Дневники оборотня (гет)

Небольшая тетрадь в темно-красной обложке открыта на первой странице. Сверху ровным, аккуратным почерком выведено: «Ремус Джон Люпин, оборотень, аврор по призванию, учитель по профессии, безработный по статусу, оптимист по характеру». Чуть ниже стоит простенькая роспись и еще какая-то закорючка. Потом идет дата, 4 августа 1996 года, после которой значится: «Запись первая. Два волка». Дальше следует текст. Строчки ровные, но буквы скачут, как будто стараются обогнать друг друга.

Опоздали. Мы аппарировали в неизвестность, по заданным Снейпом координатам, чтобы оказаться у пылающего ярким пламенем особнячка. Деревянные перекрытия, пожираемые огнем, печально потрескивали. Никого вокруг не было. И без того не очень живописную картину завершали тела двух людей, женщины и девочки лет десяти, лежащие у крыльца. Женщина погибла, явно спасая ребенка, но заклятие не пощадило никого. Я живо представил себе зеленую вспышку, отчаянный вопль матери, простирающей руки, и крик девочки, так не вовремя выбежавшей на шум. В отблесках пламени лицо малышки казалось спокойным и слегка удивленным, как будто она никак не могла взять в толк, что же произошло. Расплетенные косы, большие глаза — она стала бы настоящей красавицей, если…

На ветвях закаркали вороны, почуяв запах мертвечины. Птицы били крыльями, готовые сорваться на добычу, но огонь пугал их, безбожных.

— Вы только гляньте на это! — раздался голос Артура, и я обернулся. С другой стороны, возле стены дома, наши обнаружили еще два трупа: мужчины и женщины. Их тела были изуродованы, исковерканы. Растерзанные, они лежали почти в самом пекле, и пламя уже начало подбираться к их останкам.

— Кто это их так? — ни к кому не обращаясь, спросил Чарли, сглотнув и неприязненно поморщившись. Все обернулись, посмотрели на меня, и мне стало еще противнее, потому что было ясно: это сделал зверь. Хищный, страшный, неуправляемый. Такой, каким становлюсь в полнолуние я.

— Что ты думаешь по этому поводу, Ремус? — тихо спросил Артур, и все опустили глаза, словно извиняясь.

Я подошел поближе и постарался оттащить тела подальше от огня и искр. Скинув мантию, я прикрыл ей то, что осталось от супругов Лестранг, лишь вскользь взглянув на обезображенные болью лица.

— Волк, — констатировал я, судя по характеру рваных ран.

— Как странно, — произнес Дедал Диггл, осматривавший до этого тела девочки и ее матери. — Почему же зверь напал на этих двоих и не тронул тех? Мать и дочь были убиты при помощи Авады, это очевидно.

— Вероятно, это какое-нибудь магическое существо или, может, преданный пес хозяев, — Артур по-прежнему старался не смотреть на меня, а я почему-то чувствовал себя здесь лишним.

— Наверное, высшие силы защитили тела матери и дочери от поругания… — севшим голосом сказал Энди, самый молодой из нас. Когда я преподавал в Хогвартсе, меня всегда удивляло то, как сильно этот парень увлекался Предсказаниями и верил в Провидение и прочую чепуху, это на седьмом-то курсе! Я сдвинул брови и серьезно взглянул на него, давая понять, что его версия меня в корне не устраивает. Он только хмыкнул и отвернулся, что-то пробормотав себе под нос.

— Ладно, давайте поторопимся, со зверем разберемся позже, — заметил Артур и, подняв палочку, произнес заклинание, помогающее установить личности погибших. Мать и дочь оказались ведьмами, носившими фамилию Финниган, которая показалась мне знакомой, хоть я и не мог вспомнить, где же слышал ее.

— Других двоих можно не идентифицировать, — мрачно сказал я, не имея ни малейшего желания еще раз увидеть изуродованные тела убийцы моего лучшего друга и ее мужа. — Лестрангов я узнал сразу, так что их можно… в общем, их личности установлены, а что с ними делать, Артур, решай сам.

Артур кивнул. Дедал и Энди уже успели потушить пожар, так что теперь дом смотрел на нас обгорелыми дырами окон, словно упрекая тех, кто осмелился бросить его в таком состоянии. Сорвавшись с крыши, к моим ногам с печальным лязгом упал жестяной водосток. Глубоко вздохнув, я переступил через него и просканировал пепелище на предмет наличия темной магии. Подойдя вплотную, заглянул в окно, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь уцелевшее, выяснить, не было ли в доме еще кого. Вдруг до моего слуха донеслось тихое ворчание. Я подтянулся на руках и, перегнувшись через подоконник, еще раз просканировал комнату. Ничего. Пусто. Только на душе стало очень скверно, ибо слух еще ни разу не подводил меня. Я повернулся к остальным и шикнул на них, призывая прекратить копошиться и переговариваться. Авроры и так осторожны, но на всякий случай…

Я потянул носом воздух и сумел уловить чуть ощутимый запах зверя, смешавшийся с запахом пепла и смерти. Я выхватил палочку и пошел на этот своеобразный зов, подгоняемый скорее чутьем, чем разумом. Люди, считающие, что в каждом человеке спит зверь, сильно ошибаются. Зверь никогда не спит, просто разуму чаще всего удается приручить его. У меня это получается не всегда.

Завернув за угол дома, я стал медленно двигаться вдоль его стены, когда почувствовал чье-то дыхание сзади. Резко обернувшись, я приготовился было отразить атаку, но в следующий момент вздохнул с облегчением. Рядом стоял Чарли также с палочкой наготове. «Я с тобой», — беззвучно произнес он, и дальше мы двинулись вместе. Я снова и снова ловил запах зверя, который доносил до меня легкий ветерок. Судя по всему, он был рядом, затаился. В такой ситуации всегда трудно сказать, кто на кого охотится.

Стена закончилась, и теперь нам предстояло самое сложное — завернуть за угол. Углы всегда таят за собой больше опасности, чем темнота леса или тишина коридоров. Я оглянулся, кивнув Чарли. Парень, похоже, ничего не чувствовал, только осторожно озирался по сторонам, ожидая моих указаний. Я сделал знак рукой, означающий «прикрой меня», и быстро шагнул вперед, выставив перед собой палочку.

В это же мгновение зверь, молодой и сильный, сбил меня с ног и придавил к земле, лишив возможности сопротивляться. На секунду я задохнулся, не в силах выдержать напора, но тут же собрался, покрепче сжав рукоять палочки и готовясь произнести заклинание… И тут я увидел его глаза. Серые, с зеленым ободком, большие и немного печальные, усталые.

— Риктусемпра! — разбил тишину голос Чарли, и прежде, чем я успел что-либо предпринять, зверь отлетел назад, упав навзничь, но тут же поднявшись и оскалив белоснежные зубы. — Ступефай!

Пучок искр, вылетев из палочки Чарли, на мгновение ослепил меня. Я зажмурился, не в силах открыть глаза. На шум прибежали остальные члены Ордена, и я слышал, как шуршат веревки, связывающие временно парализованное тело волка. Оборотня. Чья-то рука похлопала меня по щекам, приведя в чувство, и я разлепил веки, с состраданием глядя на несчастное животное, безуспешно пытающееся сбросить путы.

— Пойдем, — скомандовал Артур. — Ремус, ты в порядке? — бросил он мне на ходу.

— В полном, — привычно ответил я, понимая, что раскисать не имею права, что бы я ни думал по поводу этого таинственного человека-волка.

В штаб добирались долго, поскольку аппартировать с двумя трупами и огромным молодым зверем было непросто даже для таких профессионалов, как Артур и Дедал. Совсем стемнело, начал накрапывать дождь. Капли падали за ворот мантии, но капюшон поднимать не хотелось. Так неприятно и так чарующе ощущать влагу на горящей шее! А шея горела, потому что я никому не сказал о том, что скрывается за густой серой шерстью и острыми клыками.

Добравшись до какого-то места «X», известного только Дедалу, нам, наконец, удалось воспользоваться каминной сетью и перебраться в штаб Ордена, в тепло и уют, которыми заведовала Молли. Волка бросили в подземелье и ушли, предоставив самому себе.

Потом был ужин. Мы сидели и лениво обсуждали последние события. Снейп стоял в стороне и внимательно слушал. Что ему надо? Сделал свое дело — уйди в тень, не мешай жить. Он раздражал меня всегда. Не внешним видом, не угловатостью, которые служили отличным поводом для насмешек в школе. Он откровенно бесил своей манерой держать себя, тем превосходством с налетом пренебрежения, с которым он всегда смотрел на меня, словно издеваясь. Я молчал почти весь вечер.

А ночью не мог заснуть. Что-то не давало мне покоя, мучило. Очень хотелось поговорить с человеком, скрывающимся под личиной зверя, хотелось взглянуть на его лицо. Странно, но почему-то убийца, столь цинично расправившийся с двумя отличными Пожирателями смерти, не вызывал у меня отвращение. Наверное, это личное, ибо встреть Лестрангов я, трудно сказать, удалось бы разуму побороть живущего внутри меня зверя.

Размышляя таким образом, я спустился в подземелье и вошел в келью, где лежал он. Из темноты на меня смотрели таинственные глаза. Комната были наполнена тяжелым, прерывистым дыханием животного, еще молодого и сильного. Так странно, что оно не шевелилось, свернувшись в клубок, словно сжавшись, когда бока вздувались от переполняющей его энергии. Этот зверь был создан для свободы, но сейчас лежал, не смея вскочить, сорваться с места и побежать. Бежать долго и быстро, и пусть ветви хлещут по бокам, пусть лапы ступают по острым камням, пусть ветер обдувает морду. Главное — нестись и нестись, почти лететь подальше отсюда, из этой душной камеры с кроватью и окном, через которое смотрит почти полная луна.

— Что же ты натворил? — но зверь не ответил. Он только моргнул, прикрыв на секунду свои огромные глаза, в уголках которых тут же появились крупные, прозрачные слезы. — Поговори со мной. Ты же знаешь, я не враг.

Животное отрицательно покачало головой, и острые уши вяло зашевелились, словно в такт его мыслям.

Я тяжело вздохнул, провел своей шершавой ладонью по голове зверя. Но уходить не хотелось. Я уселся на краешек кровати, показывая, что не боюсь, и закрыл лицо руками. Сейчас этот волк неопасен, он напуган и не знает, что будет впереди. Примерно те же чувства испытывал я, когда Сириус и Джеймс узнали, кем на самом деле был их тихоня-друг.

— Скоро полнолуние, — глухо сказал я сквозь пальцы и услышал, как зверь дернулся, — и тогда меня тоже посадят в эту комнату, чтобы спасти от себя самого.

— Вы боитесь этого? — раздался над моим ухом ломающийся голос с хрипотцой, почти что детский.

Я оторвал руки от лица и с удивлением взглянул на тонкий силуэт скорчившегося юноши, выделявшийся на фоне окна в свете луны. На меня по-прежнему смотрели серые глаза, и я кивнул, польщенный таким доверием.

— Вы, должно быть, ненавидите волков, — сказал юноша, залезая под тонкое одеяло. Он весь дрожал, но теперь, не видя его лица, я не мог понять — от холода или от страха.

Я вздохнул и, достав из кармана свечу, зажег ее, и келья наполнилась тусклым светом. Не знаю, почему мне не пришло в голову сделать это раньше. Но, может, тогда мальчик-волк не откликнулся бы…

— Почему же, — я удивился спокойствию собственного голоса. — Все оборотни — рабы луны, безумные, несчастные. Мне жаль их так же, как бывает иногда жаль себя, когда я лежу здесь долгие ночи напролет, а луна, словно издеваясь, смотрит в окно и смеется пустыми кратерами.

— Как Вы красиво говорите, — тихо и печально сказал он. Я не знал, что ответить, поэтому просто пожал плечами. Иногда мне хотелось написать оду Луне, иногда — примнить к ней одно из Непростительных проклятий, а, бывало, хотелось просто выть. И неважно, в какой личине находился я в этот момент. С воем из сердца уходит печаль. Иногда я сравниваю вой со слезами, и мне кажется, что слезы лечат не так эффективно… Хотя что может знать об этом человек, не плакавший ни разу за всю свою сознательную жизнь.

— Почему вы сразу не убили меня? — парень задал вдруг вопрос, который даже не пришел мне в голову: об этом не было и речи.

Он откинул с лица длинную челку, и мне удалось, наконец, рассмотреть в свете свечи его лицо, худое и бледное, хотя и не изможденное. На правой щеке виднелась тонкая полоска шрама, красная, свежая. Подбородок был покрыт редкими волосками недавно начавшей пробиваться щетины. Тонкий нос с горбинкой чуть заметно втягивал запахи комнаты, по-звериному распознавая их и разделяя на запахи опасности и прочие. Парень чем-то напомнил мне Гарри и тот год, что я провел в Хогвартсе в качестве преподавателя. Я еще раз взглянул на юношу, и в моей голове что-то щелкнуло: я его знаю, он был моим студентом!

— Почему ты решил, что мы должны убить тебя? — ответил я вопросом на вопрос, как любил делать Снейп.

— Лучше умереть, чем пойти в Азкабан, — тихо сказал юноша. Он изо всех сил пытался храбриться, в то время как я безуспешно старался вспомнить его имя.

Парень сел на кровати и серьезно посмотрел на меня, словно проверяя, можно ли мне доверять до конца. Я знаком с этой животной повадкой, поэтому смело вернул ему взгляд, стараясь сделать лицо как можно более открытым.

— Те двое, мужчина и женщина, — начал, наконец, парень, — убили мою мать и сестру. Я где-то уже видел их. Они — Пожиратели смерти! — с горечью добавил он, и из его глаз потекли слезы. Он старался не показывать их, отвернулся к стене, но все его тело подрагивало, и мне очень захотелось сказать ему что-нибудь теплое, но все правильные слова, как назло, куда-то провалились. А ведь как я понимал его! Лестренджи забрали самое дорогое, что было у этого юноши, Финнигана, точно так же, как сделали это с Невиллом Лонгботтомом, с Гарри и мной. В общем-то, они получили по заслугам. Я не оправдывал убийство — я отказывался верить в виновность этого мальчика.

— Значит, ты убил их из мести? — почти прошептал я, но получилось только громче.

— Хотел бы! — сквозь зубы процедил парень, со злостью ударяя кулаком о каменную стену кельи. — Только… нет. Я просто хотел спасти свою шкуру. Пожиратели убили бы и меня, если бы я не сделал выпад раньше.

Как все это неправильно. Дети не могут думать о мести, они должны жить верой в светлое будущее, надеждой на исполнение всех самых заветных желаний и страстью к приключениям и новым открытиям. Но как требовать от них этого, если мы, взрослые, провоцируем их, заставляя своими грехами повзрослеть, возмужать раньше времени, если мы сами лишаем их мечты? У Лестрангов не было детей. Им не понять. В сущности, у меня тоже нет детей, зато есть исковерканное взрослыми прошлое…

— Если ты снова станешь волком, сядь поближе к окну и повой на луну… — посоветовал я совершенно серьезно. — Знаешь, помогает.

— Спасибо, профессор Люпин, — и парень чуть улыбнулся мне сквозь все еще текущие слезы.

Почему-то мне вдруг стало неловко, и я поспешил удалиться, забыв даже попрощаться. Почему я не сказал ему, что все будет хорошо? Не знаю.

В общем, в эту ночь я так и не заснул. Как неприкаянный, бродил по дому Сириуса. Поднявшись наверх, посидел с Клювокрылом, поглаживая его по гладким перьям и все думая, думая…

Как-то Снейп сказал мне, что думаю я слишком много, и он, возможно, прав. Я часто мечтаю. Как бы мне хотелось, чтобы не было этого укуса в детстве, Дракучей ивы в школе и постоянных тайн, чтобы Снейп однажды перестал язвить и просто пожал мне руку в знак примирения, а война, эта глупая война, закончилась, исчезла, испарилась… Красиво, не правда ли? Красиво, если всерьез задумываться о несбыточном. А жизнь, она жестокая, она ломает воздушные замки. Стоит мне только заново отстроить фронтон, как рушится крыльцо, стоит украсить залы лепниной, как обваливается потолок, и так до бесконечности. И так надоедает. Иногда хочется потерять память, как это случилось с Локхартом, забыть обо всем и начать жизнь заново, с чистого листа, где-нибудь далеко-далеко от этого мира, жениться, наконец! Только как все туго завязано в этом мире. У оборотня не может быть жены, как, кстати, и у шпиона. Ты попался, Снейп, в те же сети, что и я!

Клювокрыл потерся клювом о мою щеку и ободряюще хрюкнул, но я уже почти спал, привалившись спиной к его мягкому боку.

Я спустился в столовую, когда все уже завтракали.

— Что будем делать с волком? — спросил Артур, едва я появился на пороге.

— Поблагодарим и отпустим, — просто сказал я, и Молли уронила ложку, а Энди поперхнулся.

— Как это — отпустим? — удивленно сказал Наземникус, перестав ковырять в своей тарелке.

— Действительно, Ремус, — Молли встала и, взяв меня за плечи, усадила за стол. — Что-то ты неважно выглядишь. Плохо спал, наверное…

— Я говорил с ним, — упрямо сказал я.

— Значит, это и вправду оборотень? — заворожено спросила Тонкс. Ее всегда все интересует. Порой я не понимаю ее нездорового энтузиазма! И общение с Энди явно не идет ей на пользу — она скоро начнет во всем видеть знаки. Тьфу-тьфу-тьфу!

— Не говори ерунды! — весело перебил ее один из близнецов, накалывая на вилку очередную сосиску, которая исчезла в нем со скоростью света. — Какие оборотни? Полнолуние только завтра!

Он осекся, посмотрев на меня, правда, это произошло скорее от грозного взгляда, которым наградила его Молли. А я улыбнулся: парень отлично соображает, и ему вполне можно вступать в Орден, как, впрочем, и его брату.

— Фред прав, — подтвердил я, — тот, кто сидит в подземелье, вовсе не оборотень, а анимаг, причем очень сильный.

— Значит, ты говорил с ним. Мы знаем, кто это? — Артур, казалось, совсем забыл про свой завтрак.

— Этот парень — Финниган, сын убитой женщины. Он напал на Лестрангов, защищая себя.

— Финниган? Симус? — спросил Джордж.

— Наверное, я не помню его имени, — кивнул я. Ко мне вдруг вернулось хорошее настроение, проснулся аппетит, и жизнь показалась такой милой. Со мной так иногда бывает. Просто вдруг, откуда ни возьмись, нападает радость, такая детская, легкая. С Симусом все будет хорошо, и это главное.

Когда несколько дней спустя я снова появился в гостиной, ко мне подошла Молли с чашкой горячего кофе.

— Ты заслужил отдых, — мягко сказала она, усаживая меня в кресло.

Я сделал глоток и прикрыл глаза. Так хорошо снова стать человеком! Наверху раздался веселый смех Джинни, на лестнице послышался топот множества ног, и вот в гостиной передо мной стоят мои студенты, пусть и бывшие. Гарри уверенно протянул мне руку, улыбаясь как-то очень серьезно, понимающе; Гермиона склонила голову набок и справилась о моем самочувствии; Рон шмыгнул носом и сочувственно посмотрел на мое усталое, небритое лицо; Джинни скромно притихла, будто это не она только что хохотала в голос; а Симус стоял молча. В его глазах светилось доверие и благодарность.

— Вчера был суд, — тихо сказал он, — и меня оправдали. Только знаете, профессор, на душе все равно скверно…

— Ты молодец, Симус, ты сильный человек, — попытался я утешить его, но вышло скомкано и коряво. Я знал, что чувствовал Симус. Я понимал, как тяжело ощущать себя убийцей… В тот момент я был так благодарен Дамблдору, которому удалось оградить меня от преступлений.

Я встал, поставил чашку с недопитым кофе на стол и взял Симуса за плечо:

— Все пройдет, — я старался говорить как можно убедительнее. — Боль притупится, горечь уйдет, рана зарубцуется. Только шрам останется, — я указал пальцем на маленькую полоску на правой щеке Симуса, и он коснулся ее, задумчиво глядя мне в глаза.

— Меня зарегистрировали, так что теперь я анимаг по закону, — на мгновение в его взгляде мелькнула гордость.

— Поздравляю! — горячо сказал я, и был действительно рад за парня.

— Профессор Люпин, — подал голос Гарри, — а я тоже буду учиться на анимага. Я хочу быть, как мой отец или как Сириус!

— Ваше сходство и так поражает, Поттер, куда уж больше! — раздался ядовитый голос Снейпа, который, похоже, уже долго стоял, прислонившись к косяку двери, и только ждал случая, чтобы вставить ремарочку.

Гарри осекся и замолчал, а я прищурился, придумывая достойный ответ, но, конечно, на ум ничего путного не пришло. Снейп усмехнулся своей маленькой победе и произнес тихо, почти нормально:

— Если ты уже допил свой кофе, Люпин, то можешь пройти в столовую на общее собрание Ордена. И так только тебя и ждем, — добавил он в своей излюбленной манере и скрылся за дверью.

Я вздохнул и обнадеживающе улыбнулся ребятам. Жизнь продолжается! Все получится! Никогда нельзя забывать об этом. Ну, в крайнем случае, Снейп напомнит — уж он-то это умеет! Мне вдруг стало невыносимо весело. Захотелось просто набрать в легкие побольше воздуха, засмеяться, попрыгать на одной ноге.

Я подмигнул ребятам и последовал за Снейпом.