Долгий побег из Равен Брукс (джен)

Когда Квентин развернулся и тихо позвал его, сердце Аарона потопили противоречивые эмоции. С одной стороны, ему было очень страшно. С другой — ну это же был его отец! Да, иногда он был непредсказуемым и агрессивным, но он никогда не подымал на него руку. Даже тогда, когда Мия… Аарон прерывисто выдохнул и осторожно, пригибаясь, побрёл в сторону Квентина. Журналист выглядел вполне дружелюбно, может, потом удастся доказать ему, что Теодор не хотел зла? Просто он запутался и болел, его разум был слишком помутнён, чтобы принимать рациональные решения.

Аарон взял Квентина за руку, и они направились было к выходу, когда сзади раздалось злобное бурчание. Аарон резко обернулся. Отец брёл к ним, слегка подволакивая свою недолеченную ногу, и его зелёные глаза горели ненавистью. Он рычал буквально по-тигриному, скрючив пальцы, как когти, и медленно, но решительно пёр на Квентина, вздыбившись, будто и правда был каким-то диким зверем, а не человеком.

Аарону стало очень не по себе. Отец выглядел как тот, кто готов был пойти на убийство. До сих пор он сдерживался. Даже несмотря на все слухи, которые распускала про него семья погибшей на карусели девочки, Теодор не хотел той смерти. Но сейчас он явно жаждал схватить Квентина за шею и придушить. Это было… нехорошо…

Аарон сделал несколько нерешительных шагов к выходу, доверяя потной от волнения ладони Квентина. В глазах отца на мгновение промелькнула целая гамма эмоций — от неуверенности и удивления до страха и обиды. Он замер на мгновение, и это мгновение вдруг оказалось роковым.

Старая развалина в виде чучела огромной металлической вороны, до сих пор мирно висевшая под потолком, вдруг заскрипела и с ужасным скрежетом упала вниз. Теодор вскрикнул, когда тяжёлая конструкция придавила его к полу. Во все стороны полетела вонючая многолетняя пыль, пахнущая кожей, пеплом и старыми тканями.

Аарон прижал руку ко рту, с ужасом глядя на отца. На одно страшное мгновение ему показалось, что отца задавило насмерть. Но вскоре Теодор слабо зашевелился под контрукцией, и сердце, остановившееся было, тотчас пустилось вскачь. Отец потеряно огляделся, поймал его ошарашенный взгляд и протянул ладонь, будто просил о помощи — что, конечно, вряд ли, ведь он был слишком гордым, чтобы просить о помощи кого-либо.

Аарон посмотрел на Квентина и всхлипнул. Ему очень хотелось уйти из этого места, которое навевало не самые позитивные мысли, но бросить отца он не мог. Осторожно выдернув руку из ладони Квентина, он бросился к Теодору и осторожно коснулся его плеча. Отец слабо пошевелился и положил ладонь ему на колено, будто пытался обнять. После смерти Мии они часто обнимались. Каждому было важно знать, что рядом есть кто-то родной.

Аарон вскочил и, пыхтя, попытался приподнять клюв вороны, чтобы отец смог выползти из западни. Теодор слегка зашипел, когда ребристые металлические перья проехались по его спине, оставляя кровавые царапины на коже, и тоже напряг мышцы, пытаясь приподнять оставшееся тело ужасной вороны. И почему эти птицы не могли оставить их семью в покое?

* * *

Квентин не знал, как ему до сих пор удавалось сохранять самообладание и ясность ума. События последних дней невероятно измотали его непривыкшее к таким экстремальным перемещениям тело. Падения с крыш, царапины от осколков разбитых стекол, ожоги на пальцах, бессонные ночи… Всё это ещё долго будет беспокоить мужчину, напоминая о самых ужасных моментах его жизни. Но всё это меркло и бледнело от ощущения липкого страха, заставляющего колени подгибаться, а сердце бешено биться об несчастную грудную клетку. К слову, Квентин был уверен, что именно это чувство и помогло ему дожить до этой минуты.

Тяжелая массивная дверь со скрипом отворилась. Это их шанс! Шанс убежать, спастись из западни обезумевшего Питерсона!

Тихонько подозвав к себе бедного, уже тоже порядком измученного и уставшего ребёнка, Квентин поспешил вперёд, как вдруг услышал за спиной громкое, угрожающее рычание. Кажется, они уже проходили это буквально пару часов назад, когда разъяренный «сосед» (Квентин слышал подобное обращение к мистеру Питерсону, когда опрашивал местных жителей) застал его рядом с похищенным мальчиком. Правда, в этот раз рычание мужчины отчего-то было в разы страшнее, вынуждая кожу покрыться мурашками, а спину — холодным потом. Покрепче сжав ладонь ребёнка, Квентин поспешил на выход. Ему вдруг очень захотелось зажмуриться и оказаться где-нибудь далеко-далеко отсюда, лишь бы весь этот кошмар закончился. Но что-то подсказывало мужчине, что всё будет не так просто.

Им всё равно не сбежать. Мистер Питерсон был безумным и куда более быстрым. Он легко догонит их и убьёт. Просто придушит, как котят.

«Нужно бежать вниз, там полицейский участок. Будем звать на помощь. Мы успеем, спасёмся», — размышляла рациональная, взрослая часть сознания журналиста, отгоняя панические мысли.

Послышался шорох половиц. Мистер Питерсон уже направлялся в их сторону, как никогда напоминая дикого хищника. Квентин ускорился было, как раздавшийся вдруг сзади оглушающе громкий шелест чего-то металлического вынудил мужчину инстинктивно обернуться к источнику шума. Это оказалось огромное чучело вороны, внезапно обрушившееся на голову замершему было соседу. Тот вскрикнул, рванул было вперёд, но металлическая туша птицы оказалась для него неподъёмной. На миг Квентину даже показалось, что она задавила его насмерть, но Питерсон по-прежнему оставался в сознании. Это был их шанс! Покрепче ухватив подрагивающую, холодную ладошку спасённого мальчика, Квентин хотел было поскорее покинуть это ужасное место, но тот ему не позволил, упрямо застыв на пороге.

«Шокирован происходящим», — взволнованно догадался журналист. Нужно было как-то приободрить ребёнка, показать, что всё хорошо и сейчас им нужно было не медлить, а спасаться. Но всё, что мужчина успел сделать, так как это ободряюще сжать чужое плечо. После чего мальчик вырвался из его рук и рванул в сторону пленённого Питерсона.

Квентин ещё никогда не чувствовал себя таким потерянным. Где-то глубоко внутри в нём боролись странные, противоречивые чувства искреннего непонимания, страха и небольшой толики обиды, за этот проклятый музей, который просто никак не мог отпустить своих непрошенных гостей. И сейчас, молча наблюдая за попытками найденного пацана поднять чучело, мужчина искренне не понимал, что ему делать. Мальчик явно обладал добрым сердцем, раз решился помогать своему пленителю. Или всё-таки дело в нездоровой привязанности? Её вроде бы называли стокгольмский синдром.

Взгляд мужчины метнулся к лежащему под металлической вороной человеку. Мистер Питерсон явно выглядел плохо. Казалось, он даже стал бледнее, чем обычно. Взгляд соседа был расфокусированным, таким, будто бы он сейчас потеряет сознание. На миг мужчины встретились взглядами, и Квентин готов был поклясться, что, несмотря на плачевное положение соседа, он по-прежнему видел в них лишь отчаянную смесь ненависти, недоверия и дикого желания сражаться. Глаза журналиста машинально метнулись к лицу ребёнка и тут же встретились с его молящими, влажными глазами, напрочь выбившими все другие мысли из его головы.

В следующую минуту Квентин уже пыхтел и вздыхал, пытаясь совладать с неподъёмным металлическим телом и сдвинуть его на нужное расстояние. Спустя, казалось бы, целую сотню попыток тяжёлая конструкция поддалась давлению и скатилась чуть в сторону.

* * *

Аарон воспрял, почувствовав, как сдвинулась тяжеленная конструкция, и активнее заработал руками. Пыхтя, как ёж, он напрягал все свои мышцы, чтобы приподнять ворону ещё выше и позволить отцу выбраться без лишних травм. Рядом пыхтел Квентин, и Аарон был невероятно ему благодарен, ведь, по факту, журналист вовсе не обязан был им помогать. Более того, логичнее ему бы вызвать полицию и сообщить, что разыскиваемый ими киднеппер найден.

Питерсон-старший старался не двигаться, чтобы не причинять себе излишнюю боль. Перед его глазами всё плыло. Сказывалась не только потеря крови, но и сильный удар, пришлёпнувший его к полу тяжёлой конструкцией. В голове шумело, и Теодор боялся, что потеряет сознание, оставив сына с этим… человеком. А вдруг журналист помогает защитникам леса?

Ворона приподнялась ещё выше, и Теодор, прерывисто дыша от боли, выполз из-под металлической груды, волоча за собой ноги. Позвоночник, вроде, был цел, но по спине всё-равно расползлась сильная пульсирующая боль, на время обездвижив мужчину. Кто знает, возможно, это и спасло Квентина, ведь ярость всё ещё руководила Теодором, заставляя сдавленно шипеть сквозь зубы.

Аарон опустился перед ним на корточки и осторожно коснулся рукой, словно опасался своей сентиментальности. Питерсон-старший тотчас изменился в лице и прижался оным к ноге сына. Его мутило, сознание то дымилось, то возвращалось, но он не показывал этого, чтобы не дать Квентину застать их врасплох.

Пожалуй, будь Квентин чуточку черствей, он тут же бы выскочил из здания за помощью. Возможно, постарался бы увести мальчика за собой. Но что-то подсказывало мужчине, что тот бы так просто не бросил раненного Питерсона, а тащить его насильно он был не смог — мешала природная мягкость и доброта. Оставлять ребёнка одного с пусть хоть и раненым, но всё равно ещё полным сюрпризов соседом тоже не хотелось. Питерсон явно был ранен и достаточно слаб, чтобы дать достойный отпор. Иначе бы давно уже растер его, Квентина, в порошок. Это знание слегка вселило уверенности в сердце журналиста, осторожно присевшего на корточки рядом с Теодором и аккуратно коснувшегося порезов на его спине.

Теодор встрепенулся, почувствовав мимолётное касание. Боль в спине зажглась с новой силой. Звонко зарычав, он оторвался от Аарона и, скрючив пальцы, рванул к лицу Квентина, собираясь вцепиться в него со всей известной ему яростью. Рядом вскрикнул Аарон и, Теодор почувствовал, как горячее тело сына навалилось на него, выбив из грудины весь дух. Сдавленно захрипев, он попытался вывернуться, но перед глазами резко потемнело, и он упал лицом в пол.

Аарон страшно испугался, когда Питерсон-старший бросился на Квентина. Не думая ни о чём, он упал на отца сверху, и постарался не дать ему достать до журналиста. Однако, в пылу помощи новому знакомому, он абсолютно забыл о ранах отца и вспомнил лишь тогда, когда Питерсон, захрипев, упал и перестал двигаться.

— Отец! — не выдержав, закричал Аарон, чувствуя холодный пот, текущий по спине. Ему казалось, что его вопли услышал весь Рейвен Брукс, но на самом деле его пересохшее от страха и обезвоживания горло издало лишь хриплый, едва слышный шепот, похожий на воронье карканье.

Упав на колени рядом с отцом, он приподнял его голову и слегка потормошил, пытаясь привести в чувство и напрочь забыв о стоящем рядом Квентине, чьё дыхание тормошило его волосы на затылке.

«Отец?!» — поражённо повторил Квентин. Вопросов в голове появилось ещё больше, но сейчас явно не было времени предаваться размышлениям. Питерсон нуждался в экстренной помощи, а разобраться в происходящем они смогут, когда раны будут нейтрализованы.

С трудом поднявшись на дрожащие от недавно пережитого страха ноги, журналист аккуратно коснулся плеча рядом сидящего мальчика и, напустив в свой голос уверенности, негромко произнес:

— Твоему отцу нужна помощь. С ним всё будет хорошо, но сначала нам нужно полечить его раны.

Аарон, всхлипывая, поднял голову и уставился на него тусклыми карими глазами, не понимая, чего от него хотят. Лишь спустя минуту в его взгляде появилось что-то, напоминающее понимание, и он заторможенно кивнул. Осторожно опустив голову отца на пол, он встал и огляделся, пытаясь понять, что именно использовать для транспортировки. Питерсон-старший был дородным мужчиной и слишком тяжёлым для ребёнка и тщедушного взрослого, которого недавно душили и кидали по всему музею. А спальня находилась на втором этаже, куда так просто не попадёшь.

Аарон обошёл холл, стараясь держать Квентина в поле своего зрения. Конечно, он выглядел очень добрым, но всё же стоило помнить, что в Рейвен Брукс все лгали друг другу. Недалеко от входа в маленький коридор Аарон обнаружил носилки — кажется, в них рабочие, которые должны были производить реставрацию музея, переносили всякий строительный мусор. Пыхтя, он взял эти носилки и подтащил к вороне.

В то время, как мальчик отправился на поиски чего-нибудь, чтобы могло помочь в транспортировке его отца, Квентин остался рядом с потерявшим сознанием Питерсоном. Проведя быстрый осмотр, ибо знаний в области медицины у журналиста было немного, мужчина оценил состояние соседа как довольно стабильное, без травм, не совместимых с жизнью, и это радовало. Слегка перевернув тяжёлого Теодора на бок, а затем на спину, чтобы облегчить ему дыхание и себе работу в виде затаскивания этого тела на носилки, которые заботливо подтащил найденный мальчик, Квентин принялся аккуратно, стараясь не задевать раны на спине и плечах Питерсона, перетаскивать его на нужную платформу. К счастью, с помощью сына Питерсона сделать это им всё-таки удалось.

Как они добирались до спальни, заслуживало целой комической (или трагической, тут как уж посмотреть) пьесы. Наверное, после такого относительно небольшого по расстоянию приключения, ранений у Питерсона добавилось в два раза больше. По крайней мере, роняли его раз восемь, не меньше. Когда дотащить свой тяжёлый, но дорогой груз всё-таки удалось, и Квентин, и Аарон сами свалились без сил на кровать и какое-то время валялись в ней, восстанавливая дыхание и силы.

Первым пришёл в себя Аарон. Ну а что? Его-то не били. Разве что недоедал немного, да был в постоянной меланхолии из-за сестры, но в целым, был вполне себе здоровым. Неуклюже перевалившись через живот, он уставился на отца. Тот пока выглядел мирно, всё ещё находясь без сознания, но Аарон знал, что это ненадолго.

Нахмурившись, он покачал головой. Ему это не нравилось, но выбора не было. Если отец проснётся и обнаружит рядом Квентина, он просто-напросто убьёт его. Значит, надо было обездвижить отца, временно, пока они всё не выяснят. Подумав об этом, Аарон встал и принялся искать что-то, чем можно было связать отца и не принести ему дополнительных мучений.

Почувствовав, как рядом зашевелился мальчик, Квентин тут приоткрыл глаза и перевел на него взгляд. Проследя за его действиями, он подумал о том, что тот ищет что-то, чем можно было бы стереть кровь и обвязать раны отцу.

«Неплохо бы сначала его связать», — нехотя подумал мужчина, бросив быстрый взгляд в сторону старшего Питерсона.

Достав из сумки бутылочку воды, Квентин неуверенно осмотрелся в поисках каких-то тряпок. Кажется, в шкафу он находил что-то похожее. После быстрого поиска довольный журналист извлёк из ближайшего шкафчика несколько наволочек грязного цвета. Они выглядели несколько старыми и давно неиспользованными, поэтому мужчина справедливо рассудил, что Питерсон вряд ли расстроится из-за их порчи.

Усевшись на край кровати, Квентин принялся осторожными, мягкими движениями расстёгивать рубашку на груди мужчины.

— Тебя зовут Аарон? — в свою очередь мягко поинтересовался журналист у мальчика, чтобы слегка приободрить его.

Аарон, который уже забыл о Квентине, замер, услышав голос за спиной. Сердце, успокоившееся было, забилось с новой силой, а ко рту подступила тошнота. Медленно обернувшись, Аарон посмотрел на журналиста взглядом лани и неуверенно кивнул.

Приблизившись к отцу, он с трудом перевернул его на живот — Питерсон при этом глухо застонал во сне — и начал обматывать одну из рук, заранее обмотав запястье тканью, чтобы отец не растёр его, пытаясь выбраться. А то, что он будет рваться, было ожидаемо со стопроцентной вероятностью.

«Так, наверное, будет лучше», — проследив за действиями мальчика, понятливо подумал Квентин и ободряюще улыбнулся ему, поймав испуганный взгляд.

Чтобы не давить на Аарона, мужчина решил пока не заваливать ребёнка вопросами и заняться лечением старшего Питерсона. Бедный мальчик и так столько всего натерпелся! Заголив рубашку на чужой спине, Квентин быстро осмотрел её, выискивая наиболее проблемные места. Затем смочил тряпочку и принялся аккуратно стирать кровавые следы, несмотря на всё произошедшее стараясь делать это максимально мягко и безболезненно. Такая уж была у него натура, не способная принести кому-то боль. Даже тому, кто недавно так отчаянно пытался его задушить.

«Раз мистер Питерсон отец Аарона, то может ли быть такое, что он подобным образом пытался защитить своего ребёнка?» — мысленно предположил мужчина, параллельно разрезая ткань ножницами и перебинтовывая Теодора поперёк туловища. Закончив с этим, Квентин переложил соседа в более комфортную позу и ещё раз ободряюще улыбнулся Аарону.

— Ну вот. Ему теперь нужно только выспаться, и он будет в порядке, — добавил на всякий случай он.

Аарон недоуменно посмотрел на него.

— Но… он и так в порядке… — пробормотал он, нервно комкая остатки верёвки. — Только… поцарапался немного… Он четыре дня не спал, почему-то…

— Да, конечно, он в порядке, — спокойно произнёс Квентин, не давая мальчику шанса почувствовать себя неуверенно. — Просто, — мужчина невольно вспомнил приключения последних дней и нервно сглотнул, — устал. Ты… эм… голоден? — поинтересовался он, подметив, что Аарон довольно худ.

Аарон прислушался к своим ощущениям.

— Э-э-э… да… — сипло произнёс он неуверенно.

В последний раз они ели с отцом где-то вчера утром. Еды в музее, естественно, не было, и Питерсон-старший рисковал, делая набеги на местную пекарню. К сожалению, там не продавали ничего питательней булочек, а самый близкий продуктовый магазин был в двух кварталах от музея, и Теодор не рисковал светиться на улице так далеко. Так что пища их состояла, по большей мере, из чёрствых булочек и лепёшек, которые Теодор таскал через заднюю дверь пекарни. Да и они были не частными, так как Теодору не всегда получалось достать еду — иногда пекарша была настороже, замечая недостаток продуктов.

— Хорошо. Я тоже, — улыбнувшись, признался Квентин и слегка похлопал себя по карманам, выискивая засунутый туда ранее батончик. Найдя оный, мужчина тут же протянул ему мальчику. — Держи. Сейчас найдём что-нибудь посъестнее.

Аарон взял предложенную вещицу и повертел её в руках. По запаху это было что-то ягодно-шоколадное, а вот по виду напоминало что-то менее съедобное. Слегка повертев головой, он спрятал батончик в карман и выжидающе посмотрел на Квентина с чуть более расслабленным видом.

— Пойдём на кухню? Когда я открывал комнаты, то обнаружил за одной из закрытых кухню. Кажется, там была еда, — поделился Квентин. Поправив съезжавшие с носа очки, он поднялся на ноги и вопросительно глянул в сторону Аарона. Оставлять его наедине с мистером Питерсоном он не хотел. Ну и пусть он был его отцом. Ну и пусть он был привязан. Рисковать не хотелось.

— Кухня? Здесь есть кухня? — впервые за долгое время Аарон расслабился настолько, чтобы проявлять любопытство.

В музее оба Питерсона старались особо не светиться. Теодор так и не открыл ни одну из запертых комнат, боясь, что на них стояли датчики, которые могли рассекретить их местоположение. Хорошо ещё, что камер внутри здания не было. Была одна снаружи, у крыльца — Теодор научился сбегать из музея, не попадая в поле её зрения. В основном оба Питерсона шатались по первому этажу. Благо, тот был открыт почти полностью. Иногда, когда Теодор начинал параноить, он закрывал сына на чердаке, в защищённом закутке возле пуленепробиваемого окна. Как показала практика, даже такая перестраховка не спасала от неожиданностей. Хорошо хоть Квентин, вроде, оказался порядочным.

— Похоже на то, — заметив, что мальчик немного расслабился, с готовностью продолжил диалог журналист. — Видимо, кто-то уже останавливался здесь. — Про найденные на втором этаже сектантские закоулки мужчина решил тактично промолчать. Он не знал, как отреагирует на это Аарон, поэтому был максимально осторожен. — Или там отдыхал смотритель музея.

Аарон пожал плечами, безбоязненно направляясь следом за журналистом. У двери он кинул обеспокоенный взгляд на отца, но тот перешёл из обморока в просто крепкий безмятежный сон — видимо, перевязанные раны перестали болеть, а сна давно не было.

— Отец сказал, что смотритель музея умер пять лет назад, — бесхитростно заметил он. — Вы думаете, там осталось что-то съедобное?

«Оу… Видимо, с покушать всё-таки нужно будет повременить», — рассеянно подумал Квентин, но в лице не поменялся, по-прежнему бодро шагая в нужном направлении. О причинах своих действий он старался не задумываться.

Равен Брукс показал, что лишь с виду является мирным маленьким городишкой, поэтому стоило бы быть осторожным и не торопиться с решениями. Побыть с Питерсонами, убедиться в ситуации и уж только потом принять соответствующие решения. Сейчас же Квентин не собирался думать ни о чём другом, кроме как накормить голодного мальчика, себя и, возможно, Теодора, когда тот проснется. Это была новая задача номер один.

— Найдём. Если что, я знаю, где можно взять ещё, — ответил журналист Аарону, добродушно подмигнув ему через плечо.

На кухне, на удивление, было довольно уютно и чисто. Через занавешенное тонкой тюлью окно поступало достаточно света, чтобы не создавалось ощущение мрачного и замкнутого пространства. А прохладный предутренний ветерок, попадаемый в помещение сквозь приоткрытую форточку, лишь усиливал приятные ощущения, помогая какому-то напряжению в теле слегка отступить.

Пошарившись в тумбочках, Квентин всё-таки сумел отыскать в них банку древней тушёнки, сливового варенья, не распакованную пачку макарон и чайный пакетик, который, после небольшого осмотра, был всё-таки отправлен в мусорное ведро. Нашлись так же пару листьев мяты и какого-то неизвестного Квентину растения. Они были подвешены за верёвочку над потолком. Пожалуй, найденного было вполне достаточно, чтобы перекусить троим. Но этого было явно мало для длительного проживания, поэтому, как бы не хотелось, вылазку всё-таки придётся сделать.

Поставив на плиту чайник, а также кастрюлю с водой, Квентин вновь обратился к мальчику:

— Как ты относишься к макаронам с тушёнкой на завтрак?

Аарон пожал плечами.

— Хорошо, если это можно есть, — произнёс он. Последний год отучил его от капризности и избирательности в еде. «Ешь, что дают», — таков был девиз мальчика, чья жизнь круто изменилась после той неудачной игры с сестрой.

Аарон зашёл на кухню с некоторой осторожностью и первым делом, задрав голову, осмотрел все углы. Отец говорил, что здесь могли оставить камеры или другие приборы, которые захватывают движение. Но, насколько Аарон мог судить, ничего такого на кухне выставлено не было. Видимо, помещение не обладало какими-то особенными тайнами, чтобы следить за ним.

Заглянув в шкафчик, Аарон увидел дохлых тараканов и, поморщившись, закрыл дверцу. Эта кухня, хоть и выглядела получше, чем остальные пыльные уголки музея, никак не могла соперничать с кухней в доме семьи Питерсонов. Эх, дом… Когда-то он его увидит?

Аарон грустно вздохнул, но тотчас помотал головой, не желая предаваться унынию. Он приоткрыл окно, стараясь не задевать тюль, и жадно глотнул свежего воздуха. Хотелось выглянуть на улицу, но это было слишком опасно, так как началось утро, а рядом была пекарня, которую по утрам часто посещали местные горожане.

Продолжая готовку, Квентин не забывал бросать мимолётные, изучающие взгляды на младшего Питерсона. Несмотря на странное отношение его отца, журналист не увидел на мальчике следов побоев или других издевательств. Выглядел Аарон подавленным, но не слишком зашуганным, не как человек, подвергающийся постоянному насилию. Возможно, мистер Питерсон не обижал его.

В одной из баночек на верхней полке обнаружился сушёный лук, а также соль. Она была слегка влажноватой от времени, но, в целом, пока ещё съедобной. Рядом нашёлся сахар и ещё пара неизвестных журналисту специй. Решив не рисковать и не трогать их, мужчина спустился на пол, чтобы продолжить заваривание чая. Квентину хотелось бы поговорить с Аароном, но он не знал, как можно было бы начать диалог, не ранив детскую нежную психику.

— Ты любишь пончики? — так и не придумав безопасную тему, решил пойти по уже проверенному пути мужчина, высыпая макарошки в кастрюлю и помешивая их большой ложкой.

Аарон вздрогнул и отшатнулся от окна. Но этот громкий голос, на самом деле, принадлежал Квентину, который, внимая своим журналистским навыкам, перешёл к расспросам.

— Пончики? — мальчик усмехнулся. — Миссис Вигор печёт хорошие пончики. Отец часто ворует их через заднюю дверь. Вы же не будете осуждать его за это? — нахмурившись, поинтересовался он, подумав, что воровство, по идее, не относилось к тому, что должен был делать хороший родитель. — Отец раньше так не делал. Но нам нужна была еда. А пончики вкусные, хоть и не особо полезные. Мы ели их с черемшой — здесь, на заднем дворе, весной росло пару кустиков.

— Это хорошо, — рассеянно пробормотал Квентин. Но, спохватившись, сбивчиво пояснил: — Я имел ввиду, что… Ну… Вам же нужно было есть. Хорошо, что твой отец заботился о тебе. Ауч! — поторопившись, мужчина чуть обжёгся об чугунный бочок чайника. Ох уж эта природная неуклюжесть! Потряся обожжённой ладонью, Квентин всё-таки совладал с чайником и сумел заварить листья мяты, впуская в престарелый запах кухни частичного бодрящего свежего мятного аромата.

Аарон принюхался.

— Что это пахнет? — настороженно произнёс он. На чай — или что там готовил Квентин? — это было мало похоже. Видно, какие-то травы. — Вы уверены, что эти травы можно пить? Пахнет не по-чайному…

— Думаю, это будет вкусно, — улыбнувшись от реакции мальчика, уверенно произнёс Квентин.

Слив воду с макарошек, он добавил в них немножко подсолнечного масла, найденного рядом с плитой, высыпал всё в большую чашку и вылил сверху тушёнку, банку с которой ему удалось открыть лишь после третьего консервного ножа и пяти ложек. Позже оказалось, что надо было открывать баночку за специальную железную ручку. Но Квентин не огорчился, ведь главное — результат.

Сделав ещё и мятного чаю, Квентин установил всё на небольшом кухонном столике и предложил Аарону присоединиться к трапезе:

— Угощайся, дружок! Приятного аппетита.

Аарон отказываться не стал. Запах еды был сильным и перекрыл странный травяной аромат, а желудок давно просил чего-то менее сахарного, чем пончики и булочки миссис Вигор. Он жадно вгрызся в макароны — видимо, Квентин недоварил их. Но это было неважно. Всё равно это была самая вкусная еда из тех, которые Аарон пробовал за последний год (на самом деле, Питерсон-старший готовил ещё хуже).

— Спасибо, — вспомнив правила приличия из той, нормальной, жизни, невнятно произнёс он с полным ртом еды. — Фкусно.

Мальчик с такой жадностью накинулся на еду, что у бедного журналиста невольно защемило сердце от жалости к этому маленькому, несчастному ребёнку.

«Бедняжка! — мысленно сокрушался Квентин, не решаясь пока говорить что-то вслух. — Наверное, он часто голодает. Нужно бы принести ему чего-нибудь вкусного».

Уже мысленно в голове прорисовывая план, Квентин добродушно улыбнулся ребенку и кивнул, отвечая на его вежливость взаимностью.

Аарон съел ещё немного и отодвинулся, чтобы с непривычки не слечь с коликами.

— Отцу, наверное, придётся насильно засовывать, — с сожалением признал он. — Он не станет есть вашу еду добровольно, простите. Слишком подозрительный.

На ум сразу пришёл Ник с его кексиками. Миссис Ротт испекла их тогда, давным-давно, когда Мия была ещё жива, и отослала сына отнести подарок соседям — был какой-то праздник. Мистер Питерсон тогда повёл себя как настоящая свинья — наорал на Ника и выставил его за дверь, за что Ник, обладавший довольно взрывным характером, снова постучал в дверь и запулил кексом прямо Теодору в лицо, когда тот открыл.

Вспомнив это, Аарон невольно усмехнулся с улыбкой. Отец тогда ещё долго носился по дому, кипя от негодования и слизывая с усов остатки кекса, а они с Мией давились от сдерживаемого хохота, схоронившись за перилами ведущей на второй этаж лестницы.

— Что ж, если нужно будет… — слегка растерянно, такого ещё делать на его журналисткой практике не приходилось, отозвался Квентин. — Нужно бы проверить его — не поднялась ли температура. Если хочешь, подожди здесь. Попей чайку…

Аарон вздрогнул. Точно!

— У него был жар вчера, — пробормотал он. — Кто-то повесил ведро с краской у гаража, и его залило. А в душе, как назло, не было горячей воды. Отец смыл краску, а после горел всю ночь. Это было страшно.

Он встал и закрыл остатки еды другой тарелкой, чтобы не сели мухи — те ещё летали, пользуясь тёплыми осенними деньками. Квентин же вновь почувствовал уже привычное чувство вины. Видимо, его с виду безобидный трюк с банкой был всё-таки не очень удачным. Поднявшись на ноги, мужчина прихватил со стола найденный перочинный ножик. Поймав недоверчивый взгляд Аарона, пояснил:

— Если снова нужно будет разрезать одеяло.

Аарон невольно напрягся, когда Квентин взял нож. В тщедушных руках маленького журналиста он не выглядел особенно угрожающим, но мальчик всё равно чувствовал себя неуверенно.

— Если отец увидит вас с этим предметом, он сломает кровать, но доберётся до вас, — предупредил он, невольно делая шаг назад, когда Квентин пошевелился. — Он очень недоверчив к тем, кто держит рядом с ним что-то острое.

— Оу, тогда я не буду показывать ему это, — улыбнулся Квентин. — Ты говорил, что у него был жар? Стоило бы проверить температуру. Кажется, я видел аптечку где-то в музее… — большие глаза журналиста ещё раз пробежались по помещению в попытках вспомнить все обнаруженные ранее предметы.

— Аптечка? — переспросил Аарон, чуть склонив голову набок. — Отец держит её возле камина. Там, на полке, чуть сбоку. Правда, не уверен, что там есть ещё один градусник. Один мы разбили…

«Горе ты моё луковое!» — сочувствующе чуть качнул головой Квентин, ободряюще улыбнувшись мальчику.

— Ладно, хорошо. Сейчас посмотрим, — проговорил он и направился в указанном направлении. — У вас тут прохладно… Ты себя хорошо чувствуешь? — заботливо поинтересовался мужчина, решив аккуратно узнать самочувствие бедного ребёнка.

— После подвала здесь самое то, — рассеянно заметил Аарон, следуя за ним чуть в отдалении.

На улице особенно громко каркнула ворона, и он сжался, настороженно посмотрев в сторону окна. Подойдя к нему, Аарон выглянул через штору, не задевая её, но ничего подозрительного не заметил.

— А сами-то вы как? — поинтересовался Аарон, вспомнив, как отец таранил Квентином все вертикальные и горизонтальные поверхности.

— Бодрячком! — довольно позитивненько для человека с ноющей шеей и спиной подметил Квентин. — Недаром говорят, что журналисты неубиваемы и непотопляемы… Кхм. Ты обычно спишь там, наверху? — осторожно поинтересовался мужчина, когда они вместе с Аароном проходили рядом с лестницей, ведущей на чердак.

Аарон удивлённо посмотрел наверх, будто впервые видел эту комнату с камерой.

— Нет, — фыркнул он. — Это же специальная камера для хранения драгоценностей. Там, хоть и есть койка, спать неудобно. Мы с отцом спали там, где он сейчас. А наверху я бываю тогда, когда отец отлучается. Ну, или когда веду себя плохо.

«Страхи мистера Питерсона наверняка связаны с той сектой. Возможно, они угрожают ему или его сыну», — мысленно подытожил Квентин после тщательного анализа полученной от Аарона информации. Что ж, это уже кое-что объясняло. Но, к сожалению, чем дальше шло расследование, тем запутаннее оно казалось.

— А вот и аптечка! — жизнерадостно объявил Квентин, как только они с Аароном добрались до нужного места. Градусника предсказуемо не оказалось, но зато обнаружилось несколько пачек обезболивающего, блистер снотворного, какие-то древние микстуры от кашля с истекшим сроком годности, бинты, несколько коробочек лейкопластыря. Настоящей находкой оказалось лекарство от простуды и гриппа, скромно притаившееся под всем богатством аптечки.

Поместив лечебный коробок подмышку, Квентин направился в сторону своего «больного», бросив Аарону позитивное:

— Отлично! Здесь как раз есть всё, что нужно.

— Я наберу воды, — предложил Аарон. — Он всегда много пьёт. Раньше он пил пиво, но после мамы… — Аарон слегка сбился, но продолжил почти невозмутимо. — Я схожу на кухню, а то он скоро, наверное, проснётся, а у него горло сухое.

«Ещё бы, столько орать!» — невольно подумал Аарон, вспомнив рычание отца. Да уж, сегодня он настрадался вдоволь!

— Ладно, давай, — негромко проговорил Квентин и, ободряюще коснувшись плеча мальчика, отправился в комнату к его отцу. Профессиональная компетенция требовала узнать ответы на вопросы любой ценой, но личный опыт и мягкий характер никак не позволяли этого сделать, поэтому мужчина временно отступился. «Разнюхать» всё еще наступит время.