Лицемерная сила любви (джен)

Холодно.

И грустно.

Да, безмерно грустно. Почему-то меня наполняла именно эта эмоция.

Словно толстый ком в груди; ощущение, похожее на то, когда просыпаешься после очень печального сна со слезами на глазах, но что именно приснилось — вспомнить не можешь. Нечто светлое, далёкое, ностальгическое; и безвозвратно утерянное.

Я попытался понять, что меня так расстроило, но безуспешно. В голове присутствовала лишь звенящая пустота, вследствие чего мне в скором времени пришлось переключиться на физические ощущения.

Мне холодно.

В первые мгновения я был уверен, что моё тело заледенело — оно вообще не чувствовалось. Но после попытки хоть как-то пошевелиться до меня дошло, что проблема не в физических ограничениях, а в сильной слабости. Весь организм наполняла усталость. Не простое утомление, а самое настоящее истощение.

Грусть, холод, усталость — именно с них началось возвращение сознания. Разум, такой же вялый, как и все остальные части тела, разочаровывающе медленно сформулировал первую мысль:

«Что со мной?»

Смесь неясности с неприятными ощущениями порождала инстинктивный страх. Несмотря на то, что он довольно эффективно приглушался слабостью, моё сознание уже предпринимало первые попытки бороться с неизвестностью, стремясь думать дальше.

«Кто я?»

Эта простая мысль заставила меня немного растеряться. Потребовалось некоторое время, чтобы прийти к самоосознанию.

«Моё имя — Льюис Абберли».

Льюис Абберли. Стоило безмолвно произнести собственное имя, как во мне всколыхнулось целое море воспоминаний. Взамен окружающей пустоте, на меня хлынула огромная волна из всевозможных образов и картин, смешивающихся в неразборчивый поток информации. Изображения появлялись и исчезали, сменяясь прежде, чем я успевал осмыслить увиденное. Яркие краски, звуки, ощущения, эмоции — их было так много.

Слишком много.

Неприятно много.

Болезненно много.

Я испугался, понимая, что под таким напором очень скоро впаду обратно в беспамятство. В панике у меня возникла идея попытаться силой воли оттолкнуть хаотичный поток, удержать его на дистанции, абстрагироваться. Что, к удивлению, получилось сделать. Теперь эти осколки воспоминаний были словно покрыты мутной плёнкой — более смазанные и менее чёткие; тусклее и сноснее. Они не перестали мелькать, но зато теперь мне удавалось концентрироваться на каком-то одном из них. Стремясь получить более полный ответ на свой последний вопрос, я начал искать воспоминания, которые могли бы охарактеризовать мою личность.

Когда человеку задают вопрос «кто ты?», он обычно в первую очередь думает о своём имени и профессии.

Поэтому следующим, на что были обращены мои мысли, являлось:

«Чем я занимаюсь в жизни?»

Мутная плёнка, отгораживающая воспоминания, дрогнула под усилившимся давлением. В тот же момент у меня в голове возникло два равнозначных факта, две аксиомы, в истинности которых я был интуитивно уверен точно так же как и в том, что трава зелёная, а вода мокрая.

«Я — студент».

«Я — волшебник».

Чувство растерянности вновь вернулось. Я ощутил, как внутри вспыхнуло противоречие. Одна часть меня хотела воскликнуть: «волшебников не существует!», но вторая часть возмущённо отвечала: «я ведь существую!».

«А я действительно существую?»

Эта неожиданная мысль напугала. До этого момента мне ещё не приходилось ставить под сомнение факт, что я есть. Факт, который прежде казался столь очевидным. Однако сейчас, в информационном вакууме, внутри меня всё перевернулось в отчаянном желании найти что-нибудь, что могло бы доказать моё существование.

В панике я рванул на себя первые попавшиеся воспоминания, отчаянно впиваясь в них и пытаясь найти хоть что-то, от чего можно было бы отталкиваться.

Поток ощущений вновь нахлынул.

Я сижу в кресле. Спиной чувствую, какое оно мягкое. Моя левая рука опирается на жёсткий подлокотник. Правая рука держит книгу. Я нервным жестом поглаживаю старую, шероховатую обложку, на которой извилистым почерком выведено «Anima et magica». «Душа и магия». Я ощущаю тревогу, смешанную с предвкушением.

Напротив меня, в таком же кресле, сидит пожилой человек. Мой отец. У него усталое, морщинистое лицо, некогда тёмные волосы давно стали седыми.

Я крепче сжимаю книгу пальцами, пытаясь подавить волнение.

— Здесь написано, что человек считается окончательно мёртвым только в том случае, если его душа ушла за Грань, — я стараюсь, чтобы мой голос звучал ровно. — Но что будет с душой, если она вернётся из-за Грани?

Я выжидающе смотрю на отца, внимательно следя за его эмоциями. Он хмурится, несколько секунд глядит на меня в ответ, потом прикрывает глаза и глубоко вздыхает.

— Душа не может вернуться из-за Грани.

Его ответ звучит сухо, что заставляет меня слегка поёрзать в кресле. Я ощущаю лёгкое раздражение.

— Да, но, — осторожно подбираю слова, — чисто гипотетически, если вдруг это произойдёт, можно ли будет эту душу…

— Нет, — он резко обрывает меня. — Никаких «если вдруг». Душа не может вернуться из-за Грани. Попадая туда, она перестаёт существовать в привычном смысле. Изменить её обратно невозможно.

Я плотно сжимаю губы и опускаю взгляд в пол. Разглядываю пёстрый, дорогой (всё же скорее старый, нежели старинный) ковёр. Изнутри меня поглощает липкое, неприятное чувство — разочарование.

Слышу, как отец снова вздыхает.

— Льюис, — он произносит моё имя, и в этот раз его голос звучит намного мягче. — Я тоже изучал эту тему. Поверь, ты не сможешь найти удовлетворяющий тебя метод.

Я ничего не отвечаю. Но осознание того, что кто-то ощущает ту же грусть, заставляет меня перестать цепляться за клубившуюся внутри тоску. В момент, когда отец наклоняется вперёд и своей тёплой ладонью накрывает мою руку, я чувствую…

Я не помнил, что чувствовал.

Подобно треснувшему льду, воспоминание начало распадаться на сотни мелких частей. Меня вышвырнуло обратно в водоворот из мыслей и чувств. Всё происходило слишком неожиданно и чересчур быстро, от перегрузки информацией мутило. В попытках вернуть контроль над ситуацией мне снова пришлось прятаться за спасительной плёнкой. Но сомнения в собственном существовании продолжали тревожить моё сознание, мешая сосредоточиться. Поэтому вместо того, чтобы отделить себя от беспорядочного потока воспоминаний, я вновь вцепился в одно из них.

Передо мной возникла новая сцена, на этот раз более короткая.

Я валяюсь на кровати. Она такая тёплая и удобная, что мне хочется просто заснуть. Но я знаю, что сейчас нельзя. Рядом со мной лежит тетрадь, освещаемая светом лампы, стоящей на прикроватной тумбочке. При её виде на меня ещё сильнее накатывает усталость, но я мотаю головой и пытаюсь сосредоточиться. Я взглядом пробегаю по раскрытой странице, с сожалением отмечая, что скоро нужно будет купить новую тетрадку, так как эта почти закончилась. Слева, в самом верху, моим неровным почерком выведен заголовок темы прошлого урока: «Философы XVII века». Сразу под темой идёт список из имён: «Франсиско Суарес, Фрэнсис Бэкон, Себастьян Искьердо, Галилео Галилей, Мулла Садра, Рене Декарт…»

Дойдя до Рене Декарта, я останавливаюсь и переношу своё внимание на цитату, написанную рядом с его именем.

«Cogito, ergo sum»

«Я мыслю, значит я существую»

Я существую.

«Я существую!»

Это радостное осознание помогло мне вырваться из воспоминания, наполняя всё моё существо каплями долгожданного облегчения. Конечно, слова некоего Декарта не стоит воспринимать как непреложную истину, но мне было просто необходимо найти хоть какой-нибудь фундамент. Страх перед происходящим слегка отступил, позволяя действовать более уверенно. Я, сконцентрировавшись, вновь закрыл себя мутной плёнкой.

Теперь всё начало выглядеть намного легче. После нескольких попыток стал понятен принцип, по которому можно было работать с воспоминаниями: сначала надо сформулировать чёткую мысль или представить яркий образ, а после этого твоё сознание само, с помощью ассоциаций, выбирает наиболее подходящую по содержанию сцену. С каждым разом этот процесс выходил всё естественнее. Таким образом, кусочек за кусочком, я потихоньку начал собирать воедино свою личность.

Довольно быстро оказалась заметна главная странность: все имеющиеся воспоминания будто бы относились к двум разным людям. Нет, в каждой из сцен я всегда был самим собой, и меня всегда звали Льюисом Абберли. Но при этом некоторые события, случившиеся в жизни «первого меня», просто не могли происходить со «вторым мной».

Первый Льюис вместе с родителями жил на окраине крупного города. После окончания старшей школы он перебрался поближе к центру и поступил в технологический ВУЗ. Второй Льюис жил вместе со своим отцом. Семья Абберли была довольно древним и могущественным родом тёмных магов, но от её величия мало чего осталось. Жизнь Льюиса-волшебника состояла из частых переездов из страны в страну, а всё образование было получено от нанятых учителей.

После переваривания большого количества сведений у меня начала болеть голова.

«Головная боль кажется чем-то привычным… — отстранённо подумалось мне. — О, я чувствую свою голову… Ах да, что со мной произошло? Где я?»

Желание узнать ответ на этот вопрос вспыхнуло с новой силой. Я отвлёкся от размышлений и стал внимательнее прислушиваться к чувствам своего тела. Боль в голове, жжение где-то внутри и тяжесть грудной клетки, давящей на лёгкие. Конечности по-прежнему не ощущались — видимо, они сильно затекли вследствие длительного бездействия или неудобной позы. Тем не менее меня радовал тот факт, что осязание потихоньку возвращается.

«Попробую подождать ещё и тогда, возможно, смогу открыть глаза. И всё же, интересно, где я нахожусь? В одном из семейных особняков? Или у себя на кровати в общежитии? Хотя, учитывая моё состояние, я должен быть в больнице. В обычной или волшебной? Или отец сразу вызвал целителей на дом?..»

Эти мысли были грубо прерваны неожиданной встряской. Резкая боль пронзила всё моё тело, попутно помогая вывести мышцы из онемения. Непроизвольный тихий стон (или хрип?) слетел с моих губ. Холодный каменный пол, на который я только что рухнул, впивался в кожу.

Лихорадочные попытки открыть глаза ни к чему не привели, веки были слишком тяжёлыми. Кажется, все мои силы сейчас уходили на то, чтобы отгонять боль и продолжать дышать. Через несколько минут гул панических мыслей в голове немного поутих, и я обнаружил, что способен слышать окружающие звуки. Не с первого раза, но у меня вышло смутно различить звон металла, скрип чего-то, стук шагов и несколько голосов.

«Голоса… Люди…»

Неожиданно пришло осознание, что рядом со мной находятся ровно два человека. Я не мог их видеть и с трудом их слышал, но, тем не менее, каким-то неизвестным мне способом я мог ощущать их присутствие.

«Ох, точно… Кажется, это одна из особенностей моей магии…» — воспоминаний о том, как именно она работала, пока ещё не было — но тело уверенно действовало на инстинктах.

Голоса говорили быстро, перебивая друг друга и резко меняя интонацию, что делало очень трудным уловить суть разговора.

— …поступил приказ … исполнение… — голос первого человека слегка дрожал, показывая его то ли взволнованность, то ли нерешительность.

— …беспрецедентно! … это не объясняет … никогда раньше … выжить!.. — в тоне второго явно слышалось возбуждение.

Ко мне закралась тревожная мысль, что эти двое вполне могли быть причастными к моему нынешнему разбитому состоянию. Чувство небезопасности заставило меня опять попробовать пошевелиться. Не вышло — кажется, моё тело уже исчерпало всю свою энергию. Оставшиеся силы исчезали, таяли с каждой секундой, и я с ужасом обнаружил, что меня вновь начинает сковывать холодом.

«Нельзя забываться! — мысли отчаянно заметались. — Только не сейчас!..»

Мои чувства притуплялись, воспоминания стремились выйти из-под контроля и поглотить меня. В какой-то момент я уже было подумал, что сейчас в очередной раз утону в темноте собственного сознания, как вдруг мне неожиданно помогли остаться на плаву — резким пинком под рёбра. Боль вновь спровоцировала выброс адреналина, а благодаря неприятному саднящему ощущению в боку чувствительность моего тела слегка улучшилась. Этого оказалось достаточно для того, чтобы я, прилагая неимоверные усилия, смог пошевелить кончиками пальцев левой руки.

Судя по резко ускорившейся интонации говоривших, мои жалкие попытки двигаться не остались незамеченными.

— …стоит поторопиться? … согласно приговору, он должен … должны ли мы повторить?..

Теперь было немного проще различать слова, но легче от этого не становилось. Жёсткий тон говоривших намекал на то, что эти двое были настроены ко мне не очень дружелюбно.

— …требует проведения расследования! … после такого!..

— …но как же приказ? … особую ситуацию … протокол…

Я вслушивался в разговор, пытаясь узнать больше информации о собственном положении.

— … ты сейчас об этом думаешь?! … до этого … эти твари … живучесть…

— Успокойся, я понял … нельзя, чтобы вышло за эти стены слишком рано … общественность…

— … его дело и так уже … изучить … никто не станет возражать, если…

— …не нам решать … доложить Скримджеру, но да, случай требует исследования … ответственность … опросить дементоров…

Дементоры.

После этого слова в моей голове что-то щёлкнуло, и дальше я уже не слушал.

Дементоры.

Дементоры.

Дементоры.

Воспоминания накатили холодной волной.

Пустой коридор. Мне страшно. Вокруг тихо. Слишком тихо. Передо мной находится дверь в гостиную. Мне страшно. Я уже знаю, что увижу, когда открою её. Но я всё равно дрожащей рукой берусь за дверную ручку. Мне страшно. В звенящей тишине скрип петель кажется до ужаса громким. Мне открывается вид на гостиную. Камин ещё не догорел. Страшно. В центре помещения стоит она. Её напряжённая рука сжимает палочку. А в нескольких шагах от неё…

«Нет!» — я отчаянно попытался выбросить эту сцену у себя из головы, забыть её, затолкать подальше, стереть. Но её место тут же заняла новая.

Я нахожусь в центре широкого зала. Мне страшно. Я не понимаю, что происходит. Вокруг много людей. Они что-то говорят. И все смотрят на меня. Мне страшно. Их взгляды холодные и презрительные. Я не хочу, чтобы на меня глядели. Хочу убежать, спрятаться. Но не могу. Кандалы плотно обхватывают мои запястья. Страшно. Я слышу стук деревянного молотка.

«Нет!»

Как бы я ни сопротивлялся, воспоминания последних нескольких месяцев продолжали всплывать, ярко отпечатываясь в моём сознании.

«Нет! Нет! Нет! Нет!»

Я спиной упираюсь в каменную стену. Мне страшно. Чувствую, как моё тело медленно остывает. Холод приближается. Мне страшно. Я знаю, что они скоро будут здесь. Но я не могу уйти — стальная решётка не позволит. Страшно. Гляжу на то, как пол передо мной покрывается инеем. Они рядом. Безумно страшно.

«Нет-Нет-Нет-Нет-Нет-Нет-Нет-Нет-Нет-Нет-Нет-Нет-Нет-Нет-Нет-Нет!..»

Холод вновь начал заволакивать моё сознание и тянуть во тьму. В этот раз мне даже не пришло в голову сопротивляться — спасительное забвение было принято с благодарностью. Хотелось оказаться подальше от этого места, подальше от своей жизни, подальше от себя самого. После того, что раскрыли мне мои воспоминания, я бы предпочёл навсегда остаться в блаженной темноте. Даже если бы для этого пришлось перестать существовать.

Меня зовут Льюис Бензель Абберли. Мне двадцать. Я нахожусь в мире волшебников, описанном в фэнтезийной книге Джоан Роулинг «Гарри Поттер». Прошло несколько лет с моего переезда в Британию, где я был признан виновным в убийстве бывшего министра магии Миллисенты Багнолд и приговорён к казни через поцелуй дементора. И этот приговор был приведён в исполнение несколько часов назад. Но я, к сожалению, не умер.