Проклятие матери (джен)

Первое, чему она научила сына, — беспрекословное послушание. От этого зависела его жизнь.

В уютной маленькой хижине она преподносит ему еще один урок. Сын сидит у огня, закутанный в меха. Багра изучает его поникшие плечи, хмурое выражение лица, его слишком легко прочитать: он устал и раздражен. Выглядит, как восьмилетний мальчик, если бы не горящий в глазах огонь.

Любопытный. Жаждущий.

Ей следовало бы отвесить ему подзатыльник за то, что он так открыто показывает свои чувства — ни к чему хорошему это не приведет. Багра касается его щеки, словно может стереть угрюмое выражение с его лица.

Сын хмурится.

— Мадрая, что ты делаешь?

— Твое лицо — открытая книга, — говорит она и больно щипает его за щеку. Сын ойкает и отталкивает ее руку. — Ты никогда не должен показывать свои эмоции. Мир отвергает нас, стремится отнять у нас самое дорогое — поэтому ты никогда не должен выказывать страха.

«Или что еще хуже — любовь», — заканчивает про себя Багра.

Она проявит материнское милосердие и пока не скажет ему этой горькой истины; позволит еще немного побыть маленьким мальчиком, влюбленным в жестокий мир.

«Но я буду здесь», — с этой мыслью она рассказывает ему историю своей жизни: одержимый знаниями и властью отец; мать, боящаяся неизведанного, даже если это ее собственное дитя.

«Особенно если это ее собственное дитя».

Багра до сих пор чувствует горечь. Это ведь самое худшее, не правда ли? Когда чудовище носит человеческую кожу?

Такова ее судьба. Такова судьба ее сына.

Когда Александр засыпает, она убирает прядь волос с его лба и плотнее укутывает в меха. Она покажет ему, как устроен мир. И преподаст урок, который ее родители когда-то столь безжалостно преподали ей. И, несмотря на все, ее любви будет достаточно.

* * *

— Убей меня.

Как бы сын ни пытался скрыть дрожь, удивление берет над ним верх, и он ошеломленно моргает в ответ.

— Мадрая?

— Тебе медведь на ухо наступил, мальчишка? — Багра разводит руки. — Я велела тебе убить меня.

— Я слышал, — кисло отвечает Александр и хмурится. — Просто подумал, что ты шутишь.

— Самая главная шутка — что я вырастила такого дуралея, — упрекает Багра. — Нанося удар, ты не должен колебаться. Более того, ты должен беспрекословно слушаться меня.

— Я знаю, мадрая, просто…

Когда сын запинается, достаточно одного ее взгляда, чтобы он выпрямил спину.

— Говори яснее. Не помню, чтобы учила тебя мямлить.

Его взгляд становится тверже, плечи расправляются.

— Ты — моя мать. Зачем мне причинять тебе боль?

— Это необязательно должна быть я. У тебя впереди годы. Тебе придется столкнуться со злом, совершить не самые благовидные поступки, — подойдя к сыну, Багра берет его за подбородок. — Чем скорее ты усвоишь этот урок, тем лучше: в вечной тьме, что нам дарована, нет места сердцу. Сердце болит, сердце скорбит. Мешает сделать то, что должно.

— И что мне нужно сделать?

Если бы Багра была слабой, то ее сердце заныло бы от ужаса в голосе сына, но годы закалили ее. Она усвоила уроки, которые преподаст сыну, даже если для этого придется развеять его иллюзии.

— Тебе нет равных, — твердо говорит она, лаская большим пальцем ямочку на его щеке. — Ты никогда ни перед кем и ни перед чем не склонишься. Со временем ты поймешь меня: любовь — непостоянна и мимолетна, и никогда не сможет сравниться с силой. Придет день, когда ты перестанешь полагаться на меня, Александр.

— Надеюсь, этот день никогда не наступит, — убежденно заявляет он, вздергивая подбородок.

«Но так и будет», — молчит Багра, а в слух произносит:

— А теперь делай, как я говорю.

* * *

«Слишком рано».

Багра пытается скрыть, как ее раздражает его тон; как сжимается сердце от его слов. Похоже, материнство сделало из нее лицемерку.

«Тебе еще слишком рано покидать меня».

— Думаю, я достаточно взрослый, чтобы путешествовать в одиночку, — говорит Александр. И он, конечно, прав: сейчас он больше похож на ее брата, а не сына.

— Ты думаешь? Или знаешь?

В серых глазах вспыхивает огонек раздражения.

— Я знаю, — холодно роняет сын. — Расстояние пойдет нам на пользу.

— Хорошо, — хмыкает Багра. — Не приходи ко мне плакаться, когда твое сердце будет разбито, мальчишка.

Александр холодно смеется.

— Ты хорошо меня научила. У меня нет сердца, которое можно разбить.

Багра ему не верит. Он еще не вкусил всей полноты бессмертия — ему едва минуло двадцать. Он все еще пытается завоевать признание простых людей, несмотря на все ее предостережения.

«В конце концов у тебя останется только ты сам. Что ты тогда будешь делать, Александр?».

— Тогда иди, — бросает она на прощание. И когда надевает на плечи рюкзак, то становится Ядрой — одинокой путешественницей-гадалкой, прибившейся к сулийскому каравану. — Ты знаешь, где меня найти.

* * *

Сын не искал ее компании. Даже когда сквозь их связь она чувствует его горе, слышит сплетни о ночи, опускающейся на селения средь бела дня.

И все же Александр навещает ее только спустя век.

— Я пришел вовремя, — говорит он по приезду в северный город Фьерды. — Тебе нужна помощь.

— Мне ничего от тебя не нужно, — Багра даже не пытается скрыть раздражение, когда обходит обеденный стол, чтобы налить стакан вода. — Я беременна, а не беспомощна.

— Кто-то должен присмотреть за тобой.

— А кто заботился обо мне, когда я была беременна тобой? — Багра садится и кладет руку на округлившийся живот, ощущая, как отзывается на ее прикосновение сила. — Я уже проходила через это раньше. Если бы мне понадобилась твоя помощь, я бы послала за тобой. Возможно, помощь нужна тебе, — сузив глаза добавляет она.

— Не помощь, но… — Александр улыбается, и холодное и прекрасное выражение на его лице кажется таким знакомым. «Это моя улыбка» — понимает Багра. — Мне любопытно.

— А отец?

— Разве это имеет значение?

— Когда дела касается тебя — то нет.

Это камень в ее огород? У Багры не хватает духа упрекнуть сына. Есть и более важные вещи.

— Завтра, — после затянувшегося молчания объявляет она.

— Завтра?

— Сейчас полнолуние, — поясняет Багра, глядя в крохотное окошко, как волны Истинного моря разбиваются о скалистые берега. — У меня предчувствие.

* * *

Сын не искал ее компании. Даже когда сквозь их связь она чувствует его горе, слышит сплетни о ночи, опускающейся на селения средь бела дня.

И все же Александр навещает ее только спустя век.

— Я пришел вовремя, — говорит он по приезду в северный город Фьерды. — Тебе нужна помощь.

— Мне ничего от тебя не нужно, — Багра даже не пытается скрыть раздражение, когда обходит обеденный стол, чтобы налить стакан вода. — Я беременна, а не беспомощна.

— Кто-то должен присмотреть за тобой.

— А кто заботился обо мне, когда я была беременна тобой? — Багра садится и кладет руку на округлившийся живот, ощущая, как отзывается на ее прикосновение сила. — Я уже проходила через это раньше. Если бы мне понадобилась твоя помощь, я бы послала за тобой. Возможно, помощь нужна тебе, — сузив глаза добавляет она.

— Не помощь, но… — Александр улыбается, и холодное, прекрасное выражение на его лице кажется таким знакомым. «Это моя улыбка» — понимает Багра. — Мне любопытно.

— Ну, конечно.

— А отец?

— Разве это имеет значение?

— Когда дела касается тебя — то нет.

Это камень в ее огород? У Багры не хватает духа упрекнуть сына. Есть и более важные вещи.

— Завтра, — после затянувшегося молчания объявляет она.

— Завтра?

— Сейчас полнолуние, — поясняет Багра, глядя в крохотное окошко, как волны Истинного моря разбиваются о скалистые берега. — У меня предчувствие.

* * *

Багра спиной чувствует его приближение.

— И где ты был? — не оборачиваясь, рявкает она. Как бы она ни старалась, утаить раздражение после тяжелых родов не выходит — но такова цена за власть.

— Мне нужно было кое о чем позаботиться, — сын подходит ближе и холодно улыбается. — Кроме того, помнится, ты говорила, что тебе не нужна моя помощь.

— Сейчас не время умничать, мальчишка, — огрызается Багра и показывает на корзину позади. — Принеси колокольчик из корзины, но не позволяй ему звонить.

Александра рассердил ее тон, но он подчиняется и приносит колокольчик. Его глаза удивленно распахиваются, когда он вглядывается в сверток в ее руках.

— Сильдройда, — выдыхает он, пристально глядя на хвост, выбивающийся из одеяла. — Это…

— Она будет могущественной, — перебивает Багра. — Сильдройде, что сделала первый вдох на земле, уготовано вершить великие дела.

Она притягивает дитя ближе и шепчет:

— Но не со мной.

Александр наблюдает, как она входит в океан, опускает на колени и звонит в колокольчик, а потом опускает его в воду. В следующий миг из воды появляется отец ребенка; его хвост сияет, как серп луны. Сильдройд красив и силен, но его глаза пылают негодованием и даже отвращением.

— Ребенка не примут, — мрачно говорит он. — Ясно, что она не сильдройда и не смертная.

Последнее слово он произносит с неприязнью, и Багра гадает, как так вышло, что она зачала ребенка от существа, который презирает людей.

«Но и я не просто человек».

Она одаривает сильдройда горькой улыбкой.

— Я не совсем смертная, но у меня нет сил, чтобы подарить ей ноги.

Она показывает ему хвост дитя и вручает в руки сверток.

«И даже если бы у нее были ноги, ее все равно будут ненавидеть так же, как и меня»

— А мальчик?

— Это мой сын. Он тоже не простой смертный, — Багра не оглядывается на Александра, только пристально смотрит на сильдройда. — Возьми ее.

Она не может вспомнить его имя, да и не хочет. Сильдройд бросает на нее последний взгляд, полный благоговения и раскаяния, и исчезает в морской пучине.

Какое-то время они стоят в тишине, слушая как шумят волны, прежде чем сын решается заговорить:

— Чего ты хочешь достичь с дочерью моря?

Багра пожимает плечами.

— Сила есть сила. Со временем она это узнает. Такова наша природа, — она оборачивается к сыну. — Однажды она вернется на берег. Когда придет время, расскажи ей правду. Пусть тогда решит.

— Это приказ? — Александр приподнимает бровь.

— Поступай как хочешь, — резко бросает Багра.

В конце концов, сын всегда так делает.

* * *

Он не возвращается к ней, пока не минует еще сто лет, пока до нее не долетят слухи о чудовищной тьме, расколовшей Равку пополам.

Тогда он приходит к ней — истощенный и измотанный.

Багра никогда не была верующей, но при виде сына охает:

— Святые! Что ты наделал?

— То, что должен был, — кашляет кровью Александр. — Мадрая, — вдруг шепчет он и теряет сознание.

* * *

Багра ухаживает за сыном, пока тот валяется в беспамятстве, но, когда он приходит в себя, в его глазах за усталостью кроется знакомое выражение.

Голод.

— С чего ты решил, что сможешь использовать мерзость без последствий? — спрашивает Багра, поднося к его пересохшим губам стакан воды. — Прошу, скажи мне, что отказался от этой глупой затеи.

— Я совершил ошибку. Значит, мне нужно узнать больше, прежде чем —

— Прежде чем попробовать снова? Разве недостаточно того, что ты погрузил часть мира во тьму? Покончи с этим безумием, пока не поздно.

— Почему ты пытаешься меня остановить? Разве не этому ты меня учила? Все годы путешествий; все уроки, которые ты мне дала — все привело к этому, — он поднимает руку и призывает тьму, с которой Багра прежде не сталкивалась.

— Эта сила принадлежит мне по праву, как и этот мир. Разве не так ты учила меня?

«Тебе нет равных. Ты никогда ни перед кем и ни перед чем не склонишься».

Багра в ужасе смотрит на сына и не узнает его.

«Что я наделала?».

* * *

Проходят столетия, Александр служит бесчисленным королям. Каждый раз он возвращается и каждый раз она тоже возвращается к нему. Багра все меньше и меньше использует свои силы. Теперь она учитель, и она не возражает.

Обучая Гришей, она сможет загладить свою вину.

Она также, как и сын, отчаянно ищет кого-то, кто положит конец его безумию.

Возможно, это эгоистично, но она все еще надеется, что любви матери будет достаточно.

* * *

Но ее поиски ни к чему не приводят. Впрочем, как и его.

Гриши слишком упрямы, их книги неполны. Если они всерьез не принимают ее уроков, какая у нее надежда найти ответ?

Багра снова и снова твердит себе, что надеяться глупо. Разве не это она твердила сыну?

Возможно, ничего не будет достаточно.

* * *

Когда она слышит о Заклинательнице Солнца, то сразу понимает, что сын — нет, Дарклинг — наверняка сделает из нее оружие.

— Ты будешь ее учителем, — коротко сообщает он. — Я буду приходить время от времени, чтобы узнать о ее успехах.

Багра ничуть не удивлена. Она знала, что он не отказался от идеи подчинить каньон.

— Надеюсь, я не разочарую.

Дарклинг останавливается в дверях.

— Точь-в-точь мои мысли, — роняет он и уходит, даже не обернувшись.

* * *

У девочки — «Алина», поправляет ее та, хотя Багра по-прежнему не обращается к ней по имени — большой потенциал, вот только растрачивается он впустую. Багра читает девчонку, как открытую книгу, и может с уверенностью сказать, что та цепляется за прошлое.

Однако она чувствует в ней голод, похожий на голод Дарклинга. Должна ли она предостеречь ее, пока не стало слишком поздно? Пока амбиции сына не развратили ее?

* * *

— Как продвигаются ее уроки?

Багра фыркает.

— А сам ты не можешь добиться от нее ответов? Ты ведь уже очаровал ее? Или она слишком упряма, чтобы раскрыть тебе тайны своего сердца?

Сын одаривает ее холодной улыбкой и неохотно повторяет:

— Как продвигаются ее уроки?

— От спички больше света, чем от нее. Девчонка упряма, как баран, и также глупа. Продолжает цепляться за прошлое, как ты. Так она не добьется никакого прогресса.

На миг в глазах сына вспыхивает искра чувства.

— Предоставь это мне.

Багра едва фыркает. Теперь таков его ответ на все: оставь судьбу в моих руках. Мир — это шахматная доска, а он гроссмейстер, что двигает фигуры на поле в соответствие с просчитанным планом.

Или правильнее было бы сказать, что мир — это мокрая глина в его руках, и он вылепит из нее то, что считает нужным.

Багра отбрасывает эту мысль в сторону.

— Со временем девчонка научится, и этого будет достаточно.

Ей очень хочется в это верить. Разве надеяться неправильно? Разве неправильно предавать амбиции, которые она привила сыну?

— Нет, — просто отвечает сын, и Багра ощетинивается. Сын будто отвечает на ее мысленные вопросы.

Уходя, он бросает:

— Этого не будет достаточно.

— Нет, не будет, — соглашается Багра, оставшись одна. Она смотрит на дверь и надеется, что сын вернется.

Наверное, таково желание каждой матери: однажды увидеть, как ее ребенок возвращается домой.

* * *

К своему большому разочарованию, Багра понимает, что полюбила Алину. И что еще более удивительно, пытается предупредить девчонку.

Алина наивна, но умна. Багра уверена, что девчонка поймет, что ей пытаются сказать.

— Что бесконечно?

— Вселенная и людская жадность, — ворчит Алина в ответ, и становится ясно: она пока не поняла смысл изречения. Жадность забрала ее сына. И вполне может забрать и Алину, если та не будет осторожна.

Багра бьет ее тростью.

— И тебе не помешало бы помнить об этом.

* * *

Багра прогуливается вокруг озера, когда сын появляется рядом, словно тень.

— Тебе она нравится, — замечает он и следует за ее взглядом, устремленном на девушку в синем кафтане, спешащей в библиотеку. — Не думал, что у тебя есть любимчики.

— Я не благоволю девчонке.

— Как продвигаются уроки?

— Примерно так же, как когда ты спрашивал в прошлый раз, — кисло отвечает Багра. — Улучшения есть, но ей предстоит пройти долгий путь. Однако ее потенциал безграничен. Она быстро схватывает.

Багра останавливается и впивается взглядом в Дарклинга.

— Твой план — дурацкий, — припечатывает она. — Даже если он сработает, девчонка на тебя обидится. Будет бороться.

— Знаю.

Багра готова поклясться, что слышит в голосе сына сочувствие.

— Но все же не дашь ей овладеть усилителем. Она доверяет тебе, мальчишка.

— Я знаю.

— Тогда зачем гоняться за легендой? Зачем сковывать ее силу?

— Это должно быть сделано, — голос Дарклинга снова становится холодным и твердым. — Я не могу рисковать всем из-за доверия. Ты сама меня этому научила.

В его взгляде, когда он оборачивается посмотреть на нее, нет обвинения.

Доверие похоже на любовь. Оба чувства несут таят в себе схожие опасности, все равно, что занесенный над головой меч. Прожив так долго и став чуждой миру, Багра понимает вес бремени, которое несет Дарклинг. То, что осталось от ее сердца, болит за него.

Некоторое время они стоят в тишине.

Дарклинг уходит прочь, когда Багра наконец печально заговаривает:

— Она такая же, как ты.

«Когда ты был юным».

На этот раз Дарклинг оглядывается.

— Я знаю.

Хотя они провели вместе столетия, Багра не может прочитать выражение его лица. От этого осколки ее сердца болят еще сильнее. Несмотря на ее утверждения, что она его понимает, Дарклинг остается для нее незнакомцем.

Однако крупица надежды все еще теплится в груди. Однажды ее сын вернется, и тогда она сделает все, что потребуется.

Такового проклятие матери — надеяться, несмотря ни на что.