Cait's Journey (джен)

Твою ж мать! Вот твою же мать! Какого чёрта этот хер припёрся?! Всё же нормально было… Томми собирал крышки, все рейдеры ссали на ринг кипятком, а Кейт торжествовала и медленно, но верно подыхала.

Мразь со всего Содружества стекалась в Боевую Зону, ревела, гоготала и блевала, рыгала, роняла слюни на пол и жаждала! Десятки, сотни рейдеров таращились на ринг, чтобы услышать хруст её костей, чтоб облизнуться на струи крови изо рта и получить оргазм от беспросветного отчаяния в глазах.

Вся свора думала, что эта чёртова, вшивая девчонка сломается от одного пинка. Они же ужас Пустошей, слоняются по всему Содружеству, насилуют, грабят, убивают, торчат и жрут, пока их кто-нибудь не грохнет! У них вся жизнь — игра! Азартная игра на жизнь против таких же чётких пацанов. А ну-ка, когти и клешни, дубинки, жала и клыки, заплесневелая и тухлая жратва, палёное бухло и наркота, кто первый свалит пацана?! Пацан — кремень? Внимание! Суперигра!!! На ринге бессменный чемпион, невидимая сволочь — р-р-радиация! А Кейт…

А Кейт тут слабое звено. Должна быть. Но ни хрена. Она ломает им игру, ломает ноги, руки, черепа, пускает кровь и отправляет в ад.

Зачем? Какого чёрта она не поддавалась? Чтоб выжить? Все ведь хотят выжить? Последняя тощая собака, измученная голодом и язвами, скулит, визжит, пытается рычать, пытается хоть что-то сделать, чтоб выжить! А Кейт в своей каморочке под рингом уставилась в ствол дробовика и всё никак не может спустить курок, чтоб сдохнуть, чтоб сгинуть навсегда.

Она дралась, чтоб чувствовать себя сильнее толпы хохочущих гиен? Она дралась, чтоб быть бессменной чемпионкой в земном аду? О да, наш победитель — Ке-ейт! Ещё раз! Снова! И ещё раз! А потом всё чувство превосходства, всё торжество, вся радость и упоение победой уходили. И каждый раз будто бы навеки, навсегда, чтоб бросить Кейт во мрак. Во мрак из бесконечного отчаяния с желанием, чтобы кто-нибудь немедленно с концами сломал ей позвоночник, разбил бы голову об стену и зарезал, да так, чтобы без шансов, навсегда. Плевать ей на все её победы!

Ей нужно было выжить ради крышек? О да, заветные жестянки, с которыми она добудет всё! Бухло, чтоб поскорей забыться. Тряпьё, чтоб сменить свои обноски на другие. Какой-то хавчик, чтоб она смогла стоять и в морду хоть кому-то дать. За эти сраные жестянки она буквально каждый день приносит в свой маленький мирок немножко счастья, фальшивого и хищного, но счастья. И каждый чёртов день она металась от ужаса до жажды хоть как-нибудь, пусть даже на игле, уйти, покинуть Боевую зону, забыв про страх, про боль и безнадёгу, которым не было конца.

Игла вливала в её вены покой и неземное счастье, чтобы потом швырнуть обратно в ад, в вонючую и ненавистную каморку, в боль, в страх и в ненависть. Она ненавидела себя, всю Боевую Зону, всех рейдеров, все дозы Психо и Винта, весь мир и всё живое в нём. В концов концов, вся ненависть сжимала мироздание до двух ублюдков — родителей, которые продали её в рабство.

Кейт до сих пор не в состоянии забыть работорговца, который сыпал крышки в дрожащие ладони наркоманов. О да, они продали дочь за Психо. Шприц матери и шприц отцу, тридцатник крышек каждому с подгнившим шматом мяса на двоих. Работорговец отсчитывал им крышки, а его помощник играл с ошейником, который быстренько надели ей на шею. К ошейнику крепилась палка, которую он тихо, незаметно крутил в руках, чтобы немного придушить её и тут же отпустить. И снова. Ещё раз. Чтоб каждый раб всё понял, осознал и даже не пытался сбежать.

А она не думала сбежать. Она смотрела в безумные, блестящие от счастья глаза отца, пыталась высмотреть хоть что-нибудь в другом, худом, иссушенном лице с застывшими и хищными глазами. Мать мысленно уже рвала зубами мясо, дралась с отцом, чтоб ей досталось больше, и кайфовала от новой дозы Психо, а дочь… а дочь она уже списала.

Да нет. Такого быть не может! Сейчас наверняка мать скажет, что вся эта бредятина — ошибка! Хорош тут дурью заниматься, продай утырку что-нибудь, чтобы пожрать, и забирай уже родную дочь домой. Ну и отец, конечно, встряхнёт своей башкой, даст в зубы сволочу, который кайфовал, когда её душил, и… Всё! Они вернулись бы домой и жили бы чёрт знает как, но вместе!

Но нет. Они ушли. Удрали! Не попрощавшись и не обернувшись. Зачем? Грызня между собой важнее. Тем более, за дозу Психо с мясом. А Кейт буквально через час купил мужик, который решил не тормозить и быстренько откупорить девчонку. В ту ночь она пыталась убежать, пыталась драться, ранить, испугать, убить, но силы были неравны. В ту ночь из боли, крови, пота, вонючего дыхания хозяина, из унижения, проклятий, ударов и толчков возникла ненависть. К хозяину, к работорговцу, к его помощнику, к ошейнику и к тем, кто породил её на свет.

Потом она возненавидела несчастных, которых били, жгли волосы, ломали пальцы по приколу, кидали хищникам и запирали в радиоактивных ямах, чтобы они там превращались в гулей. А они рыдали, умоляли, но даже не пытались отбиваться. Какого чёрта?! Хотя бы попытайся показать, что чего-то ты стоишь! Но нет. Они боялись. А Кейт была не в состоянии понять и разделить их страх. Она сама буквально задыхалась в попытках выжить и заодно дать сдачи кому угодно, кто вздумает поиздеваться или кинуть.

Потом её пытались пристыдить. Рабы, рабовладельцы и безумцы чёрт знает сколько раз твердили ей, что даже в рабстве, в тисках и под пятой ей нужно помнить о том, что в мире есть добро! Поэтому нельзя, ни в коем случае нельзя ожесточаться! А если силы есть и есть возможность, нам нужно помогать друг другу. Но не за крышки, не за дурь, не за еду. А просто так, чтоб мир стал чуточку получше. Рабов потом ломали об колено. Хозяин вещал ей об идеалах с улыбкой хищника — и тут же таскал её за волосы, бил плетью из кожи Когтя Смерти и просто куда попало и чем попало. Безумцы бродили тут и там, голодные, все в язвах и стыдили даже не Кейт, а просто пустоту.

Тогда она послала к чёрту всё, чтоб выжить, и каждую секунду жизни начала мстить. Мстить тем, кто бросил её в ад. Всего лишь вшивая девчонка стала собакой, бешеной собакой, которой место в клетке! Она должна быть в клетке? Пусть так. Вперёд! По одному! Пусть все войдут, чтобы никто не вышел! Но каждый раз она была не в клетке, не на ринге, а в чёртовом подвале, с матерью, с отцом, с работорговцем и рабами в клетках. Она смотрела, как рейдер заходил на ринг, и вспомнила, как за неё отсчитывали крышки. И каждый раз, когда она крошила зубы, ломала рёбра и превращала рейдеров в калек, её папаня и маманя, кто заплатил им и кто её купил, как будто получали по заслугам. И каждый раз она хотела сдохнуть, чтоб кто-нибудь сломал ей шею, чтоб наркота остановила сердце, чтоб всё закончилось.

И тут он вдруг припёрся! Какого чёрта? Кто его просил? Он что, наёмник? Ему отсыпали, чтоб он всех порешил? Стоит… Маскировочная куртка и штаны. Боевая броня со звездой. И взгляд. Как будто Кейт взяла свой дробовик и посмотрела в два его ствола. Вот только… Когда Кейт смотрела в дробовик, она как будто видела себя и ощущала свою же ненависть и к миру, и к себе. А тут… Словно воздух стал большой подушкой, прижал к стене и тут же отпустил. Она почувствовала силу. Внимание, с которым за секунду можно заметить сотню мелочей. И любопытство. Будто ему всё в новинку. Но он её не ненавидел, не презирал, не жаждал растоптать. Ну ничего себе!

Ещё один паршивец от Стрелков? Обычно они конченые мрази, среди которых есть профессионалы. Серьёзные, опасные, хладнокровные. И этот вот, наверное, такой. И что, теперь ей убивать Стрелков? Они тут будут заправлять? Всё в силе или нахер всё? Эй, Томми?

Лицевые мышцы под посеревшей, омертвевшей кожей гуля попытались изобразить гримасу удивления.

— А чего ты хочешь? Я внезапно лишился всех зрителей. А нет зрителей — нет и крышек. А если ты не приносишь мне крышек, пташечка, то ты не статья дохода, а бремя.

Всё нахер!

— Слушай, может, я уступлю тебе её контракт? Она пойдёт с тобой, будет тебя прикрывать, а я тут всю починю и сделаю всё в лучшем виде? Что скажешь?

Чего?! Нет, блядь, для этого она копила крышки, чтоб стать не чёртовой рабыней, а свободной?! Терпела, голодала, воровала, чтоб выкупить себя. Она свободна! Она сама сюда пришла! Она останется! Она тут всех уроет, чтобы потом… её саму урыли. Нет?

Понятно. Всем наплевать. Звезду арены продали. Как вещь, балласт, гнилой мешок с гнилым же барахлом! Ну и… Пусть так. Но нового ошейника не будет! Плевать, какой он там крутой! На этот раз она не будет ждать, пока ему захочется приласкать «отбойный молоток». Ей и всего-то нужно пойти за ним и улучить момент, чтоб грохнуть. И всё. Свобода! Иди куда хочу. Возможно, Кейт стоит стать гражданкой НКР? А если не успеет, тогда… тогда туда ей и дорога. Решено.

* * *

— Эй, мистер, не пропустите новый выпуск «Общественных событий»!

Голос сестры доносился до Пайпер, как из глухой бочки. Весь живущий своей жизнью Даймонд Сити превратился в далёкий, чуждый мир. Репортёрша сидела за столом и быстро строчила от руки, а Кейт расположилась на диване и с безучастным видом смотрела то на настенные часы, то в пол. С таким же видом, на этом же диване, рассказывал свою историю один паладин, которого едва уговорили дать интервью. Но паладин всё время говорил спокойно, а Кейт держала под контролем лицо и тело, но голос поднимал весь ил со дна Марианской впадины, куда вторая половинка Криса захоронила прошлое.

— Ты хотела его убить? Серьёзно?!

— Да.

— Он знает?

Что за дурацкий вопрос?! Естественно, он знает.

— Да. Давно.

— И-и… Ты прям пыталась или…?

— Я так пыталась, что меня чуть не убили, а ему пришлось меня спасать.