О преградах и десертах (гет)

— Поттер, мне не нравится Грейнджер.

Слова эхом отдались в ушах Гермионы, и она пошатнулась. Но свет вокруг не померк, только на сердце будто бы стало тяжелее, и в груди начало неприятно тянуть.

Гермиона глубоко вздохнула и обхватила лицо ладонями, пытаясь перевести дыхание. Голоса за дверью стали тише, но Гермиона больше и не старалась различить их.

Разве она не услышала всё, что хотела?

Разве она не ожидала именно такого исхода? Не из-за этого ли час назад отнесла заявление своему начальнику о том, что впредь не хочет сотрудничать с Авроратом?

Её больше не интересовали артефакты, она хотела заняться вопросами памяти, или времени, или хотя бы прорицаниями, Мерлин их раздери! Разве не так она написала? Она — невыразимец, и отныне хочет работать лишь в Отделе Тайн.

Никаких совместных заданий, никаких полевых операций, никаких напарников, никакого Драко Малфоя…

Эта осень для Гермионы отдавала горечью сожжённого тыквенного пирога и самообмана.

Не желая слушать продолжение разговора, Гермиона смахнула слезу, которая всё-таки предательски собралась в уголке глаз, и направилась в сторону лифтов.

Ей было не привыкать к осенним разочарованиям.

* * *

Наверное, Гарри с самого начала был прав. Честно говоря, наконец став аврором, он ошибался только в заполнении бумажек и выборе десерта в министерской столовой — и почти никогда в людях.

Октябрь 2003 года вышел для Аврората особенно насыщенным, и пока Гарри уныло ковырял смородиновый мусс, Гермиона дотошно проверяла его месячный отчёт.

— Я знал, что жизнь аврора не подразумевает комфортное существование, и был готов к боли и отсутствию сна, но точно не ожидал, что письменные отчёты о каждом закрытом деле — это такая морока, — Гарри жалобно вздохнул и попробовал ещё раз подступиться к десерту, сильно поморщившись от кислого вкуса.

— В этом нет ничего сложного, — Гермиона последний раз пробежалась взглядом по пергаменту и передала его Гарри. — Поверь, в Аврорате с этим ещё просто. Радуйся, что тебе не приходилось сотрудничать с другими отделами. У нас с отчётностью настоящий кавардак. Я предложила усовершенствованную систему ведения записей, но всё, что касается Отдела Тайн, должно напрямую согласовываться с министром, поэтому…

Гарри наконец оставил в покое десерт, который тут же исчез со стола, свернул пергамент и внезапно встрепенулся, услышав Гермиону.

— Точно, — перебил он, — я хотел поговорить с тобой о сотрудничестве отделов, — он глубоко вздохнул, наблюдая за реакцией на его слова. — Я слышал, что у Малфоя было дело, связанное с Отделом Тайн, и что ему помогала ты.

Гермиона настороженно посмотрела на Гарри, ожидая продолжения.

— Ты не хочешь поговорить об этом?

— О чём здесь говорить?

— Не уверен, что это хорошая идея — работать с Малфоем.

Гермиона приподняла одну бровь.

— Гарри, ты сам работаешь с ним.

— Мы оба авроры, и у меня нет выбора, если нас отправляют на совместное задание, что, кстати, происходит достаточно редко. Тем более Малфой, видимо, повзрослел. Но ты можешь работать с кем-то другим. Почему ты не отказалась?

Гермиона вздохнула и отложила перо.

— Гарри, ты сам говоришь — он повзрослел. Мы все повзрослели. Я удивлена, что говорю это, но мне понравилось работать с Малфоем, — она жестом остановила Гарри, который хотел возразить. — Я соскучилась по работе вне офиса, и это было интересное дело. Ты знаешь, что артефакт, который мы обнаружили, датируется пятнадцатым веком, и сохранился лишь один свиток с описанием, но он на кельтских рунах, и…

— И Драко Малфой? — прервал её Гарри.

Гермиона стрельнула глазами, раздосадованная тем, что он не проявил интереса. Но всё-таки вернулась к теме:

— Он знает, что делает. И он сильный волшебник, — Гермиона пожала плечами. — Кроме того, мы оба достаточно наблюдательны, и хотя Малфой не очень справляется с мгновенным принятием решений, у него отличная реакция.

— У меня такое странное ощущение, — нахмурился Гарри, — будто ты нахваливаешь его.

Гермиона зарделась.

— Брось, Гарри, — нарочито беспечно возразила она. — Просто он действительно хороший аврор. К тому же прекрасно разбирается в артефактах. Коллекция его семьи… ммм, скажем, дала ему определённые преимущества в этом смысле. И конечно, не хотела приводить это в пример, но ты же знаешь, что он сам починил Исчезательный шкаф, будучи всего лишь школьником.

— Не могу назвать это заслугой, — поморщился Гарри.

— Так же как не можешь отрицать, что это впечатляет.

Сняв очки, Гарри медленно вытер сначала одно стекло, затем второе, пока Гермиона выжидающе смотрела на него, раздумывая, куда заведёт этот неожиданный разговор. Наконец он сказал:

— Ты можешь считать это глупым, Гермиона, но мне до сих пор кажется, что Малфой притягивает неприятности, и я бы не хотел, чтобы ты оказалась рядом, когда эти неприятности произойдут.

Она мягко улыбнулась:

— Я могу за себя постоять, Гарри, и моя работа уж точно не включает столько опасностей, как, например, твоя.

— Я просто не хочу, чтобы ты рисковала жизнью. Мне кажется, нам хватило этого сполна.

На это ей было нечего ответить.

* * *

Гарри был прав: за свои двадцать четыре года Гермиона встретила достаточно опасностей на пути. Поэтому она могла с чистой совестью мечтать о спокойной и неторопливой жизни — ранняя пенсия для переживших войну.

Но всё повернулось совсем иным образом.

После Хогвартса Гермиона пошла в Отдел Тайн, потому что знала, что хочет работать в Министерстве, чтобы иметь возможность влиять на происходящее в магическом мире, но при этом не быть скованной бюрократическими порядками, которые торжествовали в других отделах. Отдел Тайн жил своей жизнью, полной невероятных исследований и экспериментов, удивительных знаний и полезных уроков, а также, само собой, секретов.

Однако, отправившись в роли консультанта на одну-единственную операцию с Драко Малфоем, она поняла, что это понравилось ей даже больше, чем любая работа в лаборатории. Она могла изучать и исследовать, но в условиях настоящего мира. Это было идеальное сочетание, сдобренное раздражающими, но невероятно остроумными комментариями Малфоя.

А потом ему поручили разыскать ещё какой-то артефакт, и Гермиону снова отправили с ним. Работники Отдела Тайн без особого удовольствия покидали стены своих кабинетов, а Малфою по какой-то причине постоянно нужен был сопровождающий невыразимец. Им стала Гермиона.

Ссорились ли они? Оскорбляли ли друг друга? Направляли ли хоть раз палочки один на другого?

Да, да и ещё раз да.

Мешало ли это работе?

Ко всеобщему удивлению — нет.

Они оказались прекрасной командой. На их счету было несколько закрытых подпольных лабораторий, целая коллекция обезвреженных артефактов и столько историй, что даже появись право их разгласить, то никакого времени не хватило бы рассказать все.

За два года совместной работы они четырнадцать раз попадали в Мунго: пять из них Малфой был при смерти, дважды — Гермиона. Впрочем, когда она оказывалась в опасности, жизнь Малфоя тоже висела на волоске, потому что Гарри не выпускал их обоих из зоны своего внимания и каждый месяц спрашивал у Гермионы, почему она всё ещё соглашается работать совместно с Малфоем.

А она все два года находила очень убедительные причины.

Которым Гарри, впрочем, абсолютно не верил.

* * *

— Помню, как Гермиона потушила пожар в лаборатории магловским огнетушителем! А так как после аварии нельзя было пользоваться магией, убирать остатки пены тоже пришлось по-магловски.

Вокруг раздались взрывы смеха, и Драко негромко кашлянул, обращая на себя внимание.

— О, Малфой, не собираешься оставить Гермиону в покое даже сегодня?

— У меня для неё заявление на подпись, — вежливо ответил он и оглядел присутствующих.

День близился к концу, и невыразимцы собрались в общем помещении, обмениваясь историями и, вероятно, празднуя. Ведь повод был — только вот самой виновницы торжества не было видно.

— Она у себя. Сказала, что надо срочно закончить какую-то работу.

Драко понимающе ухмыльнулся.

Он прошёл в сторону её кабинета, коротко постучал и открыл дверь, не дожидаясь ответа. Она ненавидела, когда он так делал. Именно поэтому Драко поступал так каждый раз.

— Там, кажется, празднуют твой день рождения, Грейнджер.

Она сидела в глубине помещения, склонившись над книгой, поэтому Драко не сразу заметил покрасневшие глаза и подрагивающие уголки губ. Рядом стояла тарелка с остатками недоеденного праздничного торта.

Услышав его голос, Гермиона вздрогнула и резко вскочила с места.

— Что такое?

— Сегодня мир в безопасности, не переживай. Я за подписью, — он протянул ей заявление, отметив, что она действительно была чем-то расстроена.

Быстрым движением пера она поставила подпись и вернула пергамент Драко.

— Мог отправить сову, тем более я могла уже уйти.

— Но не ушла.

Грейнджер вздохнула и кивнула.

— Не ушла.

Драко не был уверен, что хочет спрашивать, в чём дело. Он всегда терялся от проявления чужих эмоций. С Грейнджер он терялся вдвойне.

Он замер в нерешительности у её стола, сдерживая иронию, которая была готова привычно сорваться с губ. Это не подходило. Ему нужно было что-то другое. Но пока Драко раздумывал над нужными словами, уставившись на Грейнджер, которая нервно перебирала какие-то бумаги, она внезапно прервала тишину.

— Знаешь ли ты, Малфой, что единственным аврором, сдавшим все ЖАБА на «превосходно» был Долиш? — спросила Гермиона, суетливо поправляя стопки документов. Голос звучал немного сипло.

— Не единственным, — машинально ответил он.

Она остановилась и подняла на него взгляд.

— У тебя все «превосходно»?

Он кивнул. Её рот удивлённо приоткрылся, и, наблюдая за движением губ, Драко вдруг решил, что придумал подходящие слова.

— Но самая умная волшебница своего поколения всё равно ты.

Грейнджер неловко улыбнулась, и тогда Драко наклонился и поцеловал её.

Идея была так себе: ему пришлось нелепо перегнуться через стол и протянуть руку, чтобы придержать её за плечо, а комплимент, на самом деле, вышел слишком пафосный.

Но на какую-то долю секунды Драко показалось, что Грейнджер вот-вот ответит на поцелуй и прильнёт к нему.

Однако она вдруг всхлипнула и отодвинулась. Её глаза вновь наполнились слезами, и она быстро схватила палочку, обошла Драко и, выйдя из кабинета, направилась в противоположную от празднования сторону.

* * *

— Поттер, мне не нравится Грейнджер.

Эта осень была для Драко изматывающей и туманной, а он сам казался себе очерствевшим, как передержанное безе.

Он сидел перед Поттером и старался не смотреть ему в глаза, фокусируясь взглядом на дужках очков. Он не хотел этого разговора, он устал, он был истощён и раздражён.

— Да, Малфой, я так и понял, — Поттер поморщился и устало потёр лоб. — Тебе не нравится Гермиона. Совсем.

Драко вздохнул, переводя дыхание. Он надеялся, что на этом вопрос был исчерпан. Но Поттер никогда — никогда! — не делал так, как хотелось бы Драко.

— Тебе настолько не нравится Гермиона, что ты просто так вызываешься на каждое задание, которое связано с Отделом Тайн. А если вы двое обнаруживаете какой-то артефакт, тебе всегда нужно проконтролировать всё до последней мелочи.

— Потому что я разбираюсь в древних магических реликвиях лучше, чем Грейнджер.

— Конечно, само собой, — Поттер задумчиво кивнул. — А ещё ты лучше пишешь отчёты, поэтому остаёшься с Гермионой до ночи, перебирая бумажки. Но она, наверное, лучше тебя выбирает десерты, раз на обеды ты ходишь только с ней.

— Не понимаю, о чём ты, Поттер.

— Все в отделе знают, как тебе не нравится Гермиона, ведь когда Уилсон собирался позвать её на рождественский приём, ты отправил его в Беларусь разбираться с великанами. Но это ничего не значит, ведь так?

Драко невозмутимо пожал плечами, но равнодушие было напускным.

— И в Мунго ты ночевал, потому что сделал бы так для любого, кто тебе не нравится.

— Я не мог оставить её одну, это была моя вина, — хрипло отозвался Драко и тут же пожалел о своих словах. Лицо Поттера будто бы смягчилось, и Драко от этого стало тошно.

— Я долго подозревал, что ты пытаешься убить её, Малфой, когда на все эти задания вместо отряда авроров ты запрашивал себе одного невыразимца. И подозревал, что у неё поствоенный синдром или суицидальные наклонности, потому что из раза в раз она соглашалась.

— Поттер, к чему ты ведёшь? — наконец сдался Драко.

Тот вдруг радушно улыбнулся и откинулся на спинку стула.

— Я? Просто думаю, что если тебе настолько уж не нравится Гермиона, тебе лучше ей об этом сказать, — Поттер внезапно стал очень серьёзным и замолк, внимательно глядя на Драко. — Ведь я знаю Гермиону пятнадцать лет, и почему-то мне кажется, что ты ей тоже совершенно не нравишься.

Драко гулко сглотнул.

— Поттер, если ты считаешь, что это смешно, то глубоко…

— Малфой, за годы работы с тобой я понял, что чувство юмора у тебя не очень, так что я не шучу.

Драко молча поднялся с места, не отводя взгляда от Поттера. Они смотрели друг на друга с минуту в полной тишине, а потом Драко кивнул. Поттер, если хотел, мог принять это за благодарность.

Когда Драко оказался у двери, Поттер вновь подал голос:

— Если я ошибаюсь — прости.

Не оборачиваясь, Драко пожал плечами. Ему было не привыкать к осенним разочарованиям.

* * *

Он вошёл в её кабинет, вмиг оказался у стола и опёрся ладонями о столешницу, нависая над Грейнджер, которая на мгновение потеряла дар речи. Драко воспользовался этой заминкой.

— Поттер считает, что я хотел тебя убить.

— Что?

— Он думал, что я два года таскался с тобой, чтобы выгадать момент и воспользоваться ситуацией. Представляешь, Поттер думал, что я хочу убить самую сильную волшебницу нашего поколения. Он что, правда считает, что я такой наивный?

— Малфой, подожди. — Грейнджер смотрела на него, вскинув голову, и, видимо, чувствовала себя очень неловко, поэтому решила подняться с места, чтобы быть наравне. — Я не могу уследить.

Драко глубоко вздохнул и чуть отклонился назад, когда она вдруг оказалась очень близко.

— Я никогда не хотел тебя убивать, Грейнджер, — серьёзно и тихо сказал он. — Несколько раз чуть случайно не сделал это, и я очень сожалею, но… — Он вскинул руку, потирая затылок. — Вообще-то, я из кожи вон лез, чтобы наконец стать хорошим. Не героем — это оставим Поттеру. Но просто приличным человеком, который делает добрые дела. Не верю, что я это говорю, но я правда старался. Однако все мои попытки разбивались об огромную преграду, которую выстраивала ты. И я уже почти не верю, что её можно как-то сломать.

Драко видел, как менялось лицо Грейнджер, пока он говорил. Он достаточно хорошо изучил её за два года, но впервые не мог с уверенностью сказать, что его ждёт.

А его ждал взрыв.

— Да как ты… смеешь? — Гермиона задохнулась от негодования. — Преграда с моей стороны?!

— Именно, — подтвердил он. — С твоей. Все твои стены, границы, и…

Её глаза расширились, и, сжав кулаки, Грейнджер медленно двинулась в его сторону вокруг стола.

— Драко Малфой, да ты только и делал, что бесконечно подкалывал меня, комментировал мои способности и вёл себя как напыщенный самовлюблённый придурок. Не смей говорить про преграду! — Она вдруг оказалась прямо напротив и практически ткнула его пальцем в грудь, подкрепляя свои слова. — Ты — тот, кто никогда не давал мне приблизиться.

Возможно, Грейнджер плохо понимала, что именно говорит, но и сам Драко соображал не очень уж чётко.

— Но это ты отказалась со мной работать! — воскликнул он.

— Потому что ты невыносим! — Драко видел, как дёрнулось её горло, когда она попыталась перевести дыхание. — Я не могу работать с тобой, когда всё… так.

— Как?

— …Сложно!

— Гермиона Грейнджер боится сложностей — это что-то новенькое, — он не смог сдержать жестокого смешка.

Ахнув, она приложила ладонь к груди и отшатнулась. Праведный гнев горел в её взгляде, а за спиной от разливающейся в воздухе магии скрипнула створка окна.

— Я не… Знаешь что?! Ты сказал Гарри, что я тебе не нравлюсь!

Драко возмутился:

— Ты что, подслушивала?!

— Это неважно! Ты сказал это.

— Что мне было ещё сказать чёртову Поттеру, чтобы он отстал? — Драко всплеснул руками, едва не сбив стопку бумаг на столе. — Конечно, это неправда. Я ведь поцеловал тебя.

— И ничего не сделал после этого. Ничего не сказал. И вообще, пропал, игнорировал меня и…

Она была готова перечислять бесконечно, но глаза Драко сверкнули, и он сурово перебил её:

— Потому что ты плакала, когда я поцеловал тебя!

Грейнджер закатила глаза.

— Я была расстроена, идиот! Нельзя перестать плакать только из-за того, что тебя целует человек, в которого ты влюблён!

Драко осёкся.

— Что ты сказала?

— Это не имеет значения, — отчеканила она и для полной ясности повторила: — Это не имеет совершенно никакого значения, потому что я действительно больше не хочу с тобой разговаривать и работать. Мы постоянно ругаемся, вот даже сейчас, и…

— Гермиона! — воскликнул Драко, чувствуя, как его лёгкие сжались, выдавив остатки воздуха, а руки впервые за долгое время задрожали. — Повтори, что ты сказала. Пожалуйста.

Она резко замолчала и посмотрела на него так пронзительно и жалобно, что сердце Драко пропустило удар.

Он подумал, что она не ответит. Или уйдёт от вопроса. Или даже соврёт.

Но что-то в его глазах или выражении лица, видимо, заставило Гермиону сказать правду. Она шумно вздохнула и вся вдруг как-то сжалась, но не отвела взгляд.

— Возможно, я люблю тебя, — медленно произнесла Грейнджер, вскинув подбородок, словно пытаясь вернуть себе потерянную уверенность. — Но, если рассматривать ситуацию в целом, в этом нет абсолютно никакого…

Драко не нужно было ничего рассматривать. Ни в целом, ни по частям, ни как-либо ещё. Он шагнул вперёд до того, как она успела договорить, и их губы коротко соприкоснулись.

— …смысла.

Гермиона замерла, а Драко, который теперь не спешил отодвинуться, вдруг широко улыбнулся. Осень неожиданно заиграла новыми красками, и разочарования позабылись.

Рот Грейнджер был как малиновый чизкейк из министерской столовой. Драко, наслаждаясь отголосками вкуса, облизнул губы, и Гермиона с изумлением во взгляде проследила за этим движением.

Он явно сбил её с толку.

— Что это значит? — тихо спросила она спустя несколько секунд молчания.

— Ты любишь меня?

Его голос, наверное, прозвучал немного самодовольно, но Драко ничего не мог с собой поделать.

Чёртов Поттер не ошибся.

— Ты целуешь меня. Второй раз.

И, кажется, уже готов поцеловать и третий. И не только поцеловать. Он окинул Гермиону жадным взглядом: она выглядела смущённой и растерянной, но всё такой же притягательной.

Он слегка усмехнулся.

— А ты игнорируешь мои вопросы — это невежливо.

— Технически я первая спросила, — слабо возразила она, нахмурившись. Морщинка меж бровей привлекла внимание Драко, и он протянул руку, чтобы медленно отвести со лба прядь волос. Грейнджер вздрогнула. — Почему ты?.. Я не понимаю, что сейчас происходит.

— Это случается даже с лучшими из нас.

Тихий, взволнованный вздох сорвался с её губ, и Грейнджер покачала головой так, что кудри яростно взметнулись, и Драко с теплотой проследил, как подпрыгивают её локоны.

— Ты невыносимый нахал и умудряешься раздражать меня каждым своим словом, — проворчала она. — Как вообще с тобой нормально разговаривать?

Его ухмылка стала шире, и Драко снова попытался поправить её волосы, но, сдавшись, просто оставил руку на шее, а второй обхватил бедро. Грейнджер напряглась, но не отстранилась, подозрительно ожидая его ответа.

— А со мной не надо разговаривать, Грейнджер, — он пожал плечами и слегка притянул её к себе. — По крайней мере, тебе. Годы нашего общения доказывают, что это непродуктивно.

Взгляд сам собой метнулся к её губам и обратно, пальцы на бедре сжались, но не позволили себе ничего лишнего. Пока что.

Он ждал реакции. Его движение и тон голоса, кажется, наконец помогли Грейнджер сориентироваться, и понимание затопило черты её лица.

— И что же тогда делать? — неожиданно хриплым тоном спросила она.

Подарив ей обворожительную улыбку, Драко поиграл бровями и протянул нарочито небрежным тоном:

— О, есть одна идея. И если Поттер прав, тебе она понравится, — и, прежде чем она успела пикнуть, он дерзко договорил: — Мы будем рушить те самые преграды.

Грейнджер распахнула глаза, вцепившись одной рукой в его предплечье, и Драко был уверен, что увидел согласие в её взгляде.

Склонившись ближе, он потянул её на себя, мазанул кончиком носа по её носу, прижался губами ко рту и поцеловал её в третий раз — теперь уже по-настоящему.

И наконец она ответила.