Шесть лунных ночей Фенрира Грейбека (гет)

Он замечает ее почти сразу, как спускается в подвал. Не то чтобы он часто бродил по поместью, но сегодня вышла славная охота, и ему был выдан карт-бланш.

Таких, как правило, очень интересно пугать: едва осознав, кто перед ними — или за их спиной, это еще забавнее, — громко кричат и мечутся из стороны в сторону, как загнанные животные. Эта вот похожа на кролика, такая же белая и с большими удивленными глазами навыкате. И если выйти из тени…

Но девчонка не шарахается и не визжит, только отступает на пару шагов. И, кажется, бормочет что-то не то про наглых, не то про маглов. А может, даже про наглых маглов, Мордред разберет. Его, Фенрира, чуткий слух отчего-то перед этой задачей спасовал. Но если малявка действительно посмела сравнить его с этим, он собственными руками свернет ей шею, и плевать на приказ никого не трогать.

Впрочем, однажды, много-много лун тому назад, все в допросной и впрямь поверили, что он не более, чем магл-оборванец, случайная жертва очередной неумелой политики. Все, кроме одного. Того, кто назвал оборотней «бездушными, злобных существами». Тот глупый, невероятно глупый волшебник в чем-то даже был прав: зверю душа не положена, а злобы хватит на десятерых.

— Ты не злой, ты просто забыл, что значит быть добрым.

Он мог бы сейчас припомнить, что, улизнув из Аврората, выследил того глупца и наведался к нему домой, принеся с собой запах мокрой хвои, комья грязи и трепетно взлелеянную жажду мести. Или прикинуть, сколько магов за все эти годы познакомились с его клыками. Или достать свою палочку и доказать ей, что он не магл. Мог бы, но глядя прямо в ее выпуклые, как будто чуть затуманенные глаза, удивительным образом лишается всей кипящей в нем ярости.

В свой следующий визит он сует сикль в потную, слегка подрагивающую ладонь незнакомого молодого егеря, чтобы тот назвал имена всех пленников поместья.

* * *

— Сидела старуха в Железном Лесу и породила там Фенрира род⁽¹⁾, — малявка, такая же чокнутая, как ее отец, не утруждает себя приветствием.

Он тоже не горит желанием болтать, но невольно хмыкает. Род, как же. Мать умерла так давно, что он вовсе ее не помнит: ни черт лица, ни голоса, ни запаха. А подавляющее большинство обращенных им и слышать ничего не хотят о старом оборотне и, скорее всего, предпочли бы видеть его шкуру, прибитую к дверям Министерства Магии.

Вот у малявки семья есть, пусть и весьма своеобразная. Впрочем, сейчас это скорее минус, чем плюс, ведь привязанности — идеальный способ осадить зарвавшегося. Хотя он, Фенрир, отказывается понимать этого Лавгуда. Он разорвал бы глотку любому, кто посмел даже пальцем тронуть его семью… если бы та у него была, конечно.

Хотя маги вообще странные существа. Одни смиряются и смотрят глазами покорного тупого кролика. Другие сами тащат своих же щенков на убой, вон, хоть на хозяев поместья посмотреть. Третьи же… а, Мерлин с ними, с третьими. И вообще — вон отсюда. Еще не хватало самому себе признаться, что от того, что некого охранять с песьей преданностью, хочется выть.

— Это весьма поучительная история, — раздается ему вслед, — тебе понравится.

* * *

В третий раз он, удивляясь сам от себя, долго мнется на входе в поместье и пытается придумать хоть одно достойное оправдание своему визиту, потому что желание услышать сказку сумасшедшей Лавгуд к таковым явно не относится. Но этой ночью ему везет — поместье почти пусто, и никому нет дела до нелюдимого оборотня, хотя в последнее время ему кажется, что в нем самом гораздо больше от трусливой комнатной псины, чем от матерого зверя.

Потому что ни один уважающий себя матерый зверь не будет, как он сейчас, сидеть на шатком табурете и завороженно слушать про огромного волка, способного разорвать любые цепи, про хитрость ассов и оковы из шума кошачьих шагов и корней гор⁽²⁾, а еще про двух серых братьев⁽³⁾, что вечно гонятся по небу за светилами, но никак не могут их догнать.

Вот и тому Фенриру из странной сказочки он проигрывает по всем пунктам: служит, как пес, хоть и не носит Метку, и, кажется, с щенячьим визгом только что влез в очередную кабалу. Даже любопытно, из чего сделана его цепь.

* * *

До полнолуния остается чуть меньше суток. Зверю, который так жаждет вырваться наружу, отчаянно не нравится подвал, больше напоминающий каменный мешок, и запах затхлости и отчаяния, которым, кажется, пропиталось все вокруг. Но отчего-то он снова возвращается сюда, словно жаждет услышать очередную чушь, на которую способна одна-единственная малявка на свете.

— Вот уж он — волк, но следы сохраняет прежнего вида: та же на нем седина, и прежняя в морде свирепость, — она слегка улыбается, — светятся так же глаза, и лютость в облике та же⁽⁴⁾ …

Малявка не разочаровывает. Он скалится в ответ, так, чтобы были чуть-чуть видны клыки, невольно отмечая, что за время их странного знакомства она еще больше побледнела. Кажется, маги в таких случаях советуют горячий шоколад и больше бывать на свежем воздухе. Но свежий воздух — непозволительная роскошь, если ты пленник, а шоколада у эльфов не допросишься. Потому что они, вот незадача, подчиняются только хозяевам.

У самого Фенрира за душой ни гроша. Даже собственной конуры — и той нет, а потому эльфы ему не полагаются. И вообще запах горячего шоколада раздражает чуткий нос оборотня…

В ту ночь он обещает себе — никаких больше сравнений. Потому что хуже сравнений только сомнения в собственной силе. Но сегодня и только сегодня он готов поставить свою жизнь на то, что удивительная малявка намного сильнее, чем он сам.

* * *

Они видятся снова меньше, чем через неделю. Он доволен собой и недавним рейдом настолько, что не замечает выпачканный кровью рукав куртки, пока Лавгуд не отступает на пару шагов назад, будто впервые осознав, кто сейчас стоит перед ней. Впрочем, может, так оно и есть, кто теперь к боггарту разберет, что творится в голове у этой странной особы.

Будь он обычным магом, он услышал бы запах и убрал кровь одним взмахом палочки. Или вовсе не испачкался бы в ней, предпочтя хорошей драке заклинания. Но он не только маг.

Он хочет сказать, что не причинит ей вреда даже по приказу, но вместо этого заявляет, едва не срываясь в тоскливый вой, что после победы Темного Лорда она будет принадлежать ему одному. И недоуменно крутит башкой, услышав ответ «не в этой жизни».

— Потому что я оборотень? — он практически рычит, делая еще один шаг.

Сейчас он действительно зол. Зол на бездушную злобную тварь, что сидит внутри и щерит зубы на всех и вся, и зол на тех, кто решил, что эта тварь недостойна чувствовать что-то, кроме ярости.

— Нет, потому что так устроен этот мир. Ты ведь не злишься на луну, когда та иногда исчезает с неба.

Через несколько дней из поместья будет совершен дерзкий побег. Сам Фенрир получит пять Круцио, от которых оправится за считанные мгновения и останется наблюдать, как корчатся от второго непростительного такие слабые маги. И наконец перестанет сравнивать себя с теми, кто лишен второй, звериной ипостаси. Вот только малявку это уже не вернет.

* * *

Волк не смыслит своей жизни без трех вещей: разорванной плоти, бега по ночному лесу и луны. Однако сегодня скорость отчего-то не пьянит, а у крови слишком сильный привкус железа. Человеку же просто кажется, что светящийся диск на небе ехидно скалится ему в ответ.

Лобастый зверь, выбравшись наконец на прогалину и не сдерживаясь больше, задирает вверх исполосованную шрамами морду. Он знает, что этой ночью весь мир, полный еле слышных шорохов и хрипов, утонувший в тысяче тончайших запахов, должен принадлежать ему одному. И все же чует, что что-то не так. Человек готов биться об заклад, что в поместье за пару миль отсюда кто-то, подобравшись поближе к огню и вздрогнув, непременно заметит: «Опять воет, тварь!».

Тварь в ответ готова не то сожрать луну, не то подчиниться ей полностью. Человеку, увы, не дано право голоса до самого утра, иначе он давно бы объяснил, что первое невозможно, ведь его имя не Хати⁽⁵⁾, а второе и так уже случилось.

Волк хочет выть — выть долго, на одной ноте, как воют по покойнику. Человек хочет забыть белесые, вечно удивленные глаза навыкате. Оба понимают, что с того рокового мартовского дня в их зверино-человечьей вотчине воцарилось вечное новолуние, что бы там ни сулил календарь.

И все же второй слишком слаб, чтобы противиться первому. Поэтому они не забудут и однажды придут туда, где прячется луна, чтобы убить ее. А пока этого не случилось, да разнесется волчий вой по окрестностям, заставляя все живое цепенеть в ужасе. И пусть весь мир подождет.

1) «Старшая Эдда»

Вернуться к тексту

2) в скандинавской мифологии легенда о пленении Фенрира

Вернуться к тексту

3) в скандинавской мифологии Сколль и Хати, волки, преследующие Солнце и Луну соответственно

Вернуться к тексту

4) Овидий, «Метаморфозы», Книга 1

Вернуться к тексту

5) волк, каждую ночь преследующий Мани (луну), пытаясь его пожрать

Вернуться к тексту