогда сидел на крыше кирпичной проходной бывшей научной станции, греясь в лучах заходящего солнца. Давно уже не удавалось так спокойно сидеть, не боясь при этом быть ужаленным каждым, кто мог до него дотянуться. Кабаны, кровососы и надоедливые псевдособаки не следовали правилам этикета Зоны. А ведь если не заходить на территорию стаи Рогнра и не трогать снорков, не было бы и половины нелепых жестоких схваток. Как и стычек с бывшими сородичами. Рогнр не держал обиды на них. Он не трогал бы их вовсе, но когда голодное безумие охватывало его, то в этих существах на двух ногах с причудливыми мешками за спиной видел лишь еду.

В тот день Рогнр увидел красное солнце Зоны во второй раз… Торжественная тишина опустилась шапкой; флуоресцентный гриб разрастался на горизонте, и Рогнр почувствовал невероятное возбуждение. Казалось, яркие краски немыслимого заката отпечатывались на внутренней стороне черепа. Он спрыгнул с крыши проходной, безумно заметался между корпусов с ощеренными пустыми глазницами окон, желая лишь, чтобы боль отпустила. Звериным чутьём Рогнр почувствовал рядом чьё-то присутствие. Он не мог сказать с ходу, враг это или кто-то безобидный типа плоти, но оголённые инстинкты самосохранения тут же приказали боли в голове заткнуться. Он затаился, едва сдерживая рвущийся наружу вой. Боль вгрызалась в его воспалённое сознание, а потом он увидел раненого сталкера, попавшего под завал кирпичной стены — кажется, арматурой ему раздробило ногу, — и в этот миг внезапно вспомнил и своё имя, и то, кем он был раньше. Он понимал, что через минуту алое солнце Зоны выкатит свои прелести во всей красе, и этому парню уже точно ничто не поможет. И тогда он сделал то, что без раздумий делал в прежней жизни. Попробовал выдернуть раненого из-под обломков и спасти его. Нога сталкера была зажата, и чтобы вызволить её, необходимо было либо поднять цементную конструкцию с железной арматурой, либо вывернуть ногу бедолаги, как у пластмассовой куклы на шарнирах.

От болевого шока парень потерял сознание. Ногу выдернуть удалось, хотя Рогнр подозревал, что простым вывихом тот не отделается. Из рваной раны сочилась кровь, и на доли секунд Рогнр вновь забыл, кем он был когда-то. Ему хотелось разорвать плоть, впиться в еду зубами, рвать её на части и глотать, пока чёрная дыра в животе сыто не заурчит. Он почти не понимал, зачем он тащит еду в бункер, ведь можно было устроить пир прямо здесь, под кровавым солнцем.

Рогнр утробно рыкнул и впился зубами в собственную руку. Кусал и грыз её, пока не ушла пелена с глаз, покуда в сознание робко, но с претензией на слово в последней инстанции, не вклинились воспоминания.

Если бы он мог, он воскликнул бы: «Ёк, рагнарёк!» — но вместо этого из его изуродованной пасти вырвался лишь глухой звериный рык. Он схватил сталкера и, теперь уже не останавливаясь, потащил его в безопасное место — Рогнр знал здесь каждую щель и выемку.

Пока ждал окончания Выброса, перевязал ногу парню жгутом, обнаруженным в рюкзаке у него за спиной. Скрюченные пальцы не хотели слушаться, но руки привычно делали своё дело. Когда-то военный медик Рагнарёк, получивший свою кличку за вечную приговорку, славился на весь «Юпитер», байки о его подвигах рассказывали на Янове так же часто, как прибаутки Зверобоя о хищниках. Хотелось выть от боли, но боль теперь была не в разрушенном хрящевом материале позвонков, а в сердце снорка, который понимал, что ему никогда больше не стать прежним.

Раненый хлопот не доставлял. Стонал иногда да метался в бреду. Рогнр сразу, как затащил его в бункер, сунул ему в сомкнутые челюсти антидот и щедро плеснул водки «Казаки», обнаруженные всё в том же рюкзаке. Парень чуть не захлебнулся, на таблетку проглотил. Бережёного бог бережёт, теперь уж точно Выброс переживёт.

Зачем он сдался Рогнру, тот и сам не знал. Возможно, потому, что похож был на Степана Русака, того самого напарника, с которым Рогнр делил последнюю банку тушёнки. Может, вернувшиеся воспоминания о своём прежнем «я» отчаянно цеплялись за возможность хоть как-то заглушить вой отчаяния внутри. Не бросил раненого Рогнр. А тот, когда пришёл в себя, не сразу и понял, кто с ним рядом крутится. Позволил шину к бедру привязать — сухожилия были порваны, всё одно на ногу встать не мог толком. Рогнр добыл пару крыс и с удовольствием их прикончил. Раненый есть крыс отказался. Да только такому привереде не протянуть было в подвале долго. Рогнр выбрался на разведку — после Выброса всё в округе вновь поменялось, выход с бывшей научной станции был буквально нашпигован аномалиями. Нужно было переждать хотя бы пару дней, чтобы Зона угомонилась. В бардачке ржавой «Шахи» ⁽¹⁾Рогнр обнаружил настоящее сокровище — банку тушёнки. Хотелось сожрать её вместе с консервной банкой, но Рогнр принёс трофей раненому, метнул в его сторону, когда вернулся с вылазки.

— Кто ты? — спросил его сталкер, с трудом приподнимаясь на локте.

Рогнр зарычал, замотал башкой.

— Ты меня понимаешь? — не унимался сталкер. — Я — Елисей. А ты? Ты же не настоящий снорк, верно?

Рогнр разозлился, прыгнул на стену, оттолкнулся от неё, в прыжке сделал кульбит, приземлился возле лежанки Елисея. Если бы он мог сказать, кто он. Или что он.

Жизнь — дама, требующая хлеба и зрелищ. Ей было скучно в тесных рамках обыденности. Ещё вчера он был тварью. Снорком, питающимся падалью и зорко следящим за тем, чтобы никто и ничто не посягало на его личное пространство. Сегодня он стал практически внештатным сотрудником базы сталкеров, где заправлял Елисей. Рогнр мог безошибочно провести отряд через аномалии, знал, как пересечь плавни, а ещё он один чуял артефакты без всяких детекторов. Рогнр мог бы стать правой рукой Елисея, но кто потерпел бы рядом с командиром урода? Рогнр видел, как передёргиваются и напрягаются ребята при виде его рожи и, собственно, их за это не винил. Кто станет доверять паршивому снорку? Чудесно, что на базе были вентиляционные трубы, в которых вполне можно было свить себе гнездо. А если он нужен был Елисею, условный сигнал хорошо разносился по трубам.

* * *

— Что-то ты бледный! Может, укольчик сделать? — Костоправ по-отечески наклоняется к раненому, а сам показывает за спиной Рогнру средний палец.

Ронгр знает — этот условный знак означает в переводе на общечеловеческий, что парня ещё можно вытащить. Средний палец адресован смерти, и Рогнр бесшумно срывается, чтобы набрать шприц. Поборемся, мать вашу, ещё неизвестно, чья взяла.

— Ну вы как дети прямо! Опять дырка? — участливо спрашивает он молоденького пацанёнка — и каким ветром его занесло в «Свободу» — и понимает, что только что процитировал Костоправа.

Классный мужик, настоящий. У такого было чему поучиться. Разгон в глазах от ужаса безнадёги до снисходительности и лености — как у Шумахера. Мол, всё с вами в порядке, больной, чего вы вообще припёрлись в медсанчасть? И шутил постоянно.

— Сейчас глянем... Так, печень, естественно, увеличена, но это профессиональное... В основном — здоров как бюрер.

Ну кто после этого поверит, что ему жить осталось два дня? Или три часа. Это уж как Зона пожелает.

Рогнр был безмерно рад, что попал на стажировку именно к Костоправу. Правильных он понятий был. Рогнр был полностью с ним солидарен.

К нему тоже тянулись и «лечились с удовольствием», так гласил лозунг над его кабинетом. Нет, он не жаждал славы. Не нужны ему нахрен были медали и ордена.

Он просто хотел побольше выцарапать у Выброса тех, кого можно спасти.

Чтобы они вернулись домой.

Почему он вспомнил об этом, когда повёл группу Елисея на очередное задание?

Полное ощущение дежавю. Тогда всё было точно так. И Стёпка Русак был в поле зрения рядом, Рогнр опекал его как собственного сына. Да не уберёг.

— Ёк, рагнарёк! Стёпка, ты чего же удумал? Ну, давай, посмотри на меня.

Кровавая пена пузырится, а Степка пытается улыбнуться. Первым шёл, весь удар пришёлся на основную группу. А Стёпке прилетела пара осколков под броник. На виске ожог, на щеке шрам, в скуле небольшая дырка.

И всё, нет больше Стёпки.

А потом — была ослепительная вспышка.

Была?

Так вот же она, занималась над горизонтом, выползает нереальными красками из-за разрушенного здания школы.

Рогнр метнулся, на четвереньках — так удобнее — метнулся к Елисею. Нет, не видел ничего командир, не чуял ещё. Он же не снорк, он не видел того, что дано узреть Рогнру.

Остальные сбились в кучу, не понимая, почему Рогнр заметался.

— Агрх! — зарычал он, но не дано ему было больше говорить на языке с двуногими.

Метнулся к бункеру — плита цементная неприметная, с кольцом ржавым посередине. За кольцо дёрнул, откуда и силы взялись, толкнул в проём Елисея. Остальные повыхватывали автоматы, да куда им в сноровке против снорка. Пока с последним боролся, спиной почуял, как гриб вырастает за спиной.

Крышку успел захлопнуть, повернулся лицом.

Ну, здравствуй, смерть.

Где-то дома жена осталась, дочурка… Сколько ей сейчас?

Думаешь, победила?

Елисей выберется. Вернётся домой, Рогнр знал это — иначе зачем он вообще пошёл на эту сделку?

Жизнь — штука странная.

1) ВАЗ-2106 «Жигули 2106»

Вернуться к тексту