Незаметный Питер (джен)

Лорд Вольдеморт всегда хорошо чувствовал чужой страх, а присущая ему самовлюбленность не давала ему подумать о том, что такая чувствительность — знак того, что и многими его действиями, включая создание хоркруксов и стремление к власти, движет страх смерти и страх оказаться незначительным, одним из обычных смертных людей. Вольдеморт презирал незначительных людей, презирал он и тех, кто спокойно принимал свою смерть, потому что он не понимал ни тех, ни других.

Впрочем, в почти незнакомом Вольдеморту невысоком щекастом пареньке, который добился у него аудиенции, а теперь стоял перед ним на коленях, нечего было и понимать.

— Значит, Питер, ты можешь показать мне, где находится мальчишка Поттеров? — холодным шипящим голосом спросил Вольдеморт.

— Да, милорд, — кивнул Петтигрю, не поднимая на Вольдеморта глаз. — Они сделали Хранителем меня — им показалось это таким смешным. Я всегда казался им смешным и никчемным, а уж как уморительна была мысль о том, что Джеймс может доверить свою тайну не Сириусу, а мне. Они оба сообщили мне о их чудесной идее доверить Секрет мне вместо Сириуса и в очередной раз замечательно повеселились за мой счет…

— Лорд Вольдеморт не станет смеяться над тобой, Питер, — ответил Вольдеморт все тем же холодным голосом, в котором не было ни капли приязни, ни к Петтигрю, ни к кому-либо еще. — Лорд Вольдеморт умеет ценить преданных ему слуг. А твои друзья, — Вольдеморт, как всегда, усмехнулся, произнося это слово, — твои друзья вскоре дорого заплатят за свои дерзости. В том числе и за те, которые они говорили тебе многие годы. Ведь так и было, Питер?

— Именно так, мой господин, — кивнул Питер, по-прежнему не поднимая головы.

— Встань, Питер Петтигрю! — с некоторой театральностью приказал Вольдеморт. — Твой господин намерен наградить тебя прямо сейчас и одарить тебя Меткой, которой удостаиваются только самые верные слуги.

— Не… не надо, — пробормотал Петтигрю.

— В чем дело — ты боишься боли? — насмешливо сказал Вольдеморт, подойдя совсем близко.

— Я боюсь… боюсь попасться, милорд.

— Глупец! — голос Вольдеморта звучал резко и гневно, и Петтигрю перед ним совсем съежился, так ни разу и не взглянув ему в глаза. — После того как я расправлюсь с Поттерами и их мальчонкой, последняя надежда вашего сопротивления на это глупое пророчество рухнет. Власть Министерства уже шатается, внутри Министерства много верных мне людей. И ты смеешь не верить в мою победу? В то, что Метка возвысит тебя, а не станет опасной?

— Я верю… конечно, верю, милорд! — поспешил заверить своего господина Петтигрю. — Только я хотел бы получить Метку потом, на виду у всех.

— А! — со странным смешком согласился Вольдеморт. — Я понимаю тебя, Питер. Ты все же честолюбив — и, пожалуй, хочешь, чтобы твои друзья видели твое возвышение. Джеймс Поттер и его грязнокровка вряд ли доживут до этого дня, — Вольдеморт снова усмехнулся, — но Сириуса Блэка я велю привести на церемонию.

В доме Поттеров, скрытом Фиделиусом, ярко горел свет, и даже лужайка перед домом была освещена, только в доме не было слышно ни детского смеха, ни детского крика. Впрочем, лорд Вольдеморт никогда не задумывался о детях и том, что им свойственно, и потому для него стало неожиданностью то, что за плавно открывшейся от движения его палочки дверью его встретил Дамблдор.

— Здравствуй, Том, — с небольшим сожалением сказал Дамблдор, и Вольдеморт сразу же пустил в него Аваду, которую приняла на себя метнувшаяся между ними вешалка — а потом Вольдеморта вынесло из дверей дома Поттеров мощным магическим смерчем.

Вольдеморт завис в воздухе на высоте в десяток метров и даже не успел позлорадствовать тому, что Дамблдор наверняка не ожидал, что ему подвластна левитация — его столб огня, который мог бы спалить весь дом вместе с Дамблдором, натолкнулся на голубую ледяную преграду и погас, летевшая вслед за огнем Авада разбила ледяной щит вдребезги, но острые осколки устремились к Вольдеморту, и битва великих магов началась всерьез.

На стороне Дамблдора был опыт и нетронутая злом душа, но это же неприятие зла и мешало ему одержать победу: Дамблдор старался пленить Вольдеморта, а ни в коем случае не убить, и даже постоянно пытался оставить в целости дом Поттеров, покинутый хозяевами на условленный вечер. Поэтому случилось так, что равный поединок титанов решила небольшая случайность: Вольдеморт сделал шаг назад, вдруг пошатнулся, словно споткнувшись обо что-то или получив несильный удар по ноге, начал падать назад, и сильное, но не опасное заклятие Дамблдора пролетело под его защитой, отбросило его назад, и Вольдеморт звонко ударился основанием черепа о нижнюю ступеньку крыльца. Лицо Вольдеморта осталось неподвижным, только прозвучал над его телом тонкий, впивающийся в уши крик, и темная тень метнулась в вечернее небо и растаяла.

Дамблдор, сокрушенно качая головой, подошел к своему поверженному противнику и провел над ним палочкой, но ничего поделать было уже нельзя: вопреки желанию Дамблдора, Вольдеморт был бесповоротно мертв. Рядом с Вольдемортом, чуть дальше от крыльца, лежала небольшая серо-рыжая крыса, и можно было подумать, что именно она была виновницей падения Темного Лорда, явившись тем, на что он неловко наступил.

— Питер, — тихо позвал Дамблдор, наклоняясь над крысой. — Питер, все закончилось.

Но крыса и ухом не повела.

Дамблдор медленно и с усилием наклонился за крысой, взял ее на руки и внес ее в дом. На кухне Дамблдор положил безучастную крысу на стул у обеденного стола, размышляя о том, не показалось ли ему заклятие, ударившее Вольдеморта под опорную ногу.

— Питер, я заварю чай, — буднично сообщил Дамблдор, отвернувшись к плите, а когда он повернулся назад, за столом уже сидел толстощекий русый парень с простоватым деревенским лицом.

— Вот я влип, а, директор? — сказал Петтигрю и схватился за голову. — Мне поблазнилось, что не до конца он умер, черт его бабушку.

— Именно так, Питер, — признал Дамблдор, садясь напротив с двумя чашками чая. — К сожалению, именно так. Том Риддл настолько боялся смерти, что разделил свою душу и сотворил для себя хоркрукс — и, я думаю, не один.

— Жизнь как в сказке: чем дальше, тем страшнее, — описал свое состояние Петтигрю, но пряник к чаю взял и уже зажевал половину. — И ведь как хорошо я жил, пока не стал Хранителем Секрета. Ну то есть не очень хорошо, война все-таки, но в целом как все. Сидел себе в сторонке, кому я нужен. А Бродяга опять меня втравил в блудняк какой-то. И ведь говорил, что все теперь на него охотиться будут — он, дескать, тут одному разболтал, там другому обмолвился, что Хранитель-то он. А я сижу снова дома, тихо вокруг, только от тишины уже жутко. Словно жду, когда придут меня пытать да убивать. Чаёчку можно еще, господин директор? Сделайте такую милость.

Дамблдор подлил Петтигрю чая и оставил чайник на столе, а Петтигрю тем временем заточил второй пряник.

— И вот как Лорд теперь через меня помер, так его Пожиратели сейчас повсюду за мной гоняться начнут, — сокрушенно пробормотал Петтигрю. — Их, конечно, сегодня тут вокруг вроде как не было, я-то поглядывал, но слухами земля полнится. А если еще и он сам воскреснет… Вот ведь влип я, господин директор, другого и слова нет никакого, кроме как влип, — и Петтигрю снова схватился за голову, не забыв перед этим бухнуть в чай изрядно сливок.

— Как ты только на такое отчаянное дело решился, Питер? — спросил Дамблдор, с улыбкой слушавший причитания Петтигрю. — Сначала ко мне пришел, потом к нему. Одной ошибки ведь было бы достаточно, одного пойманного им твоего взгляда. Ты же не окклюмент. Раскрыл бы Вольдеморт твой обман — и тогда лучшим исходом для тебя была бы смерть.

— А потому что не зря меня отправили на Гриффиндор, — твердо ответил Питер Петтигрю. — Я так думаю, директор, что давайте теперь эти ваши хоркруксы искать — и колоть их, али бить, али что с ними положено делать. А потом я и Лорда разыщу. Зубы ему заговорю, возвращу его к жизни да вас кликну. Только вы уж, Христом-Богом молю, давайте тогда не как сегодня, а возьмите все-таки ради нас всех грех на душу. Потому что иначе я сам.

— Что сам? — переспросил Дамблдор и взглянул на Петтигрю.

Произнося свою серьезную речь, Питер подобрался и выпрямился, и теперь смотрел спокойно и строго, чуть прикусив губу. Был он по-прежнему щекастым деревенским увальнем, из тех, кого и на драку-то не вызовешь, не приперев до последней крайности. Но когда до самой распоследней крайности доходит, от которой здоровые мужики криком кричат, такие незаметные пареньки идут и на подвиг, и на расстрел. Потому что ничего не поделаешь, нельзя же иначе.

— Сам его убью, — спокойно пояснил Питер. — Тут уж такое дело, что либо я его, либо он меня. А у меня еще мама жива. Я ее защищать должен.

Дамблдор, понурившись, некоторое время смотрел в свою пустую чашку, словно пытался нагадать что-то по чаинкам на дне. В отличие от Вольдеморта, он Питера знал хорошо: парень тот был не самый способный, но усидчивый и упрямый, и при этом себе на уме. Такого не отговоришь и не запретишь ему: он покивает, посоглашается со всем почтением, а потом пойдет и сделает по-своему. Да и мама, действительно, у него старенькая и вдовая. С кем она останется, если Питер сгинет?

— Что же, Питер, пойдем, — со вздохом согласился Дамблдор, он ведь тоже не мог иначе.

Пользуясь случаем, автор поздравляет своих читательниц с 8м марта и желает им, чтобы рядом всегда был скромный герой, на которого можно положиться в любой крайности — потому что он не может иначе.