Вопросы возраста (джен)

"Очнулся как-то утром, а тебе пятьдесят, и ты в неравном браке со своей работой. И как только ты мог до такого докатиться?"

— Думай, что говоришь.

Отголосков продвинутого разума Дмитрия Сергеевича хватало, чтобы понять, что вот эта наглая — его! — рожа в зеркале всего лишь сон. Переработал, чего уж там. Но насколько же внаглую эта "рожа" скалилась и заливалась хохотом.

"Думаю. И вижу, что жены нет, детей нет, секса нет, обняться не с кем, а место рядом на кровати всегда отдаёт холодом".

Изогнувшись вбок и кокетливо посматривая куда-то в сторону, Лжедмитрий постукивал пальцами по губам, как бы вспоминая, что ещё он не сказал. Настоящий же Сеченов, глубоко вздохнув, хотел было вставить умную мысль, но сердце недобро ёкнуло. Нет, притормози. Ну вообще-то он прав. На горизонте давно за полтинник, и пусть возлюбленная работа продолжает мотивировать и вселять веру в своё существование, как бы она ни была душевно близка, согреть холодной летней ночью ей не под силу.

— И что ты предлагаешь?

Во сне случиться способно всё! Но кто сказал, что это именно сон? Может, это видение, предсказание, помутнение или что там ещё есть из этой области. И так как своего рода мистическая тематика в возлюбленный список не входит, а этот, что в зеркале, как видно, всё понимает и отлично знает, так почему бы не поинтересоваться у него? Вдруг какую рекомендацию хорошую даст, а что?

Пока Зеркало зависло, склонив голову и в упор смотря на Правдодмитрия, тот ощутил странного рода импульсы в голове. Картинки разного толка накладывались и накладывались на глаза, сменяя друг друга со скоростью крутящейся юлы. Зажмурившись и массируя виски, Сеченов скривил губы от хаоса не только изображений, но и звуков, что резко обрушились на голову. И острее всего из этих фальшивых нот звучал заливистый смех Лжедмитрия, оказавшегося будто бы везде и сразу. И он не просто смеялся, нет — он словно пытался ударить этим самым смехом, ибо места в разных участках на теле, куда этот голос попадал, начинали неприятно ныть и будто бы болеть.

"Думаешь? Где? Почему же я их не вижу?"

"Лжец!"

Удары становились сильнее, собственный голос превратился в сдавленный хрип, и Сеченов, несомненно, упал бы на колени от давления этого хаоса, если бы не руки. Руки из зеркала, что зимним холодом прикоснулись к его щекам и сподвигли поднять голову. Зрачки расширились от удивления — не каждый сможет удержать удивление, увидев своё "лицо" настолько близко. В ту же секунду всё исчезло, растворилось в веренице тьмы, моментально окутавшей всё вокруг, и подобно полимеру, подпиравшей Диму и помогавшей ему не упасть. Зеркало же, не отводя взгляд и не моргая, будто околдовывало, пропитывая каждую — каждую! — клетку во всём организме холодом. Мраком. Отчаянием. Возгласом о том, что пора очнуться. Пора проснуться!

"Думай, Дима, думай!"

И Тьма. Со вкусом полимера. Поглощала всё глубже, не позволяя вздохнуть, не то что возразить.

* * *

Проснулся Дмитрий Сергеевич резко и весь в холодном поту. Быстрое и тяжёлое дыхание долго не давало успокоиться. Бегло осмотревшись, он заключил: сон. Просто сон. Он у себя, место на кровати рядом пустеет, а любимая работа всегда на сердце рядом. Ничего страшного не произошло, он просто переработал. После всей ситуации, которую заварил Петров, нормализации состояния предприятия и бесконечных разговоров в политбюро не удивительно, что начали видеться всякие глупости.

Начинать рабочий день пришлось через силу. Ответственность и высокая занимаемая должность обязывала, но состояние после странного сна не внушало никакого спокойствия, отчего где-то в середине дня, сидя в своём огромном кабинете, Сеченов почувствовал себя роботом — наподобие близняшек, стоящих рядом. Сознание где-то там, не в этом мире, а тело строго по расписанию выполняет свою работу.

Намерено успокоив дыхание, он отложил бумаги с канцелярскими принадлежностями и принялся нормализовывать состояние. Для этого нужно было обдумать увиденное во сне, иначе ощущение, что образ из зеркала отпускать его не намерен, сильно отдаёт фантомной болью в те места, куда ударил голос.

Итак, что мы имеем? Нейрохирург, робототехник, генеральный директор и министр промышленности, сумевший сохранить голову на плечах, несмотря на поголовный сбой роботов и тысячные человеческие жертвы. Успешный? Да. Удачливый? Да.

Жена? Так он же учёный, а его дело — это дело всей его жизни! Более того, это дело помогло и поможет сделать всех людей ещё лучше и счастливее!

Дети? Как роботоначальник машин-автоматов и глава предприятия 3826, может, он и не смог реализоваться как биологический родитель, но в этом ли главная цель каждого человека? Особенно если ты можешь предоставить гораздо более лучшие возможности.

Секс? Глупости. Не до плотских утех, когда вокруг столько работы. Правда, на этих словах взгляд без спросу посмотрел на обеих близняшек, но как только до сознания дошло, в каком именно контексте, краска стремительно прилила к щекам. Даже если отодвинуть все моральные нормы и допустить — хотя это глупо, — что робородитель может оказаться робосеком, даже намёк о мыслях об интиме с чужой женой недопустим!

Вместо покоя сердце в груди застучало с удвоенной силой. Обречённо укрыв лицо руками, Дмитрий устал отсчитывать минуты, дабы найти, а что же предоставить зеркалу касательно отсутствия тепла? Отсутствия объятий? Отсутствия...

"Дмитрий Сергеевич, мы приехали! Скоро будем".

Испуг. Вздрагивание. Осознание. Непривычное слабое "Здравствуй, Серёжа. Я вас жду".

Точно. Нечаев. Как он посмел о нем забыть? После событий на предприятии он молча уехал куда-то, что Сеченов объявил отпуском. Ждал. Волновался. И потом не сдержался — позвонил. И удивился. Ожидал, страшно представить, чего. А получил горячую шутку. О том, что он не злится на него. Он в бешенстве на обоих. Потому что Дмитрий врал про прошлое. Потому что ХРАЗ оказался Харитоном. Потому что они оба знали, кем он был, но никто ничего не сказал. Потому что он обоих со света сживёт, но заставит рассказать всё, что они от него скрывали. Потому что...

"Думай, Дима, думай!"

Действительно, Дима. Думай. И помни, что жизнь не обязана идти по строгим правилам — не тебе ли об этом знать? И любимая работа, готовый простить тебя за ложь сын и "воскресший" друг одним лишь своим наличием дарят тебе то самое тепло. И на это Зеркалу сказать тебе будет нечего.