Forget Me (Not) (гет)

Май отцветал, отдавая переливающиеся бархатом поля во власть лета. Утреннее солнце окутывало их золотистым туманом, в котором таял далёкий силуэт Лонгборна. Птицы перекрикивались, спеша донести оттуда каждый звук: ворчание мистера Беннета, суетливые восклицание миссис Беннет, едкие ремарки четы Дарси, славословия Коллинза и хлопанье дверей.

Мэри собиралась посвятить это утро музыкальным упражнениям, но в таком шуме играть было решительно невозможно. Поэтому она взяла книгу, которую начала читать накануне, и выбралась в поля.

Хотя сейчас уже стояла тёплая погода, а последний дождь весны посетил Меритон и окрестности больше недели назад, сидеть на траве было ещё холодно. Чтение же стоя или, тем более, на ходу Мэри почитала совершенно безнравственным. Книги — это ключ к размышлениям, а не просто чтиво, чтобы скоротать время, как, например, газеты.

Кроме чтения, для Мэри нашлось одно единственное развлечение — бродить по протоптанной десятками лет дорожке через поле и рощу и смотреть на яркие точки в траве.

Незабудки. Голубые, белые или сиреневые, иногда розоватые. В этом году их высыпало особенно много. Можно набрать букет, и заросли после этого не покажутся никому варварски разграбленными.

Букет Мэри подарит Китти в знак извинений за то, что не участвует сегодня в подготовке к самому важному дню в жизни младшей сестры.

Лидия, Джейн и Элизабет несколько лет назад вышли замуж в течение каких-то пары месяцев. Они жили совершенно по-разному, однако же, несомненно, наслаждались теми благами и чувствами, что даровало им замужество.

Оставшиеся мисс Беннет продолжали жить в Лонгборне, скрашивая одиночество отца и матери, однако Китти теперь тоже собралась покинуть отчий дом.

В Пемберли, куда сёстры ездили в январе, она познакомилась с Джоном Нортоном, священником, который и сделал ей предложение. Она собиралась повторить судьбу Шарлотты Лукас, ныне Коллинз. Выходило похоже, по крайней мере, на взгляд Мэри.

Впрочем, на самом деле не было никакой разницы, был ли мистер Нортон священником или кем-то другим. Главное, Китти наконец перестала волочиться за офицерами и вела себя куда более достойно.

Букет незабудок Мэри ей так и не подарила — в суете не нашлось достойного момента. Цветы были забыты на туалетном столике в комнате Мэри и завяли там, рассыпав среди баночек с косметикой свои голубые лепестки.

Китти уехала, в Лонгборне установилась приличествующая глубокой провинции тишина. Утром её нарушали занятия музыкой, днём — ворчание мистера Беннета или жалобы миссис Беннет. Вечером тишина окутывала каждую комнату в доме.

Лето выцветало, оставляя сухую траву и роняя первые листья. Осень плавными, широкими мазками перекрашивала леса. Незабудки давно отцвели, но Мэри по-прежнему хранила их высушенные лепестки в своём альбоме.

Иметь такой альбом — в плотной картонной обложке, обтянутой шёлком или украшенной аппликацией, — полагалось каждой юной девице. В нём содержались памятные мелочи вроде высушенные цветов, наилучшие пожелания от подруг и друзей или особенно понравившиеся хозяйке выдержки из каких-нибудь книжек.

Подразумевалось, что это будет лирическая поэзия: особенно романтичные пассажи из Шекспира, или строки «Амура и Психеи», или произведения молодого ирландского поэта Томаса Мура. Мэри была выше этого: в её альбоме не нашлось места любовной лирике. Вместо столь почитаемых другими «Je t'aime» или «Ohne dich kann ich nicht sein» Мэри конспектировала Томаса Мора и Якоба Бёме. У последнего ей особенно нравились рассуждения о противоположностях, кои не существуют друг без друга подобно свету и тьме.

За цитатами философов тянулись длинные эссе о сущности их измышлений. Их можно было бы и не писать, но бумага являлась для Мэри единственным собеседником. Больше обсудить идеи было не с кем. В доме читал только отец, но он мнил достойной содержательных бесед одну лишь Элизабет.

Сухие лепестки, однако, навевали именно романтические мысли. Ах, память о его букете! Ах, цветы с поляны, где он декламировал ей сто тридцатый сонет Шекспира!

Нет-нет, что вы! Мэри хранила лепестки незабудок из эмпирического интереса: какого цвета будут они в следующем мае? совпадут ли оттенки с прошлогодними?

Совпали в точности, и в этом заключался прекрасный момент постоянства. По Бёме, в пару к нему должно было найтись нечто… не столь прекрасное или, быть может, даже уродливое.

На взгляд Мэри, под это определение более чем подходил капитан Роуэн. В Меритоне снова был расквартирован какой-то полк, и офицеров вокруг стало чрезмерно много. Генри Роуэн был одним из них.

Он часто приходил в рощу и кружил по поляне с незабудками, словно хотел забрать их, ограбить Мэри.

Капитан Роуэн время от времени беседовал с ней: о погоде, о соседях. Однажды он увидел в руках девушки томик Чосера и не сказал ничего о неподходящей для девиц литературе.

Сэр Генри обсудил с Мэри едва ли не каждую страницу. После Чосера был любимый ею Шекспир, затем — не менее любимый Бёме.

Незабудки давно отцвели, и их прах похоронили под собой золотисто-багровые листья. Лишь несколько цветков остались в альбоме, в развороте со схематично нарисованным профилем Генри — в рисовании тоже было необходимо упражняться.

Листья укрыл пушистый снег. Когда пришла пора, он сам стал живительной влагой для нового поколения незабудок.

Полк покидал Меритон. Генри обещал писать письма — они только-только начали дискуссию о духе «Илиады» и обсудили лишь первые строфы.

С нового места службы капитана Роуэна пришла открытка — адрес, а на обратной стороне — поле, полное цветов под золотым рассветным небом. Голубые, белые, сиреневые, иногда розоватые — незабудки.

Мэри написала в ответ длинное письмо: про незабудки Лонгборна, и про визит старших сестёр, и про «Илиаду», разумеется — это было самым главным.

Ответа не было месяц, два… К Генри отправилось новое письмо. И снова были месяцы молчания… И третье…

Последнее письмо Мэри, с приложенным к нему голубым цветком, вышло неприлично кратким:

«Не забывай меня».

Бумага стерпела эссе о сущности работ Бёме — стерпела бы и это. Однако Мэри не была столь невозмутима. Письмо, едва последняя капля чернил коснулась его, отправилось в камин.

Забудь…